Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
Англичане в числе 10 720 человек бросились на 3-й бастион и соседние с ним батареи вскоре после того, как французы ворвались на Малахов курган. В это время начальник 3-го отделения капитан 1 ранга Перелешин 1-й сидел в своем блиндаже с командиром Селенгинского полка полковником Мезенцевым. Среди разговоров они вдруг услышали крики: «Штурм, французы на Малаховом!» Перелешин подпоясал наскоро саблю и, схватив в левую руку трубу, а в правую револьвер, бросился к блиндажу, занимаемому генералом Павловым, откуда были видны Малахов курган и Камчатский люнет. Он видел ясно, как бежали тучи народа из Камчатского люнета и из траншей. Видно было, как упал синий флаг – сигнал тревоги, как явилось на нем трехцветное французское знамя, как упало оно и потом явилось снова. В эту минуту Перелешину донесли, что англичане показались против 3-го бастиона. На бастионе все было готово встретить неприятеля – там ударили тревогу гораздо ранее, как только заметили движение французов на Малахов курган. Гарнизон третьего бастиона и соседних с ним батарей вместе с резервами простирался до 7500 человек.
Англичане бросились на штурм рассыпным строем, который поддерживался густыми штурмовыми колоннами. Несмотря на сильный огонь, которым были встречены наступающие, они шли смело и ворвались на бастион, где были встречены штыками двух батальонов Владимирского полка. Несмотря на жестокий рукопашный бой, несмотря на стойкость владимирцев, англичане отбросили их вглубь укрепления. Распространившись вдоль по укреплению, они завязали перестрелку с отступившими и занялись порчей орудий, стоявших на укреплениях. В это время на помощь владимирцам прибежала с правых батарей рота Камчатского полка с подполковником Артемьевым, с левых – часть Суздальского полка и рота Якутского.
– С Богом, ребята, в штыки! – крикнул Артемьев камчатцам.
Оба эти отряда ударили на англичан с флангов, в то время когда начальник 3-го отделения капитан 1 ранга Перелешин 1-й и полковник Венцель, устроив остатки Владимирского полка, ударили с фронта. После жестокой рукопашной схватки англичане были выбиты из бастиона и опрокинуты в ров. Устроившись, они повторили атаку, и так дружно, что снова ворвались на бастион. Наши дрались отчаянно. Солдаты бились «как только можно биться в такой тесноте и при таких малых силах. Минута была роковая… ряды наших пустели все больше и больше. Англичан прибывало, и некоторые уже сидели на орудиях и заклепывали их… Еще несколько мгновений – и прощай, третий бастион!» Но в это роковое время явился на бастион командир Селенгинского полка полковник Мезенцев с двумя ротами своего полка и стремительным ударом в штыки вместе с прочими полками вытеснил англичан, бросившихся частью в свои траншеи, частью залегших за засеками и открывших сильный ружейный огонь. Победа эта дорого стоила нам: капитан 1 ранга Перелешин 1-й и подполковник Артемьев были ранены, а полковник Мезенцев пал геройской смертью.
Между тем англичане открыли по 3-му бастиону сильный огонь со своих осадных батарей. На бастионе вся артиллерийская прислуга была перебита, так что для действия из орудий штабс-капитан Селенгинского полка Васильев расставил своих нижних чинов. Селенгинцы действовали так успешно, что когда англичане в третий раз бросились на штурм, то большая часть их, не выдержав картечного и ружейного огня, отступила в свои траншеи, и только незначительная часть их достигла рва. Тогда прапорщик Владимирского полка Дубровин бросился в ров с командой охотников своего полка и выбил оттуда англичан.
Было 4 часа пополудни, когда штурм был отбит на всей оборонительной линии, кроме Малахова кургана, занятого французами. Со всех батарей, которые могли только обстреливать курган, был открыт огонь по засевшему там неприятелю. Выстрелами одной из батарей 3-го отделения был взорван на кургане пороховой погреб. Французы, испуганные этим взрывом, бросились оттуда толпами, так что начальники насилу воротили их. Этот взрыв и несколько других произвели такое впечатление на неприятеля, что он не решился нас преследовать из опасения быть взорванным на воздух. Французы боялись встретить повсюду мины и полагали, что они заложены под каждым из укреплений.
