Барбара Такман - Августовские пушки
В зависимости от обстоятельств французы либо были деморализованы, либо взбешены огнем артиллерии противника, до которой не могли добраться. Они испытывали беспомощную ярость к немецким аэропланам, выполнявшим роль артиллерийских наблюдателей, чей полет над французскими позициями обязательно сопровождался новым дождем снарядов.
К вечеру Ланрезаку пришлось доложить: X корпус «вынужден отойти», понеся «тяжелые потери»; III корпус «ведет тяжелый бой»; «большие потери» в офицерах; XVIII корпус на левом фланге цел, но кавалерийский корпус генерала Сорде, находящийся на самом краю левого фланга, «сильно измотан» и также отошел, оставляя промежуток между 5-й армией и англичанами. Оказалось, что промежуток этот был равен 15 километрам, что было вполне достаточно для прохода вражеского корпуса. Положение Ланрезака было настолько острым, что заставило его обратиться письменно к Френчу с просьбой, чтобы тот атаковал правый фланг фон Бюлова и тем самым ослабил нажим противника на французов. Сэр Джон ответил, что не сможет выполнить этой просьбы, но обещал удерживать канал Монс в течение двадцати четырех часов.
В течение ночи положение Ланрезака еще более ухудшилось, Хаузен привел на Маас четыре свежих корпуса и 340 пушек. Ночью он атаковал и получил плацдарм за рекой, который контратаковал I корпус д'Эспри, чьей задачей было удерживать Маас вдоль правого фланга Ланрезака. Это был единственный в 5-й армии корпус, укрепивший свои позиции траншеями.
Намерение Хаузена в соответствии с приказом главного штаба заключалось в наступлении на юго-запад в направлении Живе, где он собирался выйти в тыл армии Ланрезака, чтобы зажать ее между своими войсками и армией Бюлова и уничтожить. Однако Бюлов, части которого в этом секторе понесли такие же большие потери, как и французы, хотел провести массированное и окончательное наступление. Он приказал Хаузену атаковать прямо на запад в направлении Метте, где находились главные силы 5-й армии, вместо юго-западного направления, по которому эта армия отступала. Хаузен подчинился, но это было ошибкой. Весь день 23 августа он потратил на фронтальную атаку твердо удерживаемых позиций корпуса д'Эспри, оставив свободной ту лазейку, через которую ускользнула возможность осуществить уничтожение 5-й армии.
Весь жаркий день 23 августа летнее небо было запятнано грязно-черными клубами разрывов снарядов. Французы немедленно окрестили их «мармитами», так называется чугунный суповой горшок, являющийся неотъемлемой частью любой французской кухни. «Мармиты падали дождем», — вот все, что запомнил за целый день один усталый французский солдат.
В некоторых местах французы еще атаковали, пытаясь отбросить немцев за Самбру, в других — удерживали позиции, в третьих — в беспорядке отступали.
Дороги были забиты длинными колоннами бельгийских беженцев, покрытых пылью, нагруженных детьми и узлами. Они толкали тележки, тупо, устало и бесконечно двигаясь без всякой цели, лишь бы только уйти подальше от этого ужасного пушечного рева на севере.
Колонны беженцев проходили через Филипвиль, в двадцати милях от Шарлеруа, где в тот день был штаб Ланрезака. Стоя на площади, широко расставив ноги в красных штанах, сжав за спиной руки, Ланрезак молча следил за ними. На фоне черного мундира его смуглое лицо казалось почти бледным, когда-то полные щеки втянулись, «Крайнее беспокойство терзало» его. Враг давил со всех сторон. От генерального штаба не поступало никаких указаний, помимо запроса о мнении относительно сложившейся ситуации. Ланрезак просто физически ощущал промежуток, оставленный в результате отступления кавалерии Сорде.
В полдень пришло известие, предвиденное, но все же невероятное: 4-я бельгийская дивизия эвакуирует Намюр. Город, господствовавший над слиянием Самбры и Мааса, форты на холмах за ним — все это скоро окажется в руках Бюлова. От генерала де Лангля де Кари, командующего 4-й армией, которому Ланрезак этим утром направил письмо с просьбой усилить сектор, где смыкались их армии, ответа все еще не было.
