Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков
Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!» (Мф. 21:9). Кроме того, этот гимн исполняется во время мессы непосредственно перед таинством евхаристии. Слова Евангелия от Матфея ясно обозначали въезд монарха как первый, земной адвент Христа. Аналогичное описание дает нам и Джон Лидгейт, с той лишь разницей, что у него упоминается только один гигант:
В процессии король идет,
Ждут горожане у моста,
«Ave Rex Anglor» – пел народ,
«Flos Mundi» и «Солдат Христа».
Поставлен на вратах как страж
Гигант могучий, полный сил.
Он – знак: недавно Генри наш
Французов вежеству учил.
Лев храбрый был на башне левой,
И антилопа – на другой,
И чемпион Пречистой Девы
Превыше всех – Георг святой.
С ворот пел хор Небесных сил
«Благословен будь!» королю.
Ты, Божий рыцарь, победил —
За это Господа хвалю[1020].
На воротах была надпись: Civitas Regis Iustititae. Гордон Киплинг предложил, опираясь прежде всего на эту надпись, интерпретировать въезд Генриха V как своеобразное ритуальное самоуничижение, желание проявить скромность. Основой этого ритуала должна была стать погребальная литургия, весьма похожая на литургию Адвента[1021],– текст Сарумского миссала описывает вход души в Небесный Иерусалим в терминах королевского адвента[1022]. Надпись на воротах Киплинг интерпретировал как свидетельство того, что Генрих въезжает в город, чтобы быть судимым Царем Правосудия, то есть Богом.
Однако вполне возможной представляется и другая интерпретация. Традиционно Лондон – Camera Regis, покои короля. Следовательно, Лондон является городом Царя Правосудия и одновременно королевским домом. Таким образом, получается, что Царь Правосудия есть сам монарх. Генрих не может быть судим Царем Правосудия, поскольку он сам и есть этот царь, господин Лондона.
На Корнхилл была поставлена башня. Возле нее короля встречали 12 патриархов. Они пели: «Пойте Господу песнь новую; хвала Ему в собрании святых» (Пс. 149:1):
Как я словами передам
На Корнхилл короля прием?
Двенадцать патриархов там
Поют торжественный псалом
«Песнь пойте Господу» – и вдруг
На волю отпускают птиц,
«В собрании святых» – вокруг
Так много ясных, светлых лиц[1023].
При этом автор «Славных деяний» описывает отпускание птиц как жертвоприношение Господу в благодарность за победу[1024].
Текст псалма 149 никак не согласуется с идеей самоуничижения или вознесения души покойного государя. Псалом говорит о благоволении Господа к своему народу и о даровании победы над другими народами. Святой народ, побеждая по воле Господа, заковывает в железо королей и вельмож других народов. Таким образом, англичане вообще и лондонцы в частности превращаются в избранный народ, Детей Израилевых. Это вполне согласуется с идеей первого адвента, в котором не только король становился Христом, но и Лондон превращался в Новый Иерусалим, а его обитатели – в Детей Израилевых. Кроме того, образ своего народа как Избранного, как Детей Израилевых, был необходимой частью «освященного патриотизма» (sanctified patriotism), который являлся основой самоидентификации средневекового человека и позволял объявить войну за своего государя столь же священной, как и крестовый поход[1025]. При этом совмещение образов англичан и Детей Израилевых получало неожиданное подтверждение в реальности: 12 главных лондонских корпораций стойко ассоциировались с 12 коленами Израилевыми.
В Чипсайде стоял замок, фонтаны били вином. Короля встречали 12 апостолов и 12 королей – английских мучеников и исповедников. Апостолы пели: «Благослови, душа моя, Господа! Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием» (Пс. 103:1). Сцена приобретает характер пророчества: автор подчеркивает «совпадение» числа апостолов и английских святых королей, что свидетельствует об избранности английского народа и самого Генриха V[1026]. Короли преклонили колена перед Генрихом, поднесли ему хлеб и вино на серебряном блюде и рассыпали вокруг облатки и серебряные листья. Встреча хлебом и вином должна была воскресить в памяти зрителей эпизод из книги Бытия – возвращение Авраама после победы над четырьмя царями, пленившими Лота: «и Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, – он был священник Бога Всевышнего, – и благословил его, и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои» (Быт. 14:18–20).
Пророческая тема снова превращает въезд Генриха V в первый адвент Христа. Важной частью литургической Рождественской драмы был Ordo prophetarum—ритуальная драма ветхозаветных и языческих пророков, в серии монологов доказывающих божественность Христа. Хотя форма этой драмы была основана не на библейском эпизоде, а на тексте, ошибочно приписываемом св. Августину, ее популярность была такова, что уже в XV в. она влияет на постановку адвента Христа в мистериальном цикле Страстей Христовых. В городских мистериях разыгрывался адвент Христа, въезжающего в Иерусалим, а пророки из толпы предсказывали Его появление и провозглашали Его божественность[1027]. В данном случае возвещающие появление и победу Генриха V святые короли повторяли этот элемент мистерии, указывая на Генриха как на божественного монарха, земного Христа.
Наиболее масштабной была сцена, поставленная для короля на Чипкросс. Там был воздвигнут замок с башнями и флагами, на котором было написано «Славное возвещается о тебе, град Божий!» (Пс. 86:3)[1028]. Другая надпись прославляла Генриха как нового Давида (alter David), победившего Голиафа и его «галльскую гордыню». На одной из башен был баннер со словами «речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего» (Пс. 45:5). Кроме того, на замке были выставлены гербы св. Георгия, императора Сигизмунда и самого Генриха. Замок был покрыт тканью, изображающей мрамор и зеленую и красную яшму, что превращало его в апокалиптический Новый Иерусалим – «стена его построена из ясписа» (Откр. 21:17). Девы в замке пели по-английски: «приветствуем тебя, Генрих Пятый, король Англии и Франции»; спустившиеся с замка ангелы осыпали короля золотыми безантами[1029]. Таким образом, адвент Генриха как земного Христа превращается во второй, небесный адвент, хотя элементы конкретно-исторического сохраняются, не полностью растворившись в вечном и универсальном.
Апокалиптическая тема развивается и в сцене перед собором св. Павла, где Генрих V, как и Ричард II, встречается с Богом. Правда, на этот раз Всевышний предстал не в виде актера, как это было в 1392 г., а в виде сияющего «Солнца Правосудия». Киплинг интерпретировал эту сцену как смирение монарха, предающего себя на Суд Божий: «Бог буквально осенял смертного короля. Генрих V пришел к Богу скорее как земной король, подносящий славу Богу, чем полубог, возносящийся на небо через свою славу»[1030].
Однако эпифания короля уже произошла – когда он проехал сквозь яшмовые ворота Небесного Иерусалима, ангелы осыпали его золотом, вода в фонтанах превращалась в вино, а Лондон и Темза стали Градом Божьим и речным потоком из псалмов. Кроме того, и до Генриха V (например, Ричард II, как было показано выше) и после него английские короли встречались с Богом возле собора св. Павла. Однако эти сцены Киплинг не интерпретирует как символический жест смирения. Символы, особенно ориентированные на простых горожан, должны быть ясными и однозначно читаемыми. Поэтому вполне логично можно предположить, что встреча Генриха с Богом в виде «Солнца Правосудия» интерпретировалась зрителями так, как и все сцены до этого, – как установление особых отношений между монархом и Богом. Кроме того, следует заметить, что зрители, собравшиеся перед собором, безусловно, не могли видеть въезд монарха в город и прочитать надпись на воротах, поэтому для них это не было воплощением Civitas Regis Iustititae, а только очередной эпифанией короля.
Интересно использование символа Солнца как воплощения Бога. С одной стороны, выбор подобного символа может опираться на слова Апокалипсиса: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божья осветила его и светильник его – Агнец» (Откр. 21:23). За счет этого усиливался мотив второго адвента, ощущение вселенскости, вечности и нуминозности происходящего. С другой стороны, в выборе солнечной символики могут проявляться имперские амбиции Генриха V. Кристи Фокс указала на явное желание автора «Славных деяний» изобразить Генриха как императора и Англию как империю. Гербы св. Георгия, Сигизмунда и Генриха на башне яшмового замка ясно указывают на равенство всех троих[1031].
