Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации
Греческая трагедия была недолговечным и искусственным явлением, она развилась и достигла своих вершин менее чем за столетие, но комедия — это необходимая потребность всех человеческих сообществ. Как только люди стали общаться, стоило лишь троим или более людям собраться вместе, начинались и передразнивания, подражание, комедия. Поток литературной комедии не прекращался в мире с тех пор, как появилась возможность записать первый комический диалог. И лишь по мере того как грамотность стала распространяться в обществе, литературный рассказ или повесть смогли сравниться в популярности с комедией. В Греции существовали сборники «занимательных историй» и т. п., но развитие художественной прозы как вида искусства ожидало появления широкой читательской публики и быстрого распространения книг. К несчастью, большая часть комедий и трагедий Греции навсегда исчезла из нашего мира.
Прозаическая литература появилась вначале как история и как приглашение к серьезной беседе. Мы уже рассказывали о Геродоте и цитировали отдельные места из его книги. Читателю стоит обратить внимание на то, что «отец истории» посещал Афины во времена Перикла; когда он писал, афинская трагедия уже миновала свою золотую пору. Живший позднее Фукидид (460–396 до н. э.) оставил нам свою «Историю Пелопоннесской войны». О Ксенофонте и его «Анабасисе» мы уже говорили.
Еще одной важной частью греческой литературы, которая по-прежнему сохраняет для нас свое значение, являются речи, написанные великими ораторами. Наконец, нельзя пройти мимо простых и строгих утверждений и аргументов философской литературы, которая выходила из-под пера Аристотеля, и ее художественной драматизации в живых дискуссиях и беседах платоновских диалогов.
Прежде чем было открыто догреческое искусство эгейских народов и в своем подлинном объеме и значении предстала обширная художественная продукция ранних империй, современный мир, по крайней мере, от Ренессанса и до конца XIX века, несоразмерно высоко оценивал достижения греческого пластического искусства. Греческой скульптуре отводилось особое место, она казалась неизменной в своей каноничности, словно бы появившись из небытия сразу в своем совершенном виде, так, будто до нее были лишь неуклюжие подделки, а после — одна вульгаризация и упадок. Она вызывала у отдельных рафинированных поклонников экстазы, которые нам теперь покажутся скорее забавными.
Теперь мы знаем, что в то время как литература и интеллектуальные новаторства Греции отмечают новый этап в опыте человечества, пластическое искусство Греции — не более чем продолжение опыта предшествовавших цивилизаций. Работы по золоту, ювелирные изделия, печати, небольшие статуэтки, вазы и т. п. греческой работы также появляются в этот замечательный период, однако они не превосходят подобных им изделий предшественников греков — эгейских народов или мастеров времен XVIII династии Египта.
Своим особым изяществом и неповторимым совершенством отличается греческая архитектура. Ее преобладающая черта — колоннада, строгая и благородная, с тяжеловатой дорийской капителью, изящной ионийской или словно бы увенчанной цветами коринфской. Коринфский канон и его ответвления в римскую эпоху, словно вездесущий сорняк, заполонили собой архитектуру, и теперь он цветет повсюду, где ни встретишь какой-нибудь банк или дорогой отель.
Но именно на греческую скульптуру всегда обращают внимание, когда заходит речь о неповторимом превосходстве той эпохи. Формальная поначалу, она достигает в период между Писистратом и Периклом небывалой ранее естественности и раскрепощенности. Во времена Эхнатона египетская скульптура также пришла к реализму и раскованности, однако достигнутое тогда не идет ни в какое сравнение с той свободой, которую удалось выразить грекам.
Как принято теперь считать, большинство греческих изваяний были еще и раскрашены в различные цвета. Та неповторимо-прекрасная строгая белизна, которая поражает сейчас наше воображение, когда мы сталкиваемся с памятниками греческой скульптуры, словно бы облагородившая их прикосновением смерти и совершенства, на самом деле не являлась частью замысла художника. Руины греческих храмов также обладают неземной, только им присущей магией, которая, пожалуй, лучше воспринимается при лунном свете; несомненно, этого не было в их блистательной молодости.
