Борис Ельцин - Президентский марафон
Вначале меня это даже настораживало, но потом я понял - такой характер.
... Летом 1998-го нас застала практически врасплох "рельсовая война". Бастующие шахтеры перегораживали железнодорожные магистрали, отрезая от центра Сибирь и юг России. Это была катастрофическая ситуация, каждый такой день приносил многомиллионные убытки, которые били по наименее обеспеченным людям - пенсионерам и бюджетникам, но главное - это создавало реальную угрозу массовых политических беспорядков. Во всероссийском масштабе. Я встретился с Николаем Ковалевым, тогдашним директором ФСБ. Он был почти что в панике, по разговору я понял, что ситуация для него новая и как с ней быть, он не знает. Я мог его понять - вроде бы забастовки не по его ведомству, но тем не менее угроза безопасности страны явно существовала. Политическая борьба - это одно, перерезанные транспортные артерии - совсем другое.
Ковалев, кадровый чекист, хороший профессионал, испытывал внутреннюю огромную антипатию к бизнесу, к его представителям. Ничего не мог с собой поделать, не любил людей с большими деньгами, и постепенно его ведомство переключилось на поиск новых врагов: искало компромат на коммерческие банки, на отдельных бизнесменов. Я не забыл и то, как в 1996-м следователи ФСБ активно занялись выдуманным "делом Собчака". Все это была единая политическая линия.
... Тогда, летом 1998-го, я задумался: кого ставить вместо Ковалева? Ответ пришел мгновенно: Путина!
Во-первых, он немало лет проработал в органах. Во-вторых, прошел огромную управленческую школу. Но главное, чем дольше я его знал, тем больше убеждался: в этом человеке сочетаются огромная приверженность демократии, рыночным реформам и твердый государственный патриотизм.
Путину сообщили о его назначении в момент вручения указа. Вот как это было.
Я находился в отпуске в Шуйской Чупе. Туда ко мне прилетел Кириенко и привез проект указа о назначении Путина. Я подписал его не колеблясь. 25 июля 1998 года Путин был назначен директором ФСБ.
После возвращения из отпуска я имел с ним большой разговор. Предложил вернуться на военную службу, получить генеральское звание.
"А зачем? - неожиданно ответил Путин. - Я уволился из органов 20 августа 1991 года. Я гражданский человек. Важно, чтобы силовое ведомство возглавил именно гражданский. Если позволите, останусь полковником запаса".
Довольно долго мы обсуждали кадровые проблемы ФСБ. Ситуация там была сложная. Многие сильные профессионалы ушли в частные структуры, многие готовы к увольнению в запас. Надо восстанавливать авторитет спецслужб, который был так сильно подорван в обществе после 1991 года. Надо сохранить традиции, оставшихся профессионалов и вместе с тем сделать их работу менее политизированной.
Путин очень грамотно провел реорганизацию ФСБ. По-человечески поступил с Ковалевым, не мешал ему решать какие-то свои бытовые проблемы. Мелочь, но в военной среде очень важная. Составил новое штатное расписание. Новая коллегия включала в себя, помимо замов, начальников Московского и Ленинградского УФСБ. Несмотря на то что впоследствии пришлось вывести за штат многих сотрудников, реорганизация прошла спокойно, я бы сказал, чисто. Путинская структура ФСБ, как показало время, оказалась вполне рабочей.
... Он вступил в должность в очень сложное время. Не время, а пороховая бочка.
Путин сделал очень жесткое заявление осенью по поводу политического экстремизма, когда казалось, что антисемитская волна, поднятая Макашовым, вот-вот выплеснется на улицы. Думаю, что многих его холодный взгляд и почти военная точность формулировок удержали от хулиганства и провокаций. Путин пытался не оставлять в покое ни одну радикальную группировку в Москве. Все они стали кричать в прессе, что наступила эпоха "полицейского государства".
Но самое главное - Путин занял очень твердую политическую позицию. Я уже писал об этом выше. Постоянные столкновения с премьер-министром, который хотел включить ФСБ в круг своего влияния, не смущали Путина. Он не давал себя использовать в политических играх. И в этом отношении его моральный кодекс был настолько тверд, что даже я поражался, - в тогдашних хитросплетениях власти было не мудрено запутаться и более опытному человеку, но у Владимира Владимировича всегда был единственный четкий критерий моральность того или иного поступка. Порядочность того или иного человека. Он всегда был готов расстаться со своей высокой должностью, но не сделать того, что шло вразрез с его пониманием чести.
