Сборник статей - Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты
«Французский театр в Москве [и]
Комеди Франсе имеют честь
представить в субботу 10 октября 1812 г.
Первое представление
«Оглушенные, или живой труп»
(”Des étourdis ou le mort vivant”),
комедию в трех актах на стихи
г-на Андре
После первого представления -
«От недоверия и злобы»
(”De défiance et Malice”),
комедия в 1 акте в стихах.»
Перечислялись имена актеров, занятых в спектаклях, указывались цены на билеты. Далее:
«В воскресенье 11 октября – «Открытая война, или Хитрость против хитрости» (’’Guerre ouvertre ou Ruse conte (так в тексте. – В. З.) Ruse“), комедия в 3-х актах. Затем – «Деревенский пройдоха» (’’L’Empromtu de campagne”), комедия в 1 акте.
Во вторник, 13-го – «Рассеянный» (”Le Distrait”), комедия в 5 актах, на стихи Регнара, сопровождаемая русским танцем.
В главном фойе театра предлагаются прохладительные напитки».
Домерг, со слов своей жены и других московских французов, остававшихся в городе во время оккупации, дал такую, достаточно «демократическую» картину происходившего: «Не было ни входных билетов, ни кассы, устраиваемой, как обыкновенно делается, вне театра. Продажа билетов производилась в галерее, рядом с залою, где шли представления. Герцог Тревизский (маршал А. Э. К. Ж. Мортье. – В. З.) постоянно, входя в театр, клал на стол кассы горсть пятифранковых монет и рублей. Простые офицеры платили также щедро и никогда не требовали сдачи; даже солдаты не пользовались обычным правом платить половинную цену и бросали в кассу больше, чем следовало бы за целое место».
Оркестр был набран, в основном, из полковых музыкантов. Кроме них в оркестровой яме оказалось двое русских: первый скрипач-солист московского театра Поляков и виолончелист Татаринов.
Остались воспоминания об этих спектаклях. «Зала была вся освещена, и актеры были хороши. Среди зрителей было несколько хорошеньких женщин, все они, как думается, были женами офицеров. Стойки фойе были заняты гренадерами императорской гвардии, которые были в рубашках с закатанными рукавами и в белых фартуках, предлагая освежительные напитки, за которые они брали очень дорого», – писал французский офицер Комб. Был в восхищении от того, что увидел в доме Познякова, и польский граф майор П. Дунин-Стжижевский, исполнявший должность начальника штаба легкой кавалерийской дивизии 5-го армейского корпуса. 12 октября он писал жене в Варшаву: «Я здесь был на спектакле; это французская комедия. Сыграна актерами очень сносно в частном доме, где устроен общественный театр, так как большой театр сгорел. Ты не можешь себе представить нескольких огромных салонов, которые мы прошли, чтобы попасть в театр. Я был в восхищении от того, что видел. Один салон, я думаю, больший, чем у тебя, был наполовину заполнен самыми прекрасными цветами».
Всего, как утверждает Боссе, было дано 11 спектаклей. Помимо спектаклей 25 сентября, 10, 11 и 13 октября, известно, что 27 сентября (все по новому стилю) давали «Рассеянного», 30 сентября – «Трех султанш» и русский танец в исполнении мадемуазель Ламираль. Кроме того, актриса Фюзиль утверждает, что 19 октября Ламираль играла в «Любовницах Протея» и на 20-е было объявлено о «Глухом». Но это маловероятно. Во-первых, потому, что выступление армии было объявлено 18-го, а 19-го утром армия уже выступила. Во-вторых, по понедельникам (19-го октября был как раз понедельник) спектаклей не давали. Поэтому считаем, что Фюзиль играла в «Любовницах Протея» в воскресенье 18-го октября.
Известно, что помимо упомянутых выше спектаклей были также сыграны «Фигаро», «Притворная неверность», «Стряпчий-посредник», «Проказы в тюрьме», «Сид и Заира». Не исключено, что сыграли также пьесу г-жи Бюрсе «Остров старух». Домерг, правда, опять-таки с чужих слов, упоминает также пьесы «Любовные безрассудства», «Мартон и Фронтен» и «Игрок».
Несколько раз сестры Ламираль исполняли дивертисмент, состоявший из русских танцев. «Это были настоящие русские танцы, – пишет Боссе, – но не такие, которые исполняют в Парижской опере, а те, которые танцуют в России. Вся прелесть этой пантомимы заключается главным образом в игре плеч, головы и всего тела». Однако, вопреки мнению Боссе, русские танцы на сцене выгоревшей Москвы восхитили не всех. Пейрюсс, один из чиновников, увидел явное несоответствие исполнявшихся на сцене танцев тогдашним обстоятельствам: «Мы смогли собрать несколько французских актеров, находящихся в изгнании. Его величество ассигновал 12000 франков на первое время. Мы уже были на двух спектаклях, которые мы нашли хорошими, за исключением катильона, который выглядел похоронным».
