Сергей Утченко - Юлий Цезарь
Цезарь выехал из Рима в первых числах декабря и через двадцать семь дней уже был в лагере Квинта Педия и Фабия Максима (под Обулко, примерно в 60 километрах от Кордубы). Небезынтересно отметить, что это свое путешествие он описал в поэме «Путь» (Iter), которая до нашего времени, к сожалению, не сохранилась. Как в самом начале балканской и африканской войн, так и теперь, в первые недели новой испанской кампании, Цезарь не располагал достаточными силами и был в очень неблагоприятном положении в смысле снабжения продовольствием. Но и на сей раз противник не сумел использовать своего преимущества. В скором времени силы сторон почти сравнялись.
Гней Помпей осаждал в течение нескольких месяцев город Улию, который стойко сопротивлялся и сохранял верность Цезарю. Последнему удалось помочь осажденным, прислав значительное подкрепление, кроме того, Цезарь удачно применил отвлекающий маневр. Он направился в сторону Кордубы, города, считавшегося столицей провинции. Здесь стоял гарнизон под командованием Секста Помпея. Марш Цезаря в сторону Кордубы заставил Гнея Помпея снять осаду Улии. В январе уже сам Цезарь осадил город Аттегуа, богатый запасами продовольствия. Даже в это зимнее время осадные работы велись чрезвычайно энергично, город был полностью окружен и, несмотря на стойкое сопротивление римского гарнизона (т. е. помпеянских частей), взят штурмом 19 февраля 45 г. Взятие этой сильной крепости, которую помпеянцы считали почти неприступной, имело широкий резонанс: начались, как это бывало и раньше, во время предыдущих кампаний, массовые перебежки из лагеря противника, дезертирство; многие испанские общины явно стали склоняться на сторону Цезаря.
Произошло еще несколько столкновений, и наконец дело дошло до решающего сражения. Это была знаменитая битва при Мунде (17 марта 45 г.). Цезарь имел в своем распоряжении 80 когорт пехоты (частично сформированных из оставшихся частей 3–го, 5–го и 10–го легионов) и до 9 тысяч всадников. Войско противника расположилось на высотах. Цезарь ожидал, что враг спустится в долину и перейдет ручей, протекавший между двумя позициями. Однако его расчеты на этот раз не оправдались. В то время как легионы Цезаря приближались к ручью, помпеянцы и не думали сходить со своих высот. Легионы Цезаря остановились перед их грозной позицией. Завязалось ожесточенное сражение, исход которого долгое время был неясен; в какой — то момент ряды цезарианцев даже дрогнули. Тогда Цезарь, спешившись, схватил щит и ринулся вперед, крича, что пусть этот день будет для него последним, как и весь поход — для самих воинов. Он подбежал к вражеской линии, осыпаемый градом копий, пока не подоспели на выручку центурионы. Но этот отчаянно смелый поступок создал перелом, сражение разгорелось с новой силой и ожесточением. День уже клонился к вечеру, когда мавретанский царь Богуд (брат и соправитель Бокха), сражавшийся в рядах Цезаря, по своей собственной инициативе совершил глубокий кавалерийский рейд в тыл врага и напал на лагерь. Лабиен, заметив маневр, отвел свои пять когорт назад и ослабил таким образом фронт сопротивления. Это по существу и решило исход сражения; помпеянцы обратились в бегство. Победа Цезаря была полной — его потери не превышали 1000 человек, тогда как противник потерял свыше 30 тысяч только убитыми. Среди оставшихся на поле боя были Лабиен и Атий Вар; по распоряжению Цезаря тела их предали погребению. Сражение при Мунде оказалось, пожалуй, самым упорным и самым жестоким из всех сражений гражданской войны; недаром Цезарь после битвы сказал своим друзьям, что он не раз боролся за победу, теперь же впервые — за жизнь.
Вскоре Цезарю сдались Кордуба, Гиспал, а его легату Фабию Максиму и город Мунда. Секст Помпей бежал из Кордубы, и ему удалось спастись. Менее удачлив оказался сам Гней. Он тоже пытался бежать, но был настигнут и убит; его голова показана народу в Гиспале. В этом городе Цезарь задержался до конца апреля 45 г., занимаясь урегулированием дел в Испании, затем он переехал в Гадес. Города и общины, активно поддерживавшие помпеянцев, были подвергнуты конфискациям и обложены суровой контрибуцией (например, те же Кордуба и Гиспал); наоборот, города, оказавшие поддержку Цезарю, получили различные льготы и привилегии. Мероприятия, проведенные Цезарем, дают довольно наглядное представление о его колонизационной и гражданско — правовой политике.
