Юрий Пернатьев - Великие загадки истории
В следующую минуту «прозвучало» мысленное приказание Фрейда: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну... выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Уловив тайную мысль психоаналитика, Вольф взял пинцет, подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил, что приказал его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся и тут же подставил щеку....
Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить поиграть на ней. Мессинг выполнил и это безмолвное требование Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл. Вечер прошел непринужденно, весело, несмотря на огромную разницу в возрасте и пропасть в знаниях. На прощание Эйнштейн сказал: «Будет плохо — приходите ко мне...»
В 1917 г. Цельмейстер сообщил, что принял решение о проведении большого турне, маршрут которого охватывал чуть ли не весь земной шар. За четыре года Мессинг и его импресарио побывали в Японии, Бразилии, Аргентине...
В 1921 г. Вольф Мессинг вернулся в Варшаву. За те годы, что он провел за океаном, многое изменилось в Европе. В России произошла революция, на перекроенной карте Европы обозначилось новое государство — Польша. Местечко, где родился Вольф и где жили его родители, оказалось на территории уже другой страны. Как следствие — воинский призыв в польскую армию.
Прошло несколько месяцев. Однажды рядового Вольфа вызвал к себе командир и сказал, что его приглашает сам «начальник Польского государства» Юзеф Пилсудский.
Когда-то, в 1920 г., став диктатором Польши, Пилсудский начал под давлением Антанты войну против Советской России. Он был революционером и социалистом, поклонником Фридриха Энгельса, руководителем Польской социалистической партии, но главным пунктом в его политической программе была «глубокая ненависть к России». В 1926 г. Юзеф Пилсудский совершил военный переворот, упразднив многопартийность, гарантированную польской Конституцией 1921 г. Формально занимая пост военного министра, он, по сути, руководил всем государством.
Вот с этим человеком и предстояло Мессингу вести беседу. Адъютанты ввели медиума в роскошную гостиную, где собралось высшее общество — блестящие военные, роскошно одетые дамы. Сам же Пилсудский был одет в подчеркнуто простой полувоенный костюм без орденов и знаков отличия.
Начался сеанс. За портьерой был спрятан портсигар, который необходимо найти. Эту простенькую задачку Мессинг виртуозно решил за пятнадцать секунд, после чего аудитория разразилась аплодисментами... Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете.
В чем заключалась личная просьба Пилсудского, Мессинг никогда не рассказывал, но в то время по всей Польше активно обсуждался роман Пилсудского с молодым врачом Евгенией Левицкой. Возможно, просьба личного характера как раз и касалась этой щекотливой темы. Однако польского диктатора могли интересовать не только собственные любовные интриги, но и враги внутри страны и планы набирающей мощь Германии.
По окончании военной службы Мессинг снова вернулся к опытам. Его новому импресарио господину Кобаку было пятьдесят лет. Это был человек нового склада — деловой, предприимчивый, хорошо понимающий запросы и настроения публики. Вместе с ним Вольф совершил множество турне по различным странам Европы, выступая со своими опытами в Париже, Лондоне, Риме, снова в Берлине, Стокгольме. По возможности он стремился всячески разнообразить программу выступлений. Так, в Риге ездил по улицам на автомобиле с завязанными черной лентой глазами. Дорогу Мессингу мысленно указывал настоящий водитель, сидевший рядом. Этот опыт, поставленный на глазах у тысяч зрителей с чисто рекламной целью, был, однако, интересен тем, что ни до, ни после этого медиум за руль автомобиля даже не держался.
Из бесчисленного калейдоскопа встреч особенно запомнилась ему встреча с выдающимся политическим деятелем Индии Мохандасом Карамчандом Ганди. В его учении, как известно, причудливо переплелись отдельные положения древней индийской философии, толстовства и разнообразнейших социалистических учений.
Ганди потряс Мессинга удивительной простотой, сочетающейся с подлинной гениальностью. Запомнилось его лицо мыслителя, тихий голос, неторопливость и плавность движений, мягкость обращения с окружающими.
