Юрий Никулин - Почти серьезно
- Ну, теперь будем ходить строем.
Новый начальник вскоре сменил военную форму на гражданский костюм и энергично принялся за дела.
Прежде он был политработником, новый пост занимать не хотел - цирк знал плохо. Позднее Феодосий Георгиевич рассказывал мне, как его вызвали в Центральный Комитет партии и сказали, что нужно идти работать в цирк. Приказ о его назначении уже согласовали со Сталиным.
Сложное, запущенное хозяйство принял Бардиаи. Денег для творческой работы нет, у большинства цирков из-за отсутствия сборов арестованы счета в банке.
И тем не менее первое, что сделал Бардиан, - отменил авизовки. Зарплату мы стали получать вовремя и полностью. И авторитет нового управляющего сразу вырос. На одном из собраний Феодосий Георгиевич заговорил об отсутствии гостиниц при цирках и нашей бесправной, цыганской жизни... Об этом Бардиан говорил взволнованно, с личной заинтересованностью и все обещал изменить.
Чувствуя, что Бардиан внимательно, с уважением относится к артистам, каждый приходил к нему со своей болью, просьбами, планами. Всех требовалось выслушать, во все вникнуть, а главное - разобраться и понять, когда пришел нахальный рвач, требующий прибавки к зарплате, хотя номер у него ниже среднего, а где действительно стоит вмешаться и помочь.
При Бардиане начали строиться гостиницы для артистов, воздвигались цирки-дворцы. В Одессе построили дом для ветеранов цирка. Бардиан сумел выбить фонды на квартиры, добился разрешения на строительство кооперативов, и многие артисты, всю жизнь не имевшие своего угла и даже постоянной прописки, наконец обрели свой дом.
Новый начальник управления стал настоящим хозяином. Более двадцати лет руководил он цирками.
"ОПЛЯ-ЧОПЛЯ"В Москве проходил двухмесячный сбор клоунов. Заниматься с ними пригласим театральных режиссеров и преподавателей по технике речи.
- Как вы думаете работать над образом? - спросил у одного провинциального клоуна режиссер. - Отталкиваясь от внешности, от костюма, от грима?
Помолчав немного, клоун ответил:
- От внутренностей...
(Из тетрадки в клеточку. Январь 1952 года)
Старые артисты на первых порах нашей жизни на колесах давали полезные советы.
- Слушай внимательно, - говорил мне пожилой эквилибрист, -на станции Горелово покупай лук. Там он самый дешевый. Продают связками. А в Будище бери картошку, сразу мешок. Там она недорогая и вкусная. В Селиванове поезд стоит полчаса, жители приносят пуховые платки. Они там вдвое дешевле, чем в Москве, учти это!
Покупали мы и лук связками, и картошку мешками, и платок маме один раз я купил, но экономии особой не ощущалось. В постоянных переездах денег уходило вдвое больше, чем дома.
В те годы, когда мы начали жизнь на колесах, в каждой программе, кроме коверного, принимала участие какая-нибудь буффонадная пара, а также работал номер "Музыкальные клоуны". Многие воздушные акробаты, групповые жонглеры, гимнасты обязательно вводили в свой номер комика, который оживлял их работу. Наверное, поэтому и представления проходили веселее. Публика-то в основном шла в цирк посмеяться. Но по-настоящему хороших клоунов все же было мало.
В маленьких городах выступали никому не известные провинциальные клоуны. Позже это понятие - провинциальный клоун - устарело. Но в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы оно определенно характеризовало работу артистов. В нем и снисхождение - провинциальный, и понимание трудностей, и какое-то сожаление. Имена таких артистов даже не упоминаются в цирковой энциклопедии. Этих клоунов знаем только мы, артисты, и публика в тех городах, где они выступали.
Конечно, у таких клоунов сложная судьба. Их легко ругать, но, наверное, важнее понять. И именно поэтому, рассказывая об одном провинциальном клоуне, я изменил его фамилию.
Как-то судьба занесла нас в Нижний Тагил. Ехали туда с опаской и даже испытывая некоторый страх. Бывалые артисты частенько пугали нас этим городом.
- Вот погодите, - говорили они, - загонят вас в Нижний Тагил, тогда узнаете, почем фунт лиха.
То ли из-за мрачного названия города (Тагил да еще Нижний), то ли потому, что в те края при царе отправляли ссыльных, но ехали мы туда с неохотой, представляя себе город, в котором, должно быть, холодно и неуютно, где день и ночь дуют страшные ветры.
Приехали в Нижний Тагил, а там тепло. Город чистый, приятный. Публика охотно посещает цирк.
В первый же вечер мы пошли в цирк смотреть программу.
