Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц
Гадали и на воске. Выливали растопленный воск в воду и по фигуркам, что получились на дне, разгадывали будущее.
Летом Елизавета Петровна любила кататься по прудам Александровской слободы. Здесь давно Иван Грозный топил опальных бояр, кормя жирных рыб мясом трупов.
Очень любила Елизавета Петровна свою подмосковную слободу Покровскую, короновалась не в Петербурге, а в Москве и даже после коронации оставалась там около года, а в Петербург прибыла только 3 февраля 1743 года.
Когда ее, еще царевну, пригласила Анна Иоанновна в Петербург, то и здесь Елизавета старалась возродить ту же привольную подмосковную жизнь сообразно своему вкусу и желаниям. В Царском Селе заботилась о разведении фруктовых деревьев, в прудах приказала разводить рыб, следила за уходом садов, устроила зверинец, но главной ее страстью была и осталась охота.
Анна Иоанновна прославилась Ледяным домом, Елизавета Петровна — своими знаменитыми охотами, равных которым в мире не было. Это вам не западная бутафория, когда загоняют в загон несколько десятков штук разной дичи, которую потом поодиночке выпускают из клетки, а знатные вельможи уже стоят наготове с ружьями, и пиф-паф — «умирает зайчик мой». Русская охота была великолепнейшим зрелищем, и императрица Елизавета Петровна могла ее достойным образом величественно оформить.
Охота была привилегией царей и богатых людей. Черни запрещалось специальным царским указом охотиться в окрестностях Петербурга ближе чем за 100 километров на зайцев и 300 километров на куропаток. Вытекало, наверное, такое неравное соотношение из того, что императрица очень любила охотиться на дичь и предпочитала этот вид охоты охоте на зайцев, хотя и от последней не отлынивала. Хороший охотник пользовался у нее авторитетом и приобретал ее особую симпатию и покровительство. Каждое самодурство ему прощалось. Так, граф Гендриков, двоюродный брат императрицы, выехал на охоту с борзыми. Эти необузданные и капризные собаки загрызли крестьянских овец. Обозлившись, крестьяне убили двух графских собак. Тогда граф Гендриков приказал поджечь деревню со всех сторон, а на следующее утро прислал несколько сот человек, которые по его приказу срыли остатки деревни и перепахали землю. Узнав об этом из поданной жалобы, государыня императрица, встретив графа Гендрикова во дворце, погрозила ему пальцем и сказала: «Эй, Генри, не шали!» И тем дело кончилось.
Конечно, охоту любила и Анна Иоанновна. Но не с таким размахом, как Елизавета Петровна. Анна Иоанновна, державшая всегда ружье у себя в комнате, любила стрелять из окна в пролетающую мимо птицу, серьезных же выездов на охоту не очень любила. В Газетах того времени сообщалось: в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 14 марта 1737 года читаем: «Ее величество всемилостивейшая государыня изволила потешиться охотой на дикую свинью, которую изволила собственноручно застрелить». И только в последний год своей жизни, как будто предчувствуя скорую кончину и, видимо, желая наверстать упущенное, устраивает большие охоты: на одной из них, за два месяца до ее смерти, было убито девять оленей, 16 диких коз, четыре кабана и 374 зайца.
У Елизаветы же Петровны охота — всегда великолепное зрелище, с шиком, размахом, множеством участников; неимоверное количество ловчих и доезжачих. Стаи собак с прирученными птицами. Ух, как же раньше охотились! Правда, и зверья было гораздо больше, не то что сейчас — раз, два и обчелся. Но сравнить все же с современной эпохой можно! Это же первомайский парад эпохи СССР, да и только! Такая же демонстрация сил, величия и могущества! Любовью к охоте Елизавета Петровна увлекла и свою племянницу Екатерину II, и племянника Петра II. Выезды на охоту напоминали стихийные бедствия. Петербург пустел, вымирал, а пятьсот экипажей тянулось из поместья в поместье, располагаясь на ночлег в лесах и степях. И не дай бог, если Елизавете Петровне покажется, что зверья в лесу маловато. Виноватым, конечно, окажется управляющий и получит хорошую взбучку, а может и своей должности лишиться. Так, неподалеку от Москвы оказалось слишком мало, по мнению Елизаветы Петровны, зайцев: управляющий не только не совсем цензурные слова, произнесенные царицей, услышал, но и в морду получил. «Следи за зайцами, каналья! Чего это они у тебя так плохо размножаются? Не зайчатиной ли ты и твоя семейка слишком увлекаетесь?» Но охотились также на волков и лисиц с английскими собаками. На пернатую дичь ходили с прирученными соколами и ястребами. Вот выступают молодые и сильные слуги в охотничьих ливреях. Красивы их золотые кафтаны, с золотой или серебряной перевязью, они в красных штанах, в горностаевых шапках и великолепных длинных, по локоть, лосиных рукавицах!
