Гордон Чайлд - Расцвет и падение древних цивилизаций. Далекое прошлое человечества
Тем временем христианство обзавелось священниками, Священной книгой и теологией. Первые ученики и их непосредственные сторонники не нуждались в организации, тщательном ритуале или философском определении их веры, они ежечасно ожидали Мессию. Однако когда они уяснили, что второе пришествие задерживается, то стало необходимым соответствующим образом это обосновать.
Отцам Церкви пришлось предусмотреть организацию встреч братьев, ритуалы поклонения и обращения в веру. Сам рост церкви и, кроме того, давление преследователей сделали создание организации необходимостью. Церковь создала свою иерархию, смоделировав имперскую административную систему.
Воспоминания о жизни и высказывания Иисуса Христа начали записывать достаточно рано. Собранные, отредактированные и соединенные с сочинениями, приписываемыми апостолам, они составили канон, к которому прикрепили большую часть египетских скрижалей. Так христианские миссионеры вооружились Священной книгой, чтобы противостоять тем писаниям, что имелись у иудеев, сторонников зороастризма и орфизма.
Чтобы защитить и объяснить свою веру имперским чиновникам и среднему классу, Отцам Церкви пришлось сформулировать аналитические термины, объясняющие эмоциональное содержание религиозного опыта. Опираясь на принимаемые ими классические и восточные доктрины, они были вынуждены использовать терминологию греческой философии и логики Аристотеля. Сложность толкования истин неизбежно порождала противоречия, которые могли разделять церковь на секты, приверженцев каждой из них объявляли еретиками по мере того, как давление преследователей ослабевало. В то же самое время в христианское вероучение включили ряд догм, четко отделивших его и от иудаизма и от неоплатонизма. Фактически, в христианском вероучении переплелись научная мифология иудейской книги Бытие (написанной на основе шумерских (отработанных вавилонянами) легенд, созданных за 2500 лет и более до нее. Книга Бытие писалась на основе впечатлений от «вавилонского плена» 586–539 гг. до н. э.), греческая наука, в том виде, как ее изложил Аристотель, и даже геоцентрическая астрономия Гиппарха.
Точно так же христианская обрядность обогатилась заимствованиями из церемониала древних мистических культов и деталей одеяний правителей-жрецов, а святые, мученики или монашествующие имели аналогии с местными героями и неолитической богиней-матерью.
Набожность и моральные нормы, подразумеваемые в учении Христа, как и во всякой другой доктрине спасения, поддерживались системой санкций. Если христианство, как религия любви, подавляла все другие, стимулируя добродетель, то в описаниях адских мучений, удерживающих от зла, она следовала за египетской, зороастрийской, орфийской и буддийской верами.
Наконец, вместе с их надеждами и страхами, направленными на приближающееся Царство Божие и загробную жизнь, первые христиане поддерживали существующий социальный порядок, хотя он и противоречил положениям их религии. В раю не было различий между рабами и свободными, а в мире людей рабство являлось установленным институтом, где раб был обязан подчиниться своему господину.
Тем не менее христианская концепция братства людей и его постулат «Возлюби ближнего как самого себя» обеспечивали более сильную моральную мотивацию, чем преданность племени или полису, философия стоиков или римский закон.
На какое-то время новая религия, как и старые культы, делала жизнь значимой для масс, которым реалии империи и плоды натурфилософии не предлагали в этой жизни никаких перспектив. Христианство распространилось, однако, и среди среднего и верхнего класса.
Умножение и украшение городов и описанная нами активность торговли создавали впечатление невероятного преуспевания. Однако империя не сняла противоречия эллинистической экономики. Рим не предложил никаких новых производительных сил и не расширил использование тех, что уже были доступны в эллинистическое время. Радикально не изменилась и структура промышленности. «Шаг от мастерской до фабрики и машины как основного средства производства не был сделан».
Без сомнения, величина производственной единицы изменилась. Так, например, керамическое производство в Арреции (совр. Ареццо) в Тоскане было организовано практически так же, как и то же самое производство в Афинах пятью столетиями ранее. Лишь в двух из 25 действовавших там между 25 годом до н. э. и 25 годом н. э. гончарных мастерских работало от 10 до 14 мастеров, «подписывавших» свои изделия, а в остальных — не более шести мастеров.