Мы остановили рассказ наш о штурме Малахова кургана именно в то время, когда французы, сосредоточив на нем до 6000 человек своих войск, завязали перестрелку с отступившими войсками. В это время генерал-майор Лысенко прибежал с несколькими ротами Эриванского (князя Варшавского), князя Горчакова (Брянского) и Елецкого полков. Хотя он и двинул их тотчас же в атаку, но, подавленный многочисленным неприятелем, принужден был отступить. Спустя несколько минут прискакал туда же со 2-го бастиона генерал-лейтенант Хрулев на своем белом коне, за ним бегом прибыло 1400 человек Ладожского полка. По тому направлению, которое избрал генерал Хрулев, не было возможности подъехать к самому кургану, а потому он и все сопутствовавшие ему офицеры спешились. Став во главе Ладожского полка и присоединив к себе несколько рот князя Горчакова (Брянского) и Эриванского (князя Варшавского) полков, он двинулся с ними в атаку с задней части Малахова кургана. Французы открыли убийственный огонь по наступавшим, пули сплошной тучей летели на храбрых; минута была торжественная. Сняв со своей груди висевший на ней серебряный образ, Хрулев поцеловал его и, подняв левой рукой кверху, показал солдатам.
– Благодетели, за мной, вперед! – крикнул он своим, всегда потрясающим солдатское сердце голосом.
В это самое время штуцерная пуля раздробила ему большой палец левой руки.
Бесстрашно бросились войска, предводимые любимым начальником, и вынеслись на курган. Французы почти в упор произвели несколько ружейных залпов, и передние ряды, следовавшие за Хрулевым, остались на месте. Командир Ладожского полка полковник Галкин был ранен, все старшие офицеры или убиты, или ранены. Превозмогая страшную боль, но опасаясь показать войскам, что он ранен, Хрулев, зажав палец правой рукой, все шел еще вперед. Войска дрались отчаянно, штык, приклады, каменья заменили выстрелы. Степан Александрович чувствовал, что не может идти далее, смертная бледность покрывала его лицо, голова кружилась, и ему казалось, что он падает.
– Поддержите! – сказал он шепотом, обращаясь к находившимся возле него офицерам, подпоручику Сикорскому и инженер-поручику Эвертцу.
Оставив место боя и отправившись на перевязочный пункт, генерал Хрулев не возвращался более. Оставшиеся без главного и второстепенных начальников полки отошли назад и расположились на заднем склоне кургана между развалинами некогда существовавших домиков. К ним присоединились остатки разных полков, и вся эта толпа завязала самую ожесточенную перестрелку с неприятелем. Принявший начальство генерал-майор Лысенко, устроив наскоро несколько рот Ладожского, Эриванского (князя Варшавского) и Елецкого полков, бросился с ними вторично в атаку, но был отбит и сам смертельно ранен. После него принял начальство генерал-майор Юферов. Несмотря на самый сильный ружейный огонь, наши солдаты, предводимые генералом Юферовым, сплошной стеной ворвались в укрепление и вступили в жестокий рукопашный бой, при котором сам Юферов был окружен неприятелем и прижат с несколькими солдатами в одном из углов бастиона. Высокого роста, худощавый, впереди своего маленького отряда, генерал Юферов рубился с французами, отвечая ударами сабли на их предложение сдаться. Французы расстреливали эту кучку, уже не имевшую патронов и ежеминутно уменьшавшуюся, «но кто только решался броситься с ружьем на горсть героев – платил жизнью за отвагу. Разъяренные зуавы уложили пулями и генерала, и его солдат».
– Как фамилия этого генерала? – спрашивал впоследствии один из французских генералов у наших офицеров.
– Юферов, – отвечали они.
– Непременно надо знать имя этого героя. Такие имена должны сродниться с памятью народа, к которому принадлежал герой.
Атака, веденная Юферовым, была также отбита. Войска отступили на прежнее место – на заднюю покатость кургана. Снова между обеими сторонами открылась самая ужасная перестрелка. Солдаты разгорячились до такой степени, что охотники, подойдя к задней линии траверсов (поперечных насыпей в укреплении), взбирались на нижний ряд туров и, держась одной рукой за кол верхнего ряда туров, вели перестрелку с французами. Последние стояли точно в таком же положении по другую сторону траверса, и так, на расстоянии ширины этой насыпи, не более как в 3 сажени, противники, будучи открыты по пояс, поражали друг друга в упор.
За охотниками, собравшись в одну толпу, стояли люди разных полков, когда к ним явились капитан-лейтенант Ильинский и флигель-адъютант ротмистр Воейков. Оба они, собрав по кучке солдат, бросились вперед отбивать курган, но были оттеснены многочисленностью неприятеля, причем ротмистр Воейков, в пылу самой жаркой схватки, вскочил на один из траверсов и в тот же миг упал, смертельно раненный пулей в грудь навылет.
