Чарльз Тилли - Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг
Почему войны перестали быть завоевательными с целью получения выкупа (или военными действиями между вооруженными получателями выкупов) и стали продолжительными битвами массовых армий и флотов? Вспомним о переходе от патримониализма к брокеражу — к созданию национальных государств — специализации. Что вызывало эти переходы? Получатели дани, если они действовали успешно, оказывались в положении, когда им приходилось осуществлять непрямой контроль громадных земель и населения, управление которыми и их использование, — в особенности, во время войн с другими крупными державами — требовало создания устойчивых государственных структур. Те густонаселенные государства, которые сумели подключить значительный капитал и капиталистов к своим приготовлениям к войне, первыми создали посредством брокеража массовые армии и флоты. Затем они включали вооруженные силы в государственные структуры в эпоху создания национальных государств, за которой следовала эпоха специализации. На каждом этапе в их распоряжении были средства получения и применения самых эффективных военных технологий, причем в гораздо большем масштабе, чем это было доступно их соседям. Поскольку в войне лучшие результаты дает действенность, эффективность (effectiveness), а не умение (efficiency), то они (эти государства) не оставляли большого выбора своим соседям: предпринять такие же усилия в дорогом строительстве вооруженных сил, стать жертвой завоевания или найти приемлемую нишу среди подчинившихся. Национальные государства покончили с другими формами войны.
Итак, подведем итоги. Чем объясняется большое разнообразие (вариантность) во времени и пространстве типов государств, преобладавших в Европе после 990 г., и почему затем разнообразные формы европейских государств превратились все в национальные государства? Почему направление этих трансформаций было одно, а пути такие разные? Исходные состояния этих трансформировавшихся европейских государств чрезвычайно различались в зависимости от распределения концентрированного капитала и принуждения. Изменения происходили постольку, поскольку менялось соотношение капитала и принуждения. Но соперничество в военной области заставляло их всех двигаться в одном направлении. Именно этот факт лежит в основе создания и затем доминирования национального государства. По ходу этого процесса европейцы создали систему государств, которая стала господствующей во всем мире. Мы и сегодня живем в этой системе государств. Впрочем, устройство неевропейского мира напоминает устройство европейского мира лишь поверхностно. Что–то менялось при распространении системы европейских государств на остальной мир, включая соотношение военной деятельности и процесса формирования государства. Знание европейского опыта помогает выявить некоторые неприятные особенности современного мира. Этим особенностям будут посвящены следующая (и заключительная) главы.
Военные и государства в 1992 г.
Политическое «неразвитие»
Еще 20 лет назад многие ученые считали, что государства третьего мира воспроизведут западный опыт формирования государства. Идея «политического развития», теперь повсеместно принятая, предусматривает, что существует некоторый стандартный путь, двигаясь по которому государства прикатят в терминал «полного участия» и эффективности — причем имеется в виду полное участие и эффективность по модели того или иного западного государства. Уверенность политических девелопменталистов поколебалась, когда появились такие, несомненно, иные модели, как Китай, Япония, Корея и Куба, а имевшиеся в наличии схемы девелопменталистов определенно не смогли спрогнозировать реального развития государств третьего мира, когда политические лидеры и ученые третьего мира воспротивились высокомерным советам западной науки, обращению к Реалполитик в отношении великих держав к государствам третьего мира и спорам самих ученых Запада о том, как правильно интерпретировать опыт прошлого (Evans, Stephens, 1989). И теперь политическое развитие быстро исчезает из лексикона аналитиков вместе с такими исполненными благих намерений, но затемняющими дело слоганами, как «модернизация», «образовательное развитие» (educational development) и другие.
Впрочем, хотя старые исследования представляются теперь неверными в своих выводах, но не так уж глупо было думать, что незападные государства повторят отчасти опыт своих западных аналогов и придут к чему–то, очень напоминающему западные государства. Именно это произошло с недавними колониями различных стран Запада, составляющими теперь большинство новых независимых государств, когда они начали с формальных организаций, созданных по западным моделям и включивших в значительной мере колониальный аппарат. Получившие образование на Западе лидеры этих новых государств стремились насадить у себя в стране администрации, парламенты, партии, армии и социальные службы, какие они видели на Западе.
