Михаил Булавин - Боевой 19-й
Он опять замолчал и, повернув голову в сторону, несколько раз вздохнул, как будто поднимаясь по крутой лестнице.
— Вера, мне бы немного покурить, чуть-чуть, — попросил он. — Посмотри, нет ли у меня?
Она достала из ящика его деревянный портсигар. Вместе с портсигаром выпал перстень и покатился йо полу.
— Ах, это ведь тот, помнишь, Владимир? .. Оригинальный, — улыбнулась она, поднимая перстень. — Мне было бы очень жаль, если бы ты потерял его. Он мне нравился.
— Я помню, — ответил он, беря от нее папиросу.
Он закурил не затягиваясь и, пустив клубок дыма,
продолжал:
— С детства я полюбил Россию. Когда я уходил от тебя, мне казалось, что я иду защищать Россию, но очень скоро я увидел, что все эти Мамонтовы, Шкуро, Деникины и их свора топчут то, что мне было дорого, что было для меня священным. Вместо убеждения — террор, подавление личности, зоологическая ненависть к простому рядовому люду. Я отшатнулся от них. Я много думал, Вера, и понял, что тот, кто действительно по-настоящему любит Россию, должен быть по другую сторону фронта.
Может быть я понял это очень поздно. Но все-таки я это понял сам. И я ушел от них не как одиночка-переметчик, а с оружием в руках, как воин. Об этом скажут казаки, которых я привел к красным, И если мне доверят оружие... если мне доверят, я обращу его против врагов народа, против твоих врагов, Вера, против моих врагов.
В начале рейда генерал Мамонтов уклонялся от встречи с Буденным, предвидя неизбежное поражение. Но, объединившись, корпуса Мамонтова и Шкуро представляли уже значительную силу и превосходили корпус Буденного как конницей, так и техникой.
Конный корпус Буденного получил боевое задание парализовать дальнейшее продвижение врага и стремительным натиском разбить скопление белых.
Укрепившись в Воронеже, Мамонтов и Шкуро стали тщательно готовиться к встрече с корпусом Буденного, (надеясь окружить его и уничтожить.
Буденный знал, что расположенный на возвышенности город взять трудно и что, прежде чем подойти к нему, необходимо перейти два водных рубежа — реки Воронеж и Усмань. Переправы через реку Воронеж севернее и южнее города занимали пехотные заставы белых. По линиям железной дороги Воронеж — Графская и Отрожка — Лиски курсировали пять бронепоездов.
Для успешного удара по врагу нужна была полная согласованность действий всех вооруженных сил, находящихся в районе боевых операций. Семен Михайлович потребовал от начдивов при появлении противника действовать самостоятельно, сообразуясь с обстановкой.
Шестнадцатого октября, находясь в пятнадцати километрах от Воронежа, Семен Михайлович Буденный приказал:
«Противник после боя 14—16 октября отошел по линии Чертовицкое — Боровое — Усмань-Собакино и ведет разведку, пытаясь выяснить расположение Конного корпуса.
Части 8-й армии к вечеру 15 октября должны выйти на линию Коломенское — поселок ' Новоклинский — станция Давыдовка — станция Крушенниково — устье реки Икорец.
12-я стрелковая дивизия, оставляя армейский резерв 8-й армии, перешла выселки Хреновские.
Действующую в районе города Усмань железнодорожную бригаду для успешного выполнения общей задачи — разбить противника — подчиняю впредь до распоряжения себе.
Конному корпусу в составе 4 и 6 к. д., конной 8-й армии и железнодорожной бригаде при бронелетучках ставлю задачу: упорно обороняясь на линии Изле-гоща — Рамонь — станция Тресвятская — Рыкань, вести активную разведку, выясняя группировку сил противника и имея ближайшей целью нанесение решительного, удара противнику и занятие города Воронежа.
Командир конного корпуса Буденный».
Глубокая осень. Дуют холодные ветры. Низко стелются тяжелые тучи. Туманно. Похоже, тлеет, дымится земля, но не может вспыхнуть — моросит неутомимо дождь. Пасмурные короткие дни быстро сменяются длинными темными ночами.
Не зная местонахождения конницы Буденного, корпус генерала Шкуро усиленно вел разведку на восток и юг.
