Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
В четвёртой по счёту карете ехали советник посольства и секретари, их везла четвёрка лошадей неопределённой масти, тоже цугом и тоже с конюхами и эскортом. Во дворец пропускали лишь карету с послом. В мадридском дворце открывали средние ворота, предусмотренные лишь для послов и глав государств. Два рядовых шталмейстера, как угорелые, срывались с места и скакали по диагонали через двор, предупреждая, кого надо, что карета посла появилась у входа. Со стороны эта мизансцена напоминала процедуру во время боя быков.
На первых ступенях дворца посла встречали церемониймейстеры, его окружал почётный караул из алебардистов, и процессия под звуки национального гимна поднималась по лестнице. На две-три минуты всех — посла и сопровождающих его дипломатов — задерживали, а потом вводили в тронный зал, где на троне в окружении своих министров и грандов восседал Альфонс XIII.
Посол, как положено, произносил речь, состоящую из общих и цветастых выражений приветствия от своего монарха (президента) и надежды на процветание двусторонних отношений, а затем вручал королю верительную грамоту, то есть документ, официально подтверждающий его статус посла и полномочия. Король, не читая, передавал грамоту министру иностранных дел, получал от него взамен текст ответной речи и зачитывал его, не вставая с трона.
Церемония окончена, и король спускается с трона и вступает с послом в неофициальный разговор: как доехали, как вам у нас нравится, здоров ли ваш император? Посол представляет королю своих дипломатов. После короля посла и дипломатов принимают одна или обе королевы Испании (супруга монарха и королева-мать). Теперь посол аккредитован и его воспринимают как официального представителя своей страны.
Приём посланника происходил в Испании (да и в других странах тоже) по упрощённому варианту: и карету за ним присылали в упряжке из двух лошадей, и в королевский дворец она въезжала через боковые ворота, и эскорт высылался «пожиже», и церемониймейстеры выбирались ростом пониже. Одним словом, принимали уже по второму разряду.
…Между тем к 1913 году Соловьёв серьёзно заболел и был вынужден выехать в Виши на лечение. Следует отметить, что болезнь дипломата не прерывала его прикомандированности к посольству или миссии, после излечения он возвращался к месту своей службы, и только в более серьёзном случае он мог быть освобождён от занимаемой должности.
Временный поверенный — это дипломат, прикованный к своему рабочему месту без всякой надежды отлучиться от него даже на короткое время. Когда Будберг находился в очередном отпуске, а секретарь барон Мейендорф тоже уехал, и Соловьёву, ставшему временным поверенным, нужно было выехать в Россию из-за болезни дочери, оказалось, что посольство оставить не на кого. В этой ситуации поступило весьма своеобразное и достаточно любезное предложение от посла дружественной Франции Жоффра поруководить временно посольством России. Соловьёв пишет, что не решился телеграфировать в Петербург об этом предложении: «Это слишком выходило за рамки общего служебного порядка». И правильно сделал: вряд ли бы его понял Сазонов. Дружба дружбой, а секреты-то у всех свои!
За несколько дней до возвращения Будберга к месту службы произошло событие, послужившее поводом для мировой войны: боснийский серб Гаврило Принцип совершил в Сараеве покушение на австрийского эрцгерцога Фердинанда. Известие об этом русская миссия получила от австро-венгерского посла князя Фюрстенберга. С князем, проживавшим в одной с ними гостинице, все русские дипломаты были очень дружны и продолжали поддерживать с ним тёплые отношения и после этого печального события. Никто ни в русском посольстве, ни в дипкорпусе в целом сараевскому убийству большого значения не придавал, и жизнь продолжалась как ни в чём не бывало. Испанское правительство организовало проведение торжественной панихиды по убиенному в присутствии короля и всего дипкорпуса, и через два дня Соловьёва отпустили в долгожданный отпуск.
В парижском посольстве, куда по пути заехал русский дипломат, так же мало предвидели наступление роковых событий, как и в Мадриде. После двухнедельного отпуска в своём польском имении Юрий Яковлевич получил весть из Варшавы, что германская армия заняла польский город Калиш и продолжает наступать в северном направлении. Началась Первая мировая война. Поскольку военными планами русских предусматривалось очищение от вражеских войск всего Царства Польского вплоть до Брест-Литовска, Соловьёв с семьёй выехал в Петербург, ставший к тому времени Петроградом.