Больше того, они прямо об этом заявляли; лидеры третьего мира провозглашали, что будут проводить модернизацию, развивать свои страны политически. Крупнейшие страны Запада активно им помогали, предоставляя экспертов, модели, обучающие программы и средства. Пока Япония, пошатываясь, оправлялась от своих потерь во Второй мировой войне, а Китай был занят внутренними проблемами, других моделей не было. Приходилось выбирать между социализмом советского типа и капитализмом в американском стиле, и не видно было иного пути формирования государства, кроме этих крайних возможностей. Все ограничивалось воспроизведением той или иной версии европейско–американского опыта. Так, Люсьен Пай говорил в 1960 г. о Юго–восточной Азии что: «Главное в Юго–Восточной Азии сейчас — это попытка лидеров новых стран превратить их переходные общества в современные государства–нации. Эти лидеры обрекли свои народы на установление представительных институтов правления и введение более продуктивных видов экономической жизни. И хотя в достижении этих целей видно немало энтузиазма, трудно оценить шансы их возможной реализации, потому что пока неразличимы даже общие очертания складывающихся в Юго–Восточной Азии политических и экономических систем. Очень велика вероятность, что эта попытка кончится неудачей, так что и лидеры, и простые граждане обеспокоены и сомневаются. Тем временем уже широко выявила себя тенденция к более авторитарному правлению: например, армии начинают играть ту роль, которая была зарезервирована за политиками–демократами» (Pye, 1960: 65–66).
Заметьте, автор говорит о создании некоторой конструкции, характеристики которой хорошо известны, в мало пока понятных и опасных для всего предприятия обстоятельствах. «Нечто», что надо было создать, — это эффективное национальное государство западного образца. Несомненно, Пай понимал, что в Юго–Восточной Азии, возможно, появится что–то совершенно иное, что даже сами лидеры Юго–Восточной Азии будут стремиться к чему–то совершенно иному. И действительно, большинство лидеров новых независимых государств заявили, что ищут некий третий путь: по крайней мере, до некоторой степени социалистический, который бы позволил им проплыть между американской Сциллой и русской Харибдой. Но существующие государства Запада ограничивали круг выбора. Именно об этом и говорили сторонники теории политического развития (девелопменталисты) с разной степенью догматизма и проницательности.
Даже такие искушенные исследователи, как Сирил Блэк (Cyril Black) выступали за модели, представлявшие собой последовательные стадии политического развития. Блэк, выделял ни много ни мало семь разных путей модернизации: путь Соединенного Королевства, Соединенных Штатов, Бельгии, Уругвая, России, Алжира и Либерии, (Black, 1966: 90–94). Он считал, что при всем различии этих путей они все проходят четыре стадии: вызов современности (modernity), консолидация модернизаторской элиты, экономическая и социальная трансформация и затем интеграция общества. Пройденный конкретным обществом исторический путь (по мысли автора) влияет на то, как именно оно реагирует на необходимость модернизации. Рассмотренные им примеры из европейской истории показывают, что, пройдя три порога в указанном порядке, общества достигают определенной интеграции.
В этом внешне приемлемом теоретизировании имеются существенные упущения. Предполагается, что существовал какой-то единый стандартный процесс формирования государства, что в каждом государстве проходил один и тот же внутренний процесс, но более или менее отдельно, что развитие Запада есть пример этого процесса, что современные государства Запада в целом завершили этот процесс, и в будущем необходимо лишь провести социальный инжиниринг в очень широком масштабе. Попытки проверить эти положения практически, рассматривая «современные» африканские, азиатские, латиноамериканские или ближневосточные государства, немедленно рождают сомнения. Главные носители власти сопротивлялись или искажали трансформацию существующих правительственных организаций, должностные лица использовали государственную власть в собственных целях, политические партии использовались этническими блоками или цепями патрон—клиент, предприятия, которыми руководило государство, разваливались, харизматичные лидеры сводили на нет электоральную политику западного образца, и вообще многие особенности государств третьего мира никак не укладывались в западные модели.