Штаб Ланрезака уговаривал своего командира разрешить контратаку корпусу д'Эспри, тот обнаружил блестящую возможность: преследуя отступавший X корпус, немцы подставили ему свой фланг. Другие настаивали на контратаке на краю левого фланга силами XVIII корпуса, чтобы облегчить положение англичан, выдерживавших весь тот день у Монса натиск всей армии фон Клюка. К неудовольствию сторонников наступления, Ланрезак отказался. Он продолжал молчать, не отдавая никаких распоряжений, ждал. В споре, который потом его критики и сторонники вели несколько лет по поводу битвы у Шарлеруа, каждый гадал, что же происходило в душе генерала Ланрезака в тот день. Одним он казался как бы завороженным, парализованным, другим — человеком, трезво взвешивающим шансы в неясной и опасной ситуации. Оставшись без руководства главного штаба, он должен был принимать собственное решение.
Вечером произошел решающий инцидент дня. Войска армии Хаузена расширили плацдарм на Маасе у Оне к югу от Динана. Д'Эспри немедленно направил туда бригаду под командой генерала Манжина, чтобы ликвидировать опасность, угрожавшую 5-й армии с тыла. В то же самое время пришло известие от генерала де Лангля.
Хуже быть не могло; 4-я армия не только не имела успеха в Арденнах, как гласило полученное ранее сообщение из главного штаба, но ей пришлось отступить, оставив неприкрытым участок Мааса между Седаном и правым флангом Ланрезака. Присутствие саксонцев Хаузена в Оне теперь уже выглядело серьезнее.
«Я был склонен считать», — полагал Ланрезак, — что эти силы были авангардом армии, а отступление де Лангля даст ему свободу действий, поэтому его надо было отбросить немедленно назад, иначе он усилится. Он еще не знал, что позднее бригада генерала Манжина в блестящей рукопашной выбьет саксонцев из Оне.
В довершение ко всему поступило известие, что III корпус, находившийся перед Шарлеруа, был атакован, сбит с позиций и теперь откатывался назад. Офицер Дюрю прибыл с сообщением, что немцы захватили северные форты Намюра и вошли в город. Ланрезак вернулся в штаб и «получил подтверждение, что 4-я армия, отступавшая с самого утра, оставляет правый фланг 5-й армии совершенно неприкрытым».
Опасность, возникшая на правом фланге, казалась Ланрезаку «особенно острой».
Чтобы спасти Францию от второго Седана, необходимо было спасти 5-ю армию от уничтожения. Теперь ему было ясно, что французские армии отступали по всему фронту от Вогез до Самбры. Пока армии существовали, поражение не было неизбежным, как при Седане, борьба еще могла продолжаться. Но если 5-я армия будет уничтожена, весь фронт развалится и последует полное поражение. Контрнаступление, каким бы быстрым и решительным оно ни было, не могло спасти положения в целом.
Наконец Ланрезак заговорил. Он отдал приказ общего отступления. Он знал, что его сочтут паникером, которого следует отстранить от командования, что, кстати, и случилось потом. Он вспоминал, что сказал одному из своих офицеров: «Нас побили, но это зло еще можно исправить. Пока живет 5-я армия, Франция не потеряна». Эта фраза напоминает строку из мемуаров, написанных уже после события, но, возможно, он и произнес ее. Трагические моменты вызывают выспренние слова, особенно на французском языке.
Ланрезак принял свое решение, не проконсультировавшись с главнокомандующим, и знал, что тот не одобрит его. «Противник угрожает моему правому флангу на Маасе, — доносил он. — Оне занят, Живе — под угрозой, Намюр сдан». Из-за сложившегося положения и «задержки 4-й армии» он приказал 5-й армии отступить. С этим донесением умерли последние надежды Франции победить давнего врага в короткой войне. Последнее французское наступление провалилось.
Жоффр действительно был недоволен, но не в ту ночь. В туманную воскресную ночь 23 августа, когда рушился весь французский план, когда никто не знал, что же происходит в различных секторах, когда призрак Седана стоял не только перед Ланрезаком, но и перед другими, генеральный штаб ничего не сказал по поводу отступления 5-й армии. Это случилось позднее, когда ему нужен был козел отпущения для оправдания провала «плана-17». В тот час, когда Ланрезак принял свое решение, никто в главном штабе не сказал, что ему только «казалось», будто противник угрожал его правому флангу, как утверждали это после войны.
С самого раннего утра англичане, находившиеся на левом крае, вели дуэль с армией фон Клюка через двадцатиметровый канал Монс. Августовское солнце, проглянувшее через туман и дождь, обещало жаркий день. Звонили церковные колокола, как и каждое воскресенье, жители деревень шли к утренней мессе в своих воскресных костюмах.
Канал, окруженный железнодорожными ветками и промышленными дворами, был грязным от копоти, распространяя запах сбрасываемых химических отходов. Среди небольших огородов, лужков и садов везде торчали похожие на остроконечные шапки ведьм серые пики терриконов, придавая пейзажу фантастический, необычный вид. Война казалась здесь незаметной.