О греческой живописи нам известно очень немного. Сохранились упоминания о шедеврах той эпохи, но ни один из них не уцелел до нашего времени. Мы можем судить о ней лишь в той мере, в какой ее традиции отразились и не успели выродиться в дни Римской империи. Образная живопись Помпеи и Геркуланума исполнена артистизма и жизнерадостности и несравнимо более естественна и реалистична, чем живопись Египта или Вавилона.
Глава двадцать вторая
Жизненный путь Александра Великого
1. Филипп Македонский.
2. Убийство царя Филиппа.
3. Первые завоевания Александра.
4. Поход Александра.
5. Был ли действительно Александр великим?
6. Преемники Александра.
7. Пергам — последнее прибежище греческой культуры.
8. Александр как предвестник мирового единства
1Подлинный герой истории Александра Великого (356–323 до н. э.) — не столько Александр, сколько его отец Филипп. Автору произведения никогда не удается предстать перед зрителем в тех лучах славы, в которых предстает перед нами актер, исполнитель написанной им роли. Именно Филипп заложил основание и выковал оружие того величия, которого достиг его сын. Именно Филипп, по сути, начал персидский поход в последний год своей жизни.
Филипп Македонский, вне всякого сомнения, был одним из величайших монархов, которых когда-либо знал свет. Он был человеком невероятного интеллекта и способностей. Его мировоззрение было значительно шире представлений его времени. Филипп сделал Аристотеля своим другом; он, должно быть, обсуждал с ним те проекты организации подлинного знания, которые философу удалось позже реализовать благодаря денежной поддержке Александра. Филипп, насколько мы можем судить, был «единственным мужем, облеченным властью», который читал произведения Аристотеля. К нему Аристотель обращался, как обращаются к тому, кем восхищаются и кому доверяют. К Филиппу взывал Исократ — как к великому правителю, которому по силам избавить Грецию от беспорядков, объединить и облагородить греческое общество.
Во многих книгах утверждается, что Филипп был человеком большого цинизма, безудержно стремившимся к пороку. Правда, что на празднествах, как и все македоняне того времени, он много пил и иногда сильно напивался. Но, по-видимому, в те времена это считалось признаком дружеского расположения — пить на пирах, не зная меры. Прочие же обвинения не подтверждены ничем серьезным, тем более что мы узнаем о них только из нападок на Филиппа его непримиримых антагонистов — таких, как Демосфен (384–322 до н. э.), афинский демагог и оратор, человек, склонный к безответственной риторике. Можно процитировать одну-две его фразы, чтобы увидеть, куда мог завести Демосфена его патриотический гнев. В одной из «Филиппик», как называются его гневные обличения Филиппа, он дает волю своему негодованию:
«Филипп, человек, который не только не грек, но даже и общего ничего не имеет с греком — это даже не варвар из достойной страны — нет, это несносный мужлан из Македонии, страны, из которой у нас нет даже пристойного раба». И так далее, в том же духе. Мы знаем, что македоняне были арийским народом, который находился в ближайшем родстве с греками, и что Филипп, вероятно, был одним из самых высокообразованных людей своего времени. Но именно в таком духе писались сочинения, враждебные Филиппу.
Когда Филипп в 359 г. до н. э. стал царем Македонии, это было небольшое государство, не имевшее ни морского порта, ни значительных городов. Ее население состояло главным образом из сельских жителей, почти греков по языку и готовых к объединению с греками, но сохранивших больше нордических черт, чем народы, жившие южнее. Филипп превратил эту маленькую варварскую страну в великую державу. Он создал самую эффективную военную структуру, какую когда-либо знал древний мир, и ко времени своей смерти смог собрать большую часть Греции в единый союз государств под своим началом. Огромная проницательность Филиппа, способность видеть дальше представлений своего времени очевидна не столько по этим делам, сколько по тому, как тщательно он готовил сына продолжить политику, творцом которой был.
Филипп — один из немногих монархов в истории, который позаботился о том, чтобы воспитать себе преемника. Александр был в числе тех немногих правителей, которых с рождения готовили для Империи. Аристотель — лишь один из нескольких выдающихся наставников, которых выбрал для него его отец. Филипп вел свою политику с учетом того, что его сменит Александр, доверял сыну принимать самостоятельные решения в управлении государством с того времени, когда ему исполнилось шестнадцать. Александр под присмотром отца командовал конницей в сражении при Херонее. Его растили для власти — ничего для него не жалея и ничего от него не скрывая.
