Андрей Буровский - Русская Атлантида. Невымышленная история Руси
Жизнь в Российской империи предполагала, что всякий образованный человек уже на самых ранних стадиях получения образования, уже в первых классах гимназии, начинает говорить на литературном русском языке.
В империи не существовало никакого литературного украинского языка. Язык, на котором говорили и писали Гизель, Могила, Острожский, Сагайдачный, рассматривался как некий «недоязык». То ли русский, испорченный татарским и польским, то ли просто отсталый, средневековый вариант. Считалось, что русский литературный язык создали Жуковский и Пушкин и от них-то пошли образцы. А бывшее раньше — или «недоразвитое», или «неправильное». Украинский и белорусский языки рассматривались как местные диалекты, региональные мужицкие варианты русского языка.
Образованный украинец, естественно, ничем не отличался от русского. Еще в начале XX века было невозможно различить русских и украинских девушек в библиотеке: «Говорю «русско-украинских», ибо в то время эти две — по теперешним понятиям — совершенно различные нации было невозможно отграничить ни по виду, ни по разговору» [71. С. 66].
«Невозможно» потому, что, даже выйдя из среды, где говорили только по-украински, человек вынужден был выучить русский язык и в дальнейшем никак и не проявлял и не осознавал себя украинцем — человеком отдельной от великороссов нации. То есть он мог помнить о своем малоросском происхождении, петь напевные украинские песни, вставлять слово-другое в речь. Так, в XVIII веке Андрей Разумовский на вопрос, говорит ли он по-немецки, ответил: «Трохи мерекаю».
Но все это — на уровне невинной региональной этнографии, милых детских воспоминаний, вынесенных хоть из Полтавской, хоть из Вятской, хоть из Ярославской губернии.
В XX веке вообще довольно многие люди, особенно деятели культуры, науки, образования, оказались в сложном, даже в ложном положении. С одной стороны, после официальной украинизации советской Украины в 1920–1930 годы их начинали считать «украинскими учеными» — что было почетно и давало ряд привилегий. Да и украинские националисты всех мастей относились к ним как к дорогим сородичам. А с другой стороны, эти люди совершенно не ощущали себя украинцами и более того — привыкли считать, что украинский язык — это язык «мужицкий», деревенский, на котором для интеллигентного человека говорить даже как-то и неприлично.
Это было поколение, вообще много о себе скрывавшее. Для определенной части этого поколения скрывать пришлось свое отношение и к «украшськой мове», и к своему украинскому происхождению.
Семейная история сохранила память о двух таких людях: об академиках Николае Николаевиче Гришко и Петре Степановиче Погребняке. Особенно хорошо помнят в нашей семье Петра Степановича Погребняка, крупного лесовода, близкого друга моего деда. Типичный представитель не существующего больше того, булгаковского Киева, Киева русских людей, искренне считавших украинцев мужичьем, он и на «мове»-то, похоже, научился говорить только после войны, усилиями своей второй жены, рьяной украинской националистки. Злые языки говаривали, что Петр Степанович — внебрачный сын местного предводителя дворянства (и уж, конечно, никак не украинца). Судя и по некоторым сведениям, которые передавать в печати я не буду, и по его породистому, тяжелому лицу, это соответствовало истине.
Помню, с каким чувством неловкости я смотрел на бюст на могиле «Петро Степанiча Погрiбняка» на Байковом кладбище, поставленный ему как члену Академии наук Украинской ССР. Скульптор постарался сделать Петру Степановичу длинный жилистый нос с бородавками, превратить породистую барственную мясистость его лика в некую одутловатость, проистекающую от многих годов тяжкого труда на поле… Да, это зрелище вызывало неловкость! Лгала и надпись, лгал и портрет.
Академик Погрiбняк, «украïньский радяньскiй науковник». Из этих трех слов только одно: «науковник» соответствовало действительности. Академик Петр Степанович Погребняк почти не участвовал в Гражданской войне, но те два месяца, что участвовал, был-то он у Деникина! Никогда не был он в Красной армии, и не был он советским человеком. И не был он украинцем, хоть вы меня убейте.
Впрочем, в буче и в кипении украинизации всего и вся возникали перлы и похлеще. Мой дед, Вальтер Эдуардович Шмидт, прибалтийский немец, в «Украшьской радянськой энциклопедп» тоже назван «Украшьский радяньсюй науковник». Куда там «Богуну Мочиле!».