Значительная доля скепсиса по поводу затеи Наполеона развлечь армию спектаклями в Москве проскальзывает и в письме Бернара, генерального расчетчика Великой армии, в письме 15 октября, отправленном Ф. М. П. Руйе Ла Буйери, генеральному коронному казначею: «Ну вот, дорогой месье де Буйери, спустя месяц я стал жителем Московии, и вы видите из моего предшествующего письма и бюллетеней, что в этом городе я почитай уже целых 35 дней. Несмотря на французский спектакль, который я, правда, еще не видел, но о котором любители говорят как о чуде, я вас уверяю, что пребывание здесь не слишком веселое».
Был ли хотя бы раз на этих спектаклях император? Актриса Фюзиль, чьи воспоминания впервые были изданы уже в 1814 году, описала один такой случай. При этом главным объектом внимания Наполеона, по ее словам, стал ранее неизвестный рыцарский романс немецкого композитора Фишера, который она исполняла в пьесе «Открытая война».
Но, по-видимому, Фюзиль все же лукавила. Все иные свидетельства (Пейрюсса, Боссе, Домерга) говорят, что император на спектаклях в доме Познякова ни разу не был. Боссе нашел для Наполеона «развлечение, более подходящее его вкусам». «Среди иностранцев, проживающих уже несколько лет в Москве, которые избегли несчастья, принесенного нашествием и пожаром, – писал префект двора, – я открыл превосходного певца, синьора Тарквинио, который уже несколько лет как имел громадное имя в Италии, где он выступал в операх известного Крешентини; он жил в Москве уже два года и давал уроки пения прелестным москвичкам. Г-жа Бюрсе указала мне великолепного аккомпаниатора г-на Мартиньи, сына Винченце Мартиньи, знаменитого композитора… Эти два таланта вместе дали мне возможность доставить некоторое развлечение Наполеону среди его тяжелых трудов».
Как я уже говорил, Наполеон, организовав театр в Москве, стремился создать впечатление – у своей армии, у русских и у Европы – что намерен обосноваться в Москве надолго. 1 октября пасынок Наполеона вице-король Италии, командир 4-го армейского корпуса Е. Богарне писал жене: «Император собирается доставить актеров из Парижа; от меня он потребовал певцов из Милана…» «Обсуждается вопрос о приезде актеров из Парижа; так что похоже, что обоснуемся в Москве», – написал 3 октября Пейрюсс. Богарне был более осведомлен и проницателен, чем Пейрюсс. «Есть серьезная надежда, – сообщал он 9 октября жене, – что дела устроятся этой зимой. Мы многое делаем для того, чтобы остаться… Таким образом, не пугайся, когда узнаешь, что приедут актеры, чтобы дать спектакли, и т. д., все это убеждает больше русских в том, что мы их не покинем так быстро, как они думают, и тогда пусть они это сделают со своей стороны».
Спектакли в позняковском театре шли вплоть до самого выступления Наполеона из Москвы. Хотя в городе еще оставался гарнизон Мортье, а император продолжал заявлять о готовности возвратиться в Москву в любой момент, французским актерам стало ясно – надо срочно уезжать. Все боялись, и не без оснований, мести со стороны русских. Но и отъезд вместе с отступавшей французской армией обернулся для многих из них гибелью. Известна судьба лишь некоторых. Актриса мадам Бертель покинула Москву с двумя детьми, будучи беременной третьим. Один ребенок потерялся в суматохе возле Вязьмы, другой умер в дороге от истощения. Сама она была убита штыком часового при попытке пройти в Смоленск, так как был отдан приказ не пускать в город отставших солдат и гражданских лиц.
Фюзиль, преодолев тяжелейшие препятствия, узнав в декабре 1812 года в Вильно о смерти сына и спасая от верной гибели маленького чужого ребенка, все же смогла добраться до Франции.
Жена Домерга, покинув Москву с маленьким ребенком, претерпела многие несчастья, тяжело заболела и лишилась рассудка, но ей удалось выжить. В 1815 году в Вильно ее отыскал муж.
Руководительница труппы Аврора Бюрсе показала во время отступления, как пишет ее брат, весь «свой поэтический энтузиазм». Когда фургон, в котором она ехала, начали по приказу императора жечь, она бросилась к солдатам, умоляя их вытащить из огня… рукопись ее пьесы.
Занятной оказалась судьба кастрата Тарквинио, услаждавшего слух императора. Он попал в руки казаков. «Приятность лица, серебристый голос и округлость форм» заставили их принять его за переодетую женщину. Между казаками началась драка за обладание столь сладостным трофеем. Победитель усадил Тарквинио на лошадь и с любезностями препроводил до Вильно. Здесь одна из французских актрис и увидела его, окруженного «попечением и уважением башкир». Домерг уверяет, что «каждый вечер на дороге или на биваках Тарквинио услаждал своим мелодическим пением досуг казаков, которые иногда присоединяли грубые свои голоса к великолепному сопрано…»