Семнадцатого — восемнадцатого октября на всем фронте Конного корпуса Буденного происходил бой передовых разведывательных частей обеих сторон. В го же время штаб корпуса и штаб 4-й кавалерийской дивизии включился в телеграфный провод белых и установил связь со штабом корпуса Шкуро и частями, расположенными в Сомове.
Белым был 'передан ложный приказ Буденного о наступлении на станцию Лиски. На самом же деле удар намечался по Воронежу с северо-востока. Эта военная хитрость ввела Шкуро в заблуждение и дезориентировала белое командование. Большинство бронепоездов было ими переброшено на линию Отрожка — Лиски, а корпус Мамонтова с опозданием подошел к полю боя под Воронежем.
Командуя эскадроном, Паршин должен был обеспечить переправу через реку Усмань и произвести разведку в направлении Усмань-Собакино — станция Масловка — Рогачевка.
Приняв приказ за действительный, шкуровцы бросились «преследовать» корпус Буденного, не подозревая о подготовленной для них ловушке.
В ночь с 18 на 19 октября Паршин с разведывательным отрядом вышел в направлении поселка Усмань-Собакино, расположенного в двенадцати километрах от Воронежа.
Непроглядная темень. Моросит дождь. Чавкает под .копытами грязь. Трудно в такую непогодь не сбиться с пути, нащупать врага, определить его силы и разгадать намерения.
Отряд останавливается. Слышится конский топот, где-то рыщут казаки. Паршин. напрягает внимание. Слух и зрение обострены до предела. Порой чудится, что вдали мелькнул свет. Показалось ли это или в самом деле? Паршин вглядывается в темень, прислушивается. Шумит ветер. По времени они должны быть уже в Усмани. Паршин останавливает бойцов. Устин и Зиновей уходят вперед. Ни зги не видно. Лает где-то собака, должно быть, выехали на улицу.
Вдруг слева раздается выстрел. Это не по ним. Начинается перестрелка, затрещал пулемет. Видимо, соседние разведывательные отряды вошли в соприкосновение с врагом. В Усмань-Собакине — белые. Они сразу же обнаружили себя. Устин и Зиновей возвращаются к отряду. Паршин уводит разведчиков обратно.
Штабы собирают, группируют разведывательные данные. От эскадронов к полкам, от полков к дивизиям мчатся вестовые с донесениями к комкору и его начдивам.
.. .Конники, расположившиеся в районе села Хреновое, всю ночь бодрствовали. Бойцы кормили коней, ели сами, раздобыв у крестьян огурцы и помидоры. Кто подправлял седло, кто пришивал пуговицу к стеганке, а кто задумчиво точил шашку. Не спали в эту ночь и крестьяне.
Возвратившись из разведки, Устин увидел Реше-това. Тот стоял под навесом сарая у тачанки и чистил пулемет.
Устин вошел в хату, куда забегали бойцы погреться. При свете коптилки он увидел нескольких бойцов. Паршин и Зиновей разговаривали с хозяином хаты, немолодым крестьянином, который охотно помогал бойцам: показывал, где и из каких стогов можно взять сена, добывал солому. Сейчас он принес мешочек махорки и, оделяя бойцов, сказал Паршину:
— Табачок у меня есть, товарищ, добрый табачиш-ко. Ко мне все соседи ходят.
Он вывел Паршина на крылечко и ткнул ногой в нижнюю ступеньку. Это оказался старый мельничный жернов, вдавленный в землю.
— Мы и топоры на нем, и ножи для соломорезки точим. Доброе точило.
Через несколько минут Паршин, Устин и Блинов сидели на корточках и точили на камне клинки.
Устину только однажды посчастливилось увидеть Семена Михайловича Буденного, но он хорошо запомнил его. Об этом он вновь рассказывал Паршину и Зи-новею.
— Выстроил, значит, добровольцев тот командир эскадрона, такой веселый, с черными глазами...
— Олеко Дундич, — сказал Паршин.
— Во-во! А на эту пору, гляжу, на рысях человека четыре скачут. Слышу: «Буденный! Семен Михайлович Буденный!» Ну, тут братва расступается, дорогу дает. Кто подтянулся, узнавши Семена Михайловича, кто не успел, а кто не видит его — басни всякие рассказывает. «Это что за люди?» — спрашивает Семен Михайлович и останавливается. Дундич подошел и отрапортовал. Глаза горят, сам улыбается. Это-де добровольцы, к нам хотят. Семен Михайлович проехал, осмотрел добровольцев и говорит: