Леонид Млечин - Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны
Нигде, ни на одной странице этого многотомного дела нет и упоминания о том, что следствие в 1937 году располагало таким важнейшим доказательством, как «досье Тухачевского» из немецкого Генерального штаба. И в архивах нет следов «папки Гейдриха».
Само предположение о том, что машина репрессий нуждалась в доказательствах, свидетельствует о непонимании сталинского менталитета. Для того чтобы провести гигантскую чистку армии, Сталин не нуждался в немецких подсказках! Армия не могла избежать судьбы, уже постигшей все общество.
Но операции советской госбезопасности в определенном смысле сыграли роковую роль в судьбе Тухачевского, которого постоянно выставляли перед эмиграцией как вождя оппозиции.
В какой-то момент в Москве сообразили, что нельзя компрометировать столь крупного военачальника. Артузов получил указание прекратить распространение слухов, компрометирующих Тухачевского. Но вместо того, чтобы сообщить, что он отказался от антисоветской деятельности, на Запад ушла информация о том, что внутри подполья возникли склоки, Михаила Николаевича оттеснили другие военные и он покинул монархическую организацию вместе с частью своих сторонников.
Таким образом, на Западе сохранилось представление о Тухачевском как о стойком враге советской власти. Через несколько лет эту тему уже открыто стала обсуждать западная пресса. Вся эта информация возвращалась назад в Москву по разведывательным каналам и докладывалась Сталину, укрепляя его в том мнении, что Тухачевский — враждебно настроенный человек.
В 1937 году судьба самого Артура Артузова висела на волоске. Отставленный от дел, бывший начальник разведки был готов любыми средствами доказать своему начальству, что еще может пригодиться. Вот он и вспомнил Тухачевского. Получив письмо Артузова, начальник особого отдела НКВД распорядился составить план активной разработки крупных военных: «Собрать все имеющиеся материалы на крупных военных работников, проверить материалы, наметить конкретный план их разработки и взять их разработку под повседневный непосредственный контроль начальника 5-го отдела. Особое внимание обратить как в Москве, так и на периферии на выявление фашистских группировок среди военнослужащих».
13 мая 1937 года сотрудники особого отдела представили наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову справку по материалам, имевшимся в НКВД, на маршала Тухачевского. Так и родилось дело, жертвами которого стали виднейшие командиры Красной армии.
Я всегда с изумлением читаю рассказы об агентах влияния, о дьявольских замыслах иностранных разведок, которые будто бы способны на все, могут даже государство развалить. Нет уж, ни одна иностранная разведка не способна нанести такой ущерб стране, как собственные спецслужбы. Трагическая история Тухачевского это подтверждает. Но Артузову помощь в создании этого липового дела не помогла. В августе 1937 года его самого расстреляли.
Маршала Тухачевского назвали немецким шпионом вовсе не потому, что обнаружились какие-то документы, реальные или поддельные. Первоначально вообще предполагалось обвинить Тухачевского в шпионаже в пользу Англии, потому что он ездил в Лондон. А могли назвать японским шпионом. Или польским.
1 июня 1937 года устроили расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны. Всем участникам заседания представили «показания» Тухачевского и других уже арестованных военачальников. Материалы, подготовленные особым отделом Главного управления госбезопасности НКВД, размножили на пишущей машинке. Экземпляров было мало, поэтому управляющий делами Наркомата обороны просил читать быстро и передавать другим.
Военный совет заседал в Свердловском зале Кремля. К военным приехали члены политбюро — Сталин, Молотов, Жданов, Каганович, Калинин, нарком внутренних дел Ежов. По словам очевидца, Сталин пребывал в хорошем настроении.
— Я вижу на ваших лицах мрачность и какую-то растерянность, — сказал Сталин. — Понимаю, очень тяжело слушать о тех, с которыми вы десятки лет работали и которые теперь оказались изменниками Родины. Но омрачаться не надо. Это явление вполне закономерное. Почему иностранная разведка должна интересоваться областью сельского хозяйства, транспорта, промышленностью и оставить в стороне Красную армию? Наоборот, иностранная разведка всегда интересовалась вооруженными силами нашей страны, засылала шпионов, расставляла резидентов, чтобы знать уязвимые наши места.
Арест Тухачевского и других крупных военачальников был шоком для армии. Сталин чувствовал, что надо как-то объясниться с военным руководством, которое не понимало, что происходит:
— Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается.
Сталин сразу же связал арестованных военачальников с человеком, которого он ненавидел, и с иностранными разведками:
— Троцкий организовал группу, которую прямо натаскивал, поучал: давайте сведения немцам, чтобы они поверили, что у меня, Троцкого, есть люди. Делайте диверсии, крушения, чтобы мне, Троцкому, японцы и немцы поверили, что у меня есть сила… Уборевич, особенно Якир, Тухачевский занимались систематической информацией немецкого Генерального штаба… Тухачевский оперативный план наш — святая святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион. Якир — систематически информировал немецкий штаб. Уборевич — не только с друзьями, товарищами, но он отдельно сам лично информировал. Карахан — немецкий шпион. Эйдеман — немецкий шпион… Рудзутак. Он не признает, что он шпион, но у нас есть все данные. Знаем, кому он передавал сведения…
Сталин показал сидящим в зале военным, что их арестованные сослуживцы были лишь частью большого заговора.
Он назвал, в частности, Льва Михайловича Карахана, известного в стране дипломата, который долгие годы был заместителем наркома иностранных дел, а в 1934 году, не поладив с Литвиновым, отправился полпредом в Турцию. Карахан скучал в Анкаре, просился на более активную работу.
31 декабря 1936 года он писал наркому обороны Ворошилову, жалуясь, что угнетен своим нынешним положением и предпочел бы попробовать себя на ином поприще: «Я все возвращаюсь мыслями к НКВД. Там я мог бы быть полезен. Там идет большая работа по иностранным делам, и я мог быть неплохим помощником Ежову».
Поразительно, что даже столь осведомленные люди так плохо понимали, что происходит. В НКВД Караханом действительно заинтересовались. Но с другой целью. Его отозвали в Москву в марте 1937 года, арестовали и расстреляли. Его жену, выдающуюся балерину Марину Семенову, держали под домашним арестом, но помиловали и разрешили танцевать.
Упомянутый Сталиным Ян Эрнестович Рудзутак, недавний член политбюро и секретарь ЦК, был еще более известным человеком. Старые члены партии помнили ходившие в двадцатых годах разговоры о том, что именно Рудзутака Ленин незадолго до смерти планировал сделать генеральным секретарем вместо Сталина.
Как же могли эти люди, принадлежавшие к высшему руководству партии и Красной армии, оказаться шпионами? Вот вопрос, которым задавались участники Военного совета.
Сталин им это объяснил:
— Есть одна разведчица опытная в Германии, в Берлине. Жозефина Гензи, может быть, кто-нибудь из вас знает. Она красивая женщина. Разведчица старая. Она завербовала Карахана. Завербовала на базе бабской части. Она завербовала Енукидзе. Она помогла завербовать Тухачевского. Она же держит в руках Рудзутака. Это очень опытная разведчица, Жозефина Гензи. Будто бы она сама датчанка на службе у германского рейхсвера. Красивая, очень охотно на всякие предложения мужчин идет, потом гробит…
Могут задать, естественно, продолжал Сталин, такой вопрос — как это так, эти люди, вчера еще коммунисты, вдруг стали сами орудием в руках германского шпионажа?
— Сегодня от них требуют — дай информацию, — говорил Сталин. — Не дашь, у нас есть уже твоя расписка, что ты завербован, опубликуем. Под страхом разоблачения они дают информацию. Завтра требуют: нет, этого мало, давай больше и получи деньги, дай расписку. После этого требуют — начинайте заговор, вредительство… Дальше и этого мало. Убивают Кирова. А им говорят, идите дальше, нельзя ли все правительство снять…
Но в зале-то сидели военные люди, многие из них были настоящими профессионалами. Что они в тот момент думали? Соглашались с вождем, просто потому что иная линия поведения была смертельно опасна?
— Второй вопрос, — рассуждал с трибуны Сталин, — почему этим господам так легко удавалось завербовать людей. Вот мы человек триста — четыреста по военной линии арестовали. Как их завербовали?.. Я думаю, что они тут действовали таким путем. Недоволен человек чем-либо, например, недоволен тем, что он бывший троцкист или зиновьевец и его не так свободно выдвигают, либо недоволен тем, что он человек неспособный, не управляется с делами и его за это снижают, а он себя считает очень способным… Начинали с малого, с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. Все у нас в руках… Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, не стойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, а ты останешься на мели…
