Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России
Но удача в очередной раз оказалась на стороне Александра II. По чисто техническим причинам, о чем впоследствии напишет Милютин, порядок прохода поездов был изменен. Протокол движения императорского кортежа предполагал, что в первом составе должна была ехать свита императора, а он сам — во втором составе. Тем не менее в этот ноябрьский день некое происшествие помешало составу, перевозящему свиту, отправиться вовремя, и первым вышел поезд с императором, который был преисполнен нетерпения. Будучи прекрасно осведомлена о штатном движении поездов, Софья Перовская, которая должна была подать сигнал о необходимости приведения взрывного устройства в действие, со спокойным сердцем пропустила первый состав и только полчаса спустя, завидев второй приближающийся поезд, подняла руку, став очевидцем того, как поезд в результате подрыва двух вагонов сошел с рельсов, и внутренне возрадовалась: тирану пришел конец!
Однако ее постигло скорое разочарование. Взрыв даже не привел к жертвам, пострадал только багаж. Император был спасен благодаря собственному нетерпению. Действительно, узнав о необходимости ждать устранения неполадки, вызвавшей неисправность другого поезда, и будучи раздражен этой непредвиденной задержкой, Александр отдал приказ о досрочном отправлении.
Еще один раз Александр II возблагодарил Бога. Однако у него были все основания для того, чтобы задаться вопросом об эффективности принятых на тот момент мер безопасности. В самом деле — вагон, на который была проведена атака и который сошел с рельсов, был четвертым по счету, и именно в нем должен был ехать император, хотя из предосторожности он никогда не называл номер вагона, т. е. эта информация держалась в секрете. Покушение доказывало неэффективность мер секретности, принятых для обеспечения безопасности императора: заговорщикам были в мельчайших подробностях известны планы перемещения императора. Следовательно, у террористов были свои люди в самом сердце полицейского ведомства.
Точность сведений, имевшихся в распоряжении террористов, очевидным образом подчеркивала слабую информированность жандармского управления: последовательная подготовка трех покушений на железной дороге доказывала это как нельзя лучше. Человек, задержанный с динамитом в Одессе, оказался Гольденбергом — тем самым, который незадолго до этого изъявлял желание участвовать в покушении Соловьева. Он получил задание забрать взрывчатку, которая оставалась после несостоявшегося покушения в Одессе, но попал в руки жандармов. Он мог бы выдать конкретные сведения о планах террористов. Конечно, он сделал это в момент задержания, когда они уже утратили актуальность, но вместе с тем он не сообщил ничего такого, что действительно могло бы быть использовано для уничтожения организации, к которой он принадлежал.
Александру II стало также известно, что нигилисты находили поддержку во Франции. Гартман, вместе в Софьей Перовской принимавший участие в подготовке покушения в Александровске, после срыва покушения направился прямиком во французскую столицу. Горчаков, узнав об этом, потребовал у французского правительства экстрадировать этого человека и выдать России. Ответом стала развернувшаяся во французской прессе кампания, в которой приняли участие крупные фигуры из числа российских эмигрантов — Плеханов, Лавров, оказавшиеся на стороне Виктора Гюго и вместе с ним выступившие против «имперского террора». Более того, французская полиция была осведомлена о действиях близких к Лаврову эмигрантов, которые занимались изготовлением взрывчатых веществ в одном из домов, расположенных на улице Шату. Однако российский министр иностранных дел был вынужден констатировать, что Франция ответила отказом на его требование. Симпатии французов были на стороне нигилистов. В архивах российского политического сыска (Третьего отделения) содержится один крайне занятный документ, подписанный Татариновым — российским дипломатом, находившимся тогда в Париже, — и описывающий конкретные формы, в которых нигилистам во Франции была предоставлена помощь. Автор записки писал следующее:
«Мы получили предупреждения о том разрушительном влиянии, которое оказывает на всю Европу и на нас в особенности тот неугасающий очаг радикализма, который сложился во Франции.
Эти предупреждения исходили со стороны нигилизма, который с удвоенной дерзостью и активностью приступил к делу укрепления республиканского порядка во Франции […]
Достаточно внимательно почитать наиболее авторитетные французские газеты, чтобы не осталось никаких сомнений в наличии сговора между поджигателями этих настроений и махинациями нигилистов в России, социалистов в Германии и анархистов всех мастей в Италии, Испании и прочих местах».
Дипломат заканчивал выводом о том, что России необходимо блокироваться с бисмарковской Германией: «Вызывать раздражение Германии и провоцировать ее бесплодным любезничанием с Францией Гамбетта и Флоке было бы преступлением против России, династии и здравого смысла».
Все покушения, совершенные на Александра II осенью 1879 г. и множившиеся столь же быстро, как и анализировавшие их обозреватели, заставили императора полностью пересмотреть свою политику. В своих размышлениях он исходил — как о том неоднократно свидетельствовали Татаринов, Горчаков и многие другие — из соображений личного спасения, т. е. спасения императора, и из стремления сохранить монархию.
Глава XIII. КРАХ НАДЕЖД
24 июля 1860 г. Александр Головнин, приближенный великого князя Константина Николаевича, по окончании своего длительного путешествия по российским губерниям писал князю Барятинскому:
«Я должен признаться, что будущее вызывает у меня опасения. При взгляде на состояние страны и ее финансов, я вынужден констатировать, что в течение последних сорока лет государство много требовало от народа и весьма мало ему дало… Настанет день и за эту несправедливость, как и за всякую прочую, придется расплачиваться. Наказание не заставит себя ждать… Оно явится тотчас же, как пребывающие ныне во младенчестве крестьянские дети поймут это. Это может случиться уже в правление внука нынешнего монарха».
Стоит ли напоминать, что тем самым «внуком», которому пришлось расплачиваться за накопившиеся горечи, оказался Николай II? Автор письма добавлял, что Александр II, вероятно, стяжал уже немалую славу тем, что подготовил почву к освобождению крестьян и положил конец резне на Кавказе. Однако, замечал он, оставалось еще устранить несправедливость.
В конце того самого года, в течение которого Александру чудом удалось выйти невредимым из трех покушений, он задался вопросом: в каком направлении следовало двигаться для того, чтобы спасти монархию? Дневник императора свидетельствует о том, что его автор более не занимался вопросом своей личной безопасности. В этот трагический период он размышлял о будущем династии и монархии. При этом сыпавшиеся на него со всех сторон советы носили противоречивый характер. Подавить, уничтожить все оппозиционные течения, среди которых наибольшую опасность представляли нигилисты, вынесшие ему смертный приговор, или попытаться одержать победу посредством великодушия? В 1880-е, так же как и в 1860-е. гг. вопрос, поставленный Головниным, был по-прежнему актуален.
Покушение в Зимнем дворце
Однако нигилизм, не утративший популярности, внес новый пункт в свою смертоносную программу. Участники движения не собирались зацикливаться на тех неудачах, которые постигли их в конце предыдущего десятилетия, и разработали новый план, оформившийся в общих чертах с сентября 1879 г. Факты свидетельствуют о том, что существовало множество планов покушения на императора. При этом были очевидны два нововведения: одно из них состояло в том, чтобы напасть на царя не на открытом пространстве, а внутри самого дворца, чтобы продемонстрировать, что нигде он не был вполне защищен. Другая свежая мысль заключалась в том, чтобы подключить к процессу подготовки к покушению выходца из рабочей среды.
Так, основную роль в разработке плана «Зимний дворец», приведенного в исполнение 5 февраля 1880 г., сыграл рабочий Степан Халтурин, великолепный столяр и пригожий с виду молодой человек, в середине 1870-х гг. принимавший участие в создании «Южнорусского союза рабочих»[125]. Халтурин был родом из семьи государственного крестьянина Вятской губернии. Подобно многим молодым людям своего круга с неоконченным образованием, он подумывал о том, чтобы отправиться в Америку. Однако в Санкт-Петербурге ему не удалось встретиться с человеком, который должен был помочь ему покинуть родину. С тех пор он становится на сторону рабочих, ведет работу среди них и посвящает себя пропагандистской деятельности. Несмотря на незаконченное образование, он чрезвычайно много читает, встречается в столице со студентами, исполненными желания сблизиться с рабочим классом, и являет собой тип образованного рабочего, бывшего на короткой ноге с представителями интеллигенции, принадлежащего к своего рода элите, что принесло ему большой авторитет.