Самое большое предприятие, на котором за пятьдесят лет продали вазы, подписанные 58 мастерами, должно было иметь не менее сотни рабов, занятых на операциях, требовавших меньшей квалификации. Точно так же происходило и в текстильном производстве, мы читали, что даже в Помпеях в мастерской работало всего лишь 25 ткачей.
Увеличение числа работающих по найму в связи с укреплением производств тем не менее вовсе не влекло за собой большую специализацию, чем в классических Афинах или Коринфе, и по-прежнему не применялась какая-либо механизация. Так, в частности, водяные мельницы едва ли были более распространены в I столетии н. э., чем в предшествовавшее столетие.
Унаследованные от республики «аристократические» традиции мешали вложениям капитала в производство. По закону сенатору запрещалось заниматься торговлей. Даже более, чем в классической Греции, единственно «достойными» занятиями для него считались «сельское хозяйство и в меньшей степени коммерция», а производство было уделом вольнонаемных работников и других лиц «низкого» происхождения, располагавших сравнительно небольшими средствами.
Новые богатые стремились вкладывать средства в землю, как вольноотпущенник Тримальхион в известном произведении Петрония «Сатирикон». Составив состояние на мореплавании и ростовщичестве во времена Нерона, он начал скупать поместья и хозяйства. В лучшем случае подобный «капиталист» мог покупать рабов для производителей, владельцев мастерских, но он не мог бы заниматься тем, что экономисты назовут предпринимательской деятельностью, поскольку ее вполне могли осуществлять наемные работники.
Так, нам удалось обнаружить в Помпеях сорок небольших пекарен с мельницами, как и та, что описана выше, и около двадцати суконных мастерских, обеспечивавших потребности 30 тысяч жителей их небольшого города. Точно так же и керамическое производство в Лезуа на юге Франции, занявшем после 70 года место Арреция в обеспечении рынка запада империи, совершенно точно состояло из восьми «фирм», известных по своим торговым маркам.
Действительное увеличение богатства, отмечаемое в первые годы империи, оказалось результатом внешней экспансии цивилизации и прекращения изнурительной гражданской войны. Однако «экспансия городской цивилизации являлась системой эксплуатации, организовавшей ресурсы новых завоеванных земель и концентрировавшей их в руках меньшинства — капиталистов и деловых людей».
Иначе говоря, рынок товаров расширился, но не вглубь. «Покупательная способность основной массы представителей низших классов продолжала оставаться низкой. Покупатели товаров относительно высокого качества происходили из среднего и верхнего классов и армии», как и в эллинистические времена.
На земле положение крестьян не улучшилось, а в старых провинциях, возможно, и ухудшилось. Так, например, в Египте Тиберий подавил волнения, отменив право на убежище в храмах. В кельтских землях, таких как Британия, местные жители вели тот же нищенский образ жизни и обрабатывали землю такими же неэффективными способами, как и раньше, до их захвата Римской империей.
В промышленности вознаграждение ремесленников и работников физического труда уменьшалось за счет использования труда рабов, хотя привлекавшиеся рабы вовсе не вытесняли рабочих по найму. Из упомянутых в римских документах I и II веков 27 процентов работников являлись свободнорожденными, 66 процентов свободными (вольноотпущенниками — освобожденными рабами) и только 7 процентов — рабами. В остальной части Италии соотношение оказывалось следующим — соответственно 46, 52 и 2 процента.
Конечно, рабы меньше, чем другие, удостаивались чести посмертных памятников или места в религиозных собраниях. Об этом говорят надписи, о них уже шла речь. Так что цифры не дают точных данных о нанятом населении. Тем не менее даже на кирпичной кладке проставлены имена 22 свободнорожденных наряду с 52 рабами и 22 нанятыми неопределенного положения.
В гончарных мастерских в Арреции до 25 года н. э. из 132 работавших 123 были рабами. Однако в керамическом производстве Галлии и земель у Рейна не отмечено подобное использование рабов. В надписи из Дижона плотники, кузнецы и другие ремесленники называются «зависящими» («клиентами»), но вовсе не рабами.