В министерстве дипломату сказали, что возвращаться в Мадрид он пока не должен, и предложили ему при испанском посольстве образовать и возглавить справочный стол о русских, которых война застигла на вражеских территориях. В одной Германии их оказалось около 40 тысяч человек. Испанское правительство взяло на себя обязанность оказывать покровительство всем нашим подданным в Германии и Австро-Венгрии, но поскольку испанское посольство в Петрограде было малочисленным, ему в помощь придали более десятка русских дипломатов. Соловьёва наделили широкими полномочиями вплоть до самостоятельных ответов за подписью Сазонова и его товарища Нератова на все многочисленные телеграммы и письма, поступавшие в МИД в связи с судьбой застрявших за границей русских эмигрантов, туристов и курортников. Испанское посольство выделило группе Соловьёва две комнаты, и теперь он со своими коллегами ежедневно трудился вместе с испанскими дипломатами.
В некоторые дни к ним приходило до нескольких сотен посетителей. Каждого нужно было принять, и с каждым нужно было поговорить. Выручало лишь то, что ответы им всем давались одинаково краткие и неутешительные: пока конкретные сведения о судьбе русских в Германии и Австро-Венгрии отсутствовали, поскольку испанское посольство в Берлине на все телеграфные запросы не отвечало. В это же время посольство США в Петрограде, взявшее на себя миссию по защите германских и австро-венгерских интересов в России, исправно поддерживало связь с Берлином. Было ясно, что германские власти намеренно затрудняли связь между обоими испанскими посольствами.
Соловьёв предложил Сазонову заблокировать с нашей стороны связь американского посольства с Берлином, и положительный результат не замедлил бы сказаться, но министр на это не пошёл. Прошло некоторое время, прежде чем от испанского посла в Берлине Поло де Барнабе поступила первая телеграмма о судьбе русских в Германии, и посол Испании в Петрограде граф Картагена немедленно сообщил об этом Соловьёву. После этого связь с Берлином стала налаживаться, и оттуда стала поступать необходимая информация, а группе Соловьёва прибавилось работы: теперь они должны были заниматься также и переводом денег застрявшим в Германии и Австро-Венгрии русским. Каждому родственнику в России разрешалось переводить до трёхсот рублей и лишь в исключительных случаях — до пятисот рублей в месяц. В первый же день группа Соловьёва получила от сердобольных родственников и знакомых 45 тысяч рублей. Кстати, заметим, что для поддержки соотечественников за границей во время войны русское правительство во все посольства и миссии перевело необходимые суммы денег.
Потом всю справочную службу вместе с картотекой отправили в здание Министерства иностранных дел, и Юрию Яковлевичу Соловьёву, хоть и с трудом, выделили там отдельный кабинет. Посетители продолжали штурмовать справочный стол, бегая вокруг Певческого моста и спрашивая, где находилось испанское посольство. По наивности они полагали, что в МИД было переведено всё посольство Испании целиком.
Работа в справочной службе принесла Соловьёву ранг действительного статского советника. Он уже стал подумывать о том, как бы вообще не возвращаться в Мадрид — тем более что намечалась вакансия при штабе главного командования русской армии. Но у него не было сильного покровителя в министерстве, и, как назло, в сентябре 1914 года Нератов предложил ему вернуться в Мадрид, чтобы с помощью правительства Испании возглавить работу по защите интересов России во враждебных странах. Ему намекнули, что посол Будберг стал сильно прихварывать и в любое время может быть отправлен в отставку.
Семья снова оставалась в России. Из-за войны расстояние от Петрограда до Мадрида возросло вдвое: теперь нужно было выбирать окольный путь через Скандинавию и Англию. В Балтийском море появились военные корабли Германии, которые задержали уже несколько пароходов и сняли с них пассажиров, принадлежавших к воюющим с Германией странам. Как водится, Соловьёва нагрузили дополнительными обязанностями доставить в Париж и Лондон жалованье дипломатам в сумме пяти тысяч рублей золотом и дипломатическую почту. Знающие люди посоветовали ему обзавестись кожаным поясом, в который можно было бы спрятать золотые рубли. Набитый деньгами пояс оказался настолько тяжёлым, что надеть его на тело дипломат не смог. В случае потопления парохода пояс сразу бы потянул его владельца на дно. На Финляндский вокзал приехал бывший начальник Юрия Яковлевича Р. Р. Розен и попросил его во Франции заехать в Аркашон (в окрестностях Бордо) и помочь его жене и дочери вернуться на родину.