Со зверьем справлялись ружьями или рогатиной.
Охоты сопровождались бесконечными пиршествами, конечно, в старорусском хлебосольном духе! Разбивали палатки, слуги развязывали поклажи, доставали посуду и устанавливали на столах кушанья и бутылки. Иностранные послы быстрехонько подсчитали, во сколько обходятся казне эти охоты, где рекой льется вино. Дюк Лирийский писал: «Истребление вина во дворце царицы Елизаветы Петровны так велико и так дорого государству обходится»[140]. Но чего это они так о русской казне пекутся и печалятся, что в охотах уходит много вина? Видели ли вы когда-нибудь, чтобы на охотах не пили? Не смешите! Словом, пока царица охотилась, походные кухни не дремали. После каждой охоты шел веселый пир. А по окончании пира все отдыхали, а потом поклажи укладывались и ехали на новое место.
Для охоты за дичью использовались специально обученные птицы: кречеты, соколы и ястребы. Гончие собаки выгоняли птицу из кустов или из болота, а тут сокольничьи уже наготове держат кляпыши с кречетами, соколами и ястребами. На птиц надет клобучок, чтобы ловчая птица ничего не видела. Когда собаки спугнут птиц, сокольничьи снимают клобучок с глаз своей птицы, и та летит, нападая на дичь, умерщвляет ее и, возвращаясь, садится на свой кляпыш. Соколиная охота испокон веков была любимым занятием русских царей. В Коломенском — теперь это в пределах города Москвы, а тогда была птичья слобода — людям жилось не так хорошо, как соколам и кречетам, предназначенным для царской охоты. В светлом, теплом, длинном сарае стояли домики-клетки, для каждого сокола или кречета отдельно. В клетке были насесты, иногда даже из золота, на которых сидели птицы. Возле каждой имелся свой мальчик-прислужник, и у каждого был свой подсокольник, который обязан был выносить сокола на охоту, спускать и потом зазывать его назад. Имелся еще главный сокольничий, который вел надзор за всей охотой.
Соколов русским царям присылали со всех концов земли — даже персидский царь и турецкий султан. Если соколы были не ручные, а дикие, то их брали в науку, и по этой части русские сокольничьи были большими мастерами. Дрессировка происходила примерно так. К каждому дикому соколу приставлялись Два мальчика, которые сменялись через два часа. Один из них, сунув погремушку в клетку, беспрестанно гремел ею, а другой дергал сокола за шнурок, привязанный к его ноге, ни на минуту не давая ему покоя, и эта пытка длилась ночи и дни, ибо сокол — птица гордая и ее волю сломить не так-то просто. И вот совершенно изможденная птица настолько становится обессиленной, что позволяет взять себя в руки. Все — воля сломлена. Тогда его кормили, давали отдохнуть, а если он потом не смирялся и опять свою гордую прыть показывал, пытку начинали сызнова.
Второй этап учения сокола был в натаскивании. Ему надо было уметь по первому зову сокольничего прилетать с охоты и садиться на рукав. На головку ему накладывался колпачок, на ногу — цепочка. Про сокола говорили так: «Сила у тебя, как у орла, красота, что у лебедя, смелость, что у вепря».
И вот начинается соколиная охота. Все на конях, в зеленых и желтых полукафтаньях с вышитыми черными орлами на груди. Несколько охотников держали собак, другие с длинными арапниками в руках, сокольники держали в правой руке соколов с синими, красными и зелеными колпачками на головках. Охотники поворачивали коней и с гиком рассыпались по загонам. Они рыскали по кустам, кричали и били арапником. Собаки с лаем мчались в рощу. Этим гамом, шумом, лаем они вспугивали птиц, и те начинали с криком кружиться в воздухе. Наступала очередь соколов. С них снимали колпачки, цепи и… соколы полетели! И если на какую неповоротливую утку сокол упадет и вцепится в нее когтями — значит, он бракованный, не годится для охоты. Его будут еще продолжать учить или откажутся, и тогда его ждет убой. Хорошо обученный сокол не вцепится когтями в свою жертву, но долбанет ее осторожно клювом в голову. Теперь наступает очередь собак и охотников — подбирать добычу.
Соколиной охотой увлекались многие цари. Царицы любили больше псовые охоты. Петр I не любил никаких охот, а если его приглашали, говаривал: «Царю подобает быть воином, а охота есть занятие холопское». А когда помещик Короткин позвал царя на медвежью травлю, царь отвечал: «У меня есть и свои звери — и внешние и внутренние»[141].