Ко времени Цезаря романизация Испании зашла уже довольно далеко. Ряд городов имел латинское, а некоторые и римское право. Итоги Союзнической войны, а затем Серторианская война оказали своеобразное содействие процессу романизации. Когда на территории Испании развернулась борьба между цезарианцами и помпеянцами — как во время первой, так и второй испанской кампании, — местные города и общины принимали в ней достаточно активное участие, а легионы, формировавшиеся в ходе этой борьбы, в значительной мере рекрутировались из местных уроженцев. Так и теперь, после Мунды, Цезарь даровал многим общинам гражданские права, а некоторые из них даже были превращены в «колонии римских граждан»: например, на территории Гиспала возникло две колонии, названные в честь Ромула и самого Цезаря; сохранивший верность город Улия тоже был превращен в такого рода колонию и получил соответствующее название (colonia Fidentia). Из частично дошедшего до нас постановления о колонии Генитива мы можем получить некоторое представление об устройстве этих «колоний римских граждан». В постановлении отмечалось, что основание колонии произошло «по повелению диктатора», затем подчеркивалось, что все граждане подлежат в случае нужды призыву в армию, и, наконец, запрещалось избирать патронами сенаторов (и их сыновей). Судя по некоторым данным, такими же характерными чертами отличались и колонии, основанные Цезарем в Африке.
Покидая Испанию, Цезарь передал управление Дальней провинцией Гаю Каррине. Дату его отъезда едва ли можно установить точно; неясно также, сколько времени Цезарь провел в Нарбоннской Галлии, через территорию которой он возвращался домой. Известно лишь, что здесь его встретил Марк Антоний, с которым вместе он и совершил остальной путь. Известно также, что 13 сентября 45 г., задержавшись в своем Лавиканском поместье (в Лациуме, неподалеку от Тускула), Цезарь составил завещание, а в самом Риме появился в начале октября.
За время отсутствия Цезаря и вплоть до известий о победе при Мунде настроение в Риме и общая обстановка продолжали оставаться тревожными и неясными. Об этом можно судить не только по письмам Цицерона к тем его корреспондентам — бывшим помпеянцам, с которыми он вполне откровенен, но и по некоторым другим примерам и фактам менее камерного значения. Тот же Цицерон, состоявший, между прочим, в переписке и с самим Цезарем и даже получивший от него из Испании письмо с соболезнованием по поводу смерти своей любимой дочери Туллии, тем не менее опубликовал в самом конце 46 г. (а возможно, в самом начале 45 г.) свое сочинение о Катоне, восторженный панегирик заклятому врагу Цезаря. Появление этого сочинения вызвало в Риме настоящую сенсацию, и влияние его на римское общественное мнение было таково, что Цезарь счел необходимым в самые напряженные дни войны, накануне Мунды, ответить Цицерону, и не просто личным письмом, а целым сочинением (в двух книгах), которое он демонстративно назвал «Антикатон» и в котором он наряду с комплиментами по адресу Цицерона обрушился с потоком гневных обвинений против самого его героя.
Тем не менее победа при Мунде, как только весть о ней достигла Рима, внушила, по свидетельству самих древних, такой страх перед Цезарем и создала ему такую славу, какой никто и никогда не имел до него. Так по крайней мере говорит об этом Аппиан. Этими же причинами он объясняет и безмерные, небывалые почести, оказанные Цезарю после Мунды. Нам уже приходилось касаться этого вопроса. Однако мы говорили лишь о даровании Цезарю титулов императора, отца отечества, освободителя и о десятилетнем консулате (от которого он, кстати говоря, отказался, но не о других, быть может, менее реальных, но отнюдь не менее пышных почестях.
Так, сенатом было назначено пятидесятидневное благодарственное молебствие в честь победы. Сенат разрешил Цезарю появляться на всех играх в одеянии триумфатора, в лавровом венке, а также носить высокие красные сапоги, которые, по преданию, носили когда — то альбанские цари. Сенат и народ постановили, чтобы Цезарю был выстроен на Палатине дом за государственный счет и чтобы дни его побед были объявлены праздничными днями. Во время игр и процессий его статую из слоновой кости (simulacrum) проносили на роскошных носилках; статуи Цезаря воздвигались также в храме Квирина и среди изображений царей на Капитолии. Это были уже такие почести, которые, по словам Светония, превосходили человеческий предел и не оказывались до сих пор ни одному смертному.