Татьяна Павлова - Закон свободы: Повесть о Джерарде Уинстэнли
Элизабет опять вздыхала. И удивлялась: где ссылки на откровение? На духа, явившегося ему ночью и произнесшего громовые слова? Где поиски бога? Ничего такого не было в «Законе свободы». Он земной и о земном. О людях, их жизни в этом мире, о справедливости мира сего. Высокой, но здешней, человеческой справедливости. А что будет там, за гробом? Горькие и трезвые слова звучали в ответ: «Постичь бога вне творения или узнать, что будет с человеком после смерти, помимо разложения его на сущностные элементы, — огонь, воду, землю и воздух, из которых он состоит, — есть уже познание за гранью черты или способности человеческих достижений…».
…Видимо, она забылась ненадолго в легком сне, сидя над книгой, и привиделась ей странная, удивительная картина: будто сидит она в незнакомой уютной комнате у очага и два маленьких мальчика — ее сына — играют возле ее ног, лепеча нежными голосами. Дверь открывается, и входит Джерард — ее Джерард. Его голова совсем седая, но голос бодр и взор ясен. Он целует ее, садится рядом у очага и рассказывает ей — что-то о хлебе… о друзьях… о помощи бедным… Мальчики строят на полу домик и стучат деревянными чурками, все выше поднимаются стены, все громче удары молотков…
В дверь стучали уже, кажется, несколько минут. Джон пришел звать ее к завтраку. Мачеха сердилась.
— Нет, нет… Я не могу… Скажи, я нездорова…
А она читала последнюю главу «Законы о браке». И слезы капали на серые страницы. «Каждый мужчина и женщина будут располагать полной свободой вступить в брак с тем, кого они полюбят… и ни рождение, ни приданое не смогут расстроить союза, потому что все мы одной крови, одного человеческого рода…» Книга кончалась стихами.
Вот праведный закон. Скажи, о человек,
Поддержишь ты его — или убьешь навек?
Являет правда свет, а ложь имеет власть.
Как видя это все, в отчаяние не впасть?
Стихи эти говорили ей о нем лучше, полнее, чем все девяносто страниц книги. Она снова увидела его перед собой — широкоплечего, темноволосого, с тяжелой благородной головой и скрытым выражением страдания на лице. Она любила только его, а он любил весь мир, и скорбь этой великой любви тяжким бременем лежала на его душе. Скорбь и стремление исправить зло…
Что ранишь, знание, зачем не исцеляешь?
Я не стремлюсь к тебе: меня ты обольщаешь.
Чем больше знаю я, тем боле дух скорбит,
Изведав тот обман, который мир таит.
Он испил злобу людей, узнал предательство и жестокость. Он испытал нечеловеческие муки — муки души, призванной творить добро в этом мире. И ничего не боялся.
Ты нынче друг, назавтра стал врагом.
Все клятвы рушатся, добро встречают злом.
О где же власть, что может мир спасти,
Согреть сердца людей и правду принести?
Слезы капали все чаще.
О, где ты, смерть? Простишь, излечишь ли недуг?
Я не боюсь тебя, приди, мой милый друг.
И плоть мою возьми, и прах в земле сокрой,
Чтоб вновь я мир обрел, единство и покой.
— Бетти, Бетти! — в дверь стучали. — Бетти, открой, это я!
Она откинула щеколду, и Джон широкими шагами вошел в комнату.
— Прочла? Замечательно, да? Ты знаешь, друзья говорят, что так все и будет! Ты что, плачешь? Не плачь, он наш! Он придет к нам, вот увидишь. Мы еще будем вместе. И закон свободы воссияет…
Примечания
1
Кавалерами называли роялистов, сторонников короля.
2
Войска лондонского ополчения.
3
По старинным английским законам, не отмененным революцией, право избирать в парламент предоставлялось только тем, кто имел не менее 40 шиллингов годового дохода.