Во время опыта, который Мессинг демонстрировал, Ганди был индуктором. Он продиктовал следующее задание: взять со стола и подать музыканту флейту. Тот взял ее, поднес к губам — и нежные звуки задрожали в воздухе. И вдруг из стоящей у его ног корзины с узким горлышком начала выплывать серо-пестрая лента змеи. Ее движения четко повторяли ритм, заданный флейтистом. Это был настоящий танец, не менее точный и прекрасный, чем человеческий.
Находясь в Индии, Мессинг не мог, конечно, упустить возможности собственными глазами увидеть искусство йогов с их виртуозным умением управлять своим телом благодаря ежедневной тренировке. Особенно интересно было наблюдать погружение в глубокое каталептическое состояние, длящееся иногда по нескольку недель. Мессинг вынужден был признать, что ему никогда не удавалось добиться столь длительного пребывания в этом состоянии.
К нему нередко обращались и с личными просьбами самого разного характера: урегулировать семейные отношения, обнаружить похитителей ценностей и т. д. При этом магистр психологии руководствовался только одним принципом: вне зависимости от того, богатый это человек или бедный, занимает ли он в обществе высокое положение или низкое, стоять только на стороне правды, делать людям только добро.
Один из таких случаев произошел в 1927 г. в старинном родовом замке графов Чарторыйских. Это была очень богатая и очень известная в Польше семья, владевшая многими поместьями, располагающая огромными средствами. Сам граф Чарторыйский был в стране человеком весьма влиятельным.
И вот в этой семье пропадает старинная, передававшаяся из поколения в поколение драгоценность — бриллиантовая брошь. По мнению видевших ее ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых — сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее были безрезультатными. Никаких подозрений у графа Чарторыйского не было: чужой человек пройти в хорошо охраняемый замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге он был уверен. Это были люди, преданные семье графа, работавшие у него десятками лет и очень ценившие свое место. Приглашенные частные детективы распутать дело не смогли.
Граф Чарторыйский прилетел к Мессингу на самолете и, поведав ему свою печальную историю, предложил заняться поиском бесценной вещи. На следующий день спутники были в Варшаве, а через несколько часов входили в графский замок. С утра медиум приступил, как он говорил, к «выбору натуры». Перед ним прошли все служащие графа до последнего человека, он познакомился со всеми владельцами замка, но ни в одном из них «не ощутил» похитителя. И лишь об одном человеке Вольф не мог сказать ничего определенного. Он не чувствовал не только его мыслей, но даже настроения. Впечатление было такое, словно тот закрыт от «детектива» непрозрачным экраном.
Это был слабоумный мальчик лет одиннадцати, сын одного из слуг, давно работающего в замке. Он пользовался в огромном доме, хозяева которого жили здесь далеко не всегда, полной свободой, мог заходить во все комнаты. Ни в чем плохом замечен не был, и поэтому внимания на него не обращали. Даже если это он совершил похищение, то без всякого умысла, непреднамеренно и бездумно. Это было единственное, что Мессинг мог предположить.
Медиум остался с ним вдвоем в детской комнате, заполненной множеством игрушек, и сделал вид, что рисует что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы и покачал их в воздухе на цепочке, чтобы заинтересовать беднягу. Отцепив часы, положил их на стол, вышел из комнаты и стал наблюдать. Как и предполагалось, мальчик подошел к часам, покачал их, а затем ловко спрятал их в пасти чучела гигантского медведя, стоявшего в углу. Да, никаких сомнений — это и был невольный похититель вместе со своим безмолвным «сообщником».
Чучело медведя пришлось разрезать. Оттуда, к изумлению домочадцев, высыпалась целая груда блестящих предметов — позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла от разбитых бутылок. Была там и фамильная драгоценность графа Чарторыйского, чему он был несказанно рад.
По договору граф должен был заплатить Мессингу 25 процентов от стоимости найденных сокровищ — всего около 250 тысяч злотых, ибо общая стоимость всех найденных вещей превышала миллион злотых. К удивлению графа, Мессинг отказался от денег. Взамен же попросил Чарторыйского употребить свое влияние в сейме для отмены постановления, принятого польским правительством незадолго до этого и ущемляющего права евреев. Не слишком щедрый владелец бриллиантовой броши немедленно согласился на такое предложение. Через две недели произошло то, чего пожелал Мессинг.