Он не торопился в большую политику. Но чувствовал опасность более чутко и остро, чем другие, всегда предупреждал меня о ней.
Когда я узнал о том, как Путин переправлял Собчака за границу, у меня была сложная реакция. Путин рисковал не только собой. С другой стороны, поступок вызывал глубокое человеческое уважение.
... Понимая необходимость отставки Примакова, я постоянно и мучительно размышлял: кто меня поддержит? Кто реально стоит у меня за спиной?
И в какой-то момент понял - Путин.
5 августа. Я вызвал в кабинет Степашина и Волошина. Степашин сразу разволновался, покраснел.
"Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку. Буду предлагать Владимира Владимировича Думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером".
"Борис Николаевич, - с трудом выговорил Степашин, - это решение... преждевременное. Я считаю, что это ошибка".
"Сергей Вадимович, но президент уже принял решение", - заметил Волошин.
"Борис Николаевич, я очень вас прошу... поговорить со мной наедине".
Я кивнул, и мы остались один на один.
И он начал говорить... Говорил долго. Лейтмотивом было одно: "Я всегда был с вами и никогда вас не предавал". Сергей Вадимович вспоминал события 91-го и 93-го годов, события в Буденновске и Красноармейске. Обещал исправить все свои ошибки, немедленно заняться созданием новой партии.
Понимая всю бессмысленность этого разговора, я никак не мог прервать Степашина. Все было правильно: верный, честный. Никогда не предавал. И никаких причин для отставки. Кроме одной, самой важной: не тот человек - в нынешней борьбе нужен другой! Но как ему это объяснить?
Вот здесь я и почувствовал, что у меня кончается терпение.
"Хорошо, идите, я подумаю", - как можно более спокойно сказал я.
Степашин вышел. В дверях прошептал Волошину: "Что вы тут на меня наговорили? Вы что, с ума сошли, в такой момент?"
Настроение было ужасное.
Вызвал Волошина и зло сказал: "Что вы медлите? Несите указы! Вы же знаете мое решение!"
Он принес указы на подпись.
"Вы Степашину сами скажите об отставке. Я с ним встречаться больше не буду", - сказал я.
Волошин не стал долго спорить. Только заметил: "Борис Николаевич, может быть, подумаете до понедельника... Вы лучше меня знаете, только президент может говорить премьеру об отставке".
Да, Волошин был прав. Я решил, что встречу со Степашиным я проведу в понедельник утром.
В этот же день мне позвонил Чубайс. Очень настойчиво стал просить о встрече. Я сразу понял, о чем пойдет речь. Это ускорило решение, подстегнуло его, хотя Чубайс, напротив, хотел меня притормозить. Назначил встречу с ним на 9.15, а со Степашиным - на 8 утра.
Кстати, несколько позже я узнал, какую атаку на администрацию, и в первую очередь на Путина, предпринял Чубайс.
Он, видимо, ни на минуту не сомневался, что я принимаю ошибочное решение, ведущее нас к катастрофическим последствиям.
Прежде всего Чубайс встретился с самим Путиным. Предупредил его о том, какие страшные удары его ждут в публичной политике. Главный аргумент был таков: Путин никогда не был на виду, не знает, что это такое. И лучше отказаться сейчас самому, чем потом под влиянием обстоятельств.
Путин сказал: извини, но это решение президента. Я обязан его выполнить. Ты на моем месте поступил бы точно так же.
Тогда Чубайс решил действовать через администрацию. В воскресенье, пока возникла неожиданная пауза (не зря я так не любил этих пауз при принятии важного решения), он предложил собраться узким кругом: Волошин, Юмашев, Таня.
Чубайс приводил такие аргументы: после достаточно болезненной для общества отставки Примакова немотивированная отставка Степашина будет воспринята как полное разложение Кремля. Как политическая агония. Все решат, что президент совсем сошел с ума. Это и будет сигналом для наступления со всех сторон: Думы, Совета Федерации. Тогда остается только включить последний ресурс - "массовые выступления трудящихся". Вспомните "рельсовую войну", говорил Чубайс. Это делается "на раз". А разъяренный Лужков, который может вывести на Красную площадь десятки тысяч? Неужели вы этого не чувствуете? Да, я согласен, Путин лучше, и выбор президента правильный. Но все равно, у Ельцина нет ни политических, ни моральных ресурсов снять Степашина и поставить Путина.