"Весь вечер на манеже комик-пародист, любимец публики АЛЕКС КУСТЫЛКИН!" - было намалевано крупными буквами на рекламном щите у входа в цирк.
С криком "А вот и я!" с галерки спустился плотный, небольшого роста мужчина. На голове видавшая виды шляпа неопределенного цвета. Космы давно не стриженных лохматых волос ложились на воротничок грязной рубашки. Вместо галстука - шнурок с двумя помпончиками. Огромные, давно не чищенные клоунские ботинки, обыкновенного покроя пиджак, широкие брюки мышиного цвета на лямках - вот, собственно, и весь костюм Алекса Кустылкина. Грим примитивный - грубый румянец и красный нос.
Публика встретила появление клоуна смехом и аплодисментами. Видимо, в городе его знали и любили. Он встал на барьер и жалобно попросил инспектора:
- Иван Иванович, снимите меня отсюда.
Инспектор отказался.
- Иван Иванович, я вам конфетку дам.
Инспектор отрицательно покачал головой.
- Иван Иванович, я вам кило конфет дам.
Инспектор с готовностью пошел к клоуну, а тот заявил:
- Не надо. За кило конфет я и сам сойду!
Он сошел с барьера, и все увидели, что за ним тянется на веревке груда старых башмаков.
- Поздравьте меня, Иван Иванович, иаконец-то я получил путевку на курорт.
- Поздравляю, - сказал инспектор, пожимая ему руку. - А что это за обувь?
- А это ботинки, которые я истоптал, пока доставал путевку, - хриплым голосом выкрикнул Кустылкин.
(Эту старую репризу я видел и у других клоунов. Они исполняли ее лучше.)
После этого Кустылкин деловито снял пиджак, сделал стойку на стуле и, почесав ногу об ногу, вместе со стулом упал с грохотом на манеж. Поднимаясь, сказал:
- Чуть-чуть не упал.
В зале засмеялись, а клоун, прихрамывая, пошел к выходу.
- Что с твоей ногой? - спросил у него инспектор.
- Слана-лась! - выкрикнул Алекс и ушел с манежа.
После выступления жонглеров-балансеров Алекс держал на лбу длинный шест, на конце которого стояла корзина с яйцами. Алекс вставал на барьер и, с трудом удерживая шест, вдруг опрокидывал корзину на публику. Зрители шарахались, закрывали головы руками, а деревянные яйца, привязанные к корзине, повисали на ниточках в воздухе.
На манеже Алекс держался развязно. Предметы обыгрывал примитивно. Так, например, наступал на грабли, которые били его по лбу, и потом этими же граблями расчесывал волосы.
В одной из пауз Кустылкин, положив посредине манежа свою тросточку, подзывал инспектора и спрашивал:
- А вот можете ли вы, Иван Иванович, сделать такой трюк? - Он перепрыгивал через тросточку, приговаривая: - Опля-чопля!
Инспектор, усмехнувшись, прыгал и говорил:
- Опля-чопля.
Клоун смеялся.
- Чего вы смеетесь? - спрашивал инспектор удивленно.
- А я думал, что я один такой дурачок.
Некоторые репризы казались мне странными. Например, такая. Инспектор манежа выходит на середину арены и закуривает папироску. Кустылкин, подойдя к инспектору, строго говорит:
- Вот сейчас придут пожарные и вас оштрафуют.
- Не придут, - отвечал, смеясь, инспектор. Кустылкин бежал за кулисы и появлялся вновь на манеже в пожарной каске, с красной повязкой на рукаве.
Важной походкой он подходил к инспектору и рявкал:
- Прекратить курить! - и, забирая папироску, требовал: - Платите штраф три рубля.
Инспектор отдавал ему деньги. Кустылкин шел к выходу, дымя отобранной папироской, и, не дойдя нескольких шагов, обернувшись, произносил:
- Вот так иногда у нас бывает!
Публика ничего не понимала. Но все почему-то дружно хлопали. Наверное, каждый думал: вот, мол, коверный что-то остроумное сделал, а я не понял, но на всякий случай надо похлопать.
Позже я спросил у Кустылкина:
- Алекс, вот реприза с пожарником, она ведь какая-то непонятная.
- А чего тут непонятного? Публика-то принимает...
Коронной репризой клоун давал "Цыганку". Он выходил в цветастой юбке, с серьгами в ушах, из-под пестрой шали свисали две длинные косы, в руках-карты. Кустылкин "гадал" публике, предсказывал судьбу, сопровождая это плоскими остротами. В финале репризы на специально положенном фанерном щите он бойко отбивал чечетку, тряс плечами.
Текст он произносил громким, хрипловатым голосом, немного шепелявя. Именно о таких артистах Арнольд говорил: "У него рот полон дикции".