Но в СССР, при всех извратах и перегибах национальной политики, по крайней мере, хоть не отрицалось само существование украинцев и белорусов. В СССР уже просто приняли во внимание как факт то, что есть: существование украинцев и белорусов как народов, осознающих себя, самостоятельных и отдельных от русских.
Но в Российской империи невозможно было легально, в рамках официальной интеллектуальной и духовной жизни, заниматься переводом на украинский язык текстов науки и культуры, преподавать на украинском языке в университетах, писать и издавать на нем книги.
Все это можно было делать только нелегально, вопреки официальному мнению, высочайше утвержденному начальством.
Для того чтобы сформулировать свою «украинскость» и сделать это на украинском языке, необходимо было какое-то духовное, интеллектуальное течение, совершенно неофициальное в Российской империи. И более того — оппозиционное к основным ценностям, пропагандируемым в ней.
Украина — что это такое?Опыт истории свидетельствует — всякое национальное движение зарождается в верхах общества.
Уже в XVII веке, по мере метаний Украины между Московией и Польшей, становилось все понятнее, что тут не воссоединяются разорванные части одной страны, а фактически соединяются заново два разных народа.
У Григория Грабянки была необходимость обосновывать украинскую отдельность от москалей со ссылками на Священное Писание. Он полагал, что москали пошли от Мосоха. А вот казаки — от первого сына Иафета, Гомера.
Граф Безбородко и Андрей Разумовский вполне определенно осознают свои отличия от людей, среди которых живут. Считают ли они, что это отличия внутри одного народа, или осознают себя «иностранцами», мне трудно судить.
Также трудно судить, как осознают себя малороссы и как отделяют себя от москалей. Голос Тараса Шевченко, сына крепостного и национального поэта, легко счесть голосом народным. Но все национальные высказывания Тараса Шевченко с равным успехом можно считать и прорвавшимися народными чаяниями, и чисто верхушечными, интеллигентскими представлениями, усвоенными уже в городской среде.
Вполне определенно украинцы осознают себя в Австрийской империи. Это ярко проявилось во время Краковского восстания в феврале 1846 года. Восстание начало «Польское демократическое общество»; захватив власть в Кракове, оно пытается организовать общее восстание во всей Галиции. Крестьянство же, в основном украинское, поддерживает правительство Австрии — оно отменило крепостное право! Крестьянство не принимает всерьез демократических лозунгов; оно считает, что дворянами (по преимуществу поляками) движет недовольство отменой крепостного права и что вообще доверять «им» нельзя. Даже попытка повстанцев «тоже провозгласить» отмену крепостничества выглядела как неловкая попытка примазаться к поступку «доброго императора». В сражениях под Гдовом, в подавлении восстания в Кракове украинское крестьянство не поддерживало польских повстанцев и даже помогало австрийским войскам.
27 февраля 1846 года из Кракова вышла процессия во главе с руководителем восстания Дембовским и поддерживавшими восстание священниками. Австрийская пехота давно заняла позиции по доносу украинских крестьян и открыла огонь. Дембовский был убит в числе первых.
Во время революции 1848 года позиция украинских крестьян тоже была совершенно лояльной к австрийской монархии и враждебной к венгерским и польским революционерам. Император Австро-Венгрии Франц-Иосиф, к чести его будь сказано, захотел наградить лояльных подданных. Именно тогда в Австро-Венгрии появилось книгопечатание на украинском языке, заработали украинские школы.
Конечно, запад Украины довольно существенно отличается от востока, в том числе и уровнем культуры. «Были эти люди одеты в передних шеренгах в синие одинаковые жупаны добротного германского сукна, были тоньше лицами, подвижнее, умело несли винтовки — галичане. А в задних рядах шли одетые в длинные до пят больничные халаты, подпоясанные желтыми сыромятными ремнями» [72. С. 179].
Но и в Российской империи, стоило пройти реформам 1861 года — и началось… В Одессе, Полтаве, Киеве, Харькове мгновенно стали возникать громады. Как вы помните, громадой при Магдебургском праве называлась сходка горожан. Здесь же громады — культурно-просветительские организации, стоявшие на двух идейных основаниях: либерализма и украинского национализма. В них участвовали такие крупные деятели культуры, как Антонович, Житецкий, Драгоманов, Чубинский, Костяковский, Чекаленко и другие. Что они делали? Собирали фольклор, писали и печатали книги, организовывали культурную работу, просвещение населения, создавали кружки по изучению этнографии. Все это — на украинском языке.
