Андрей Буровский - «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России
Лишившись ориентиров, люди совершают совершенно безумные поступки. Взять хотя бы «борьбу» со словом «бухгалтер» или поиски передатчика в голове конной статуи.
Во всяком случае, военно-патриотическое безумие стало вернейшим путем к смерти. Те, кто рвался на фронт, обычно туда попадал. Тот, кто рвался в бой и хотел совершать подвиги во имя царя-батюшки (императора Австро-Венгрии, великого кайзера, Прекрасной Франции, Британии — Владычицы морей… нужное вставить) намного реже возвращался домой, чем человек, равнодушный к военной фразеологии.
Что же сказать о том, кто нашивал на рукав шевроны с изображением молнии или свастики? Он сам заявлял о желании умереть. И обычно достигал желаемого.
Гибель подстерегала целые народы, охваченные этим военным энтузиазмом. Сербы начали мировую войну. Большинство из них поддерживали идею Великой Сербии и готовы были умирать за нее. Были и традиции многовекового сопротивления туркам, войны как образа жизни поколений. Несомненно, сербы вели себя очень храбро. Как сказал бы Лев Гумилев, они были очень пассионарны: т. е. предпочитали идеальные цели реальным.
Любая война дает примеры самого высокого героизма. И все же мало в истории примеров поголовной добровольной мобилизации целого народа. Один из таких примеров — сербы. Практически все мужское население пошло воевать с августа 1914 г. Кто и не рвался умирать за Великую Сербию, был готов сложить голову за ту Сербию, которая есть. За то, чтобы ее не оккупировал враг.
Сербская армия дважды отбрасывала лучше вооруженные, лучше подготовленные австрийские части. До начала 1915 г. при населении Сербии порядка 2 000 000 человек погибло около 80 000 солдат на фронтах, и еще 130 000 мирных жителей умерли от голода и тифа. В 1915 г. немцы перебросили в помощь австрийцам корпус Макензена, и Болгария тоже начала военные действия. Фронт рухнул. Невероятно усталая, вымиравшая от голода и поразивших ее бедствий страна продолжала вести партизанские бои, а 120 000 солдат, избежав окружения и плена, горными перевалами стали уходить в Черногорию и Албанию. С армией шли беженцы — не менее 120–150 000 человек. Никто не знает, сколько именно пошло и сколько погибло. Во главе исхода брел сам старый царь Петр — в крестьянских опанках-лаптях, с посохом, в солдатской шинели.
Самое невероятное: планы безумных заговорщиков, гибрида ополченцев, офицеров спецслужб и бандитов, сбылись полностью. После Великой войны победителям нужно было осудить и заклеймить побежденных, обвинить их во множестве преступлений. Следовало и вознаградить верных союзников, а также «невинных жертв». Сербы идеально подходили и на роль невинной жертвы, и на роль верного, отважного союзника.
Хорватия, Босния, Словения, Герцеговина, Черногория, Македония были объединены в Королевстве СХС — то есть Сербов-хорватов-словенцев. С 1929 г. это государство стало называться Югославией. Великая Сербия увеличилась по территории с 28 до почти 300 000 км2.
В 1920 г. останки участников убийства эрцгерцога Фердинанда и его жены перезахоронили в Сараево и возвели в ранг «национальных героев». При коммунистическом правительстве Тито, с 1953 г., была признана и роль спецслужб Сербии в убийстве, причем деятельность Дмитриевича-Аписа и его соратников была признана «полезной для освобождения балканских народов».
Ценой же безумия стали жизни сотен тысяч людей, включая беременных женщин и совсем маленьких детей.
Глава 2
Война, к которой не были готовы
Ах, как будет славно, когда мы оба падем во славу государя-императора!
Бравый солдат ШвейкВеликая, Мировая или Германская война поразила современников своими масштабами, новыми средствами массового поражения, своей жестокостью.
«…русские войска безостановочно шли на запад, захватывая десятки тысяч пленных, огромные запасы продовольствия, снарядов, оружия и одежды. В прежних войнах лишь часть подобной добычи, лишь одно из этих непрерывных кровавых сражений, где ложились целые корпуса, решило бы участь кампании. И несмотря даже на то, что в первых же битвах погибли регулярные армии, ожесточение только росло. <…> Было в этой войне что-то выше человеческого понимания. Казалось, враг разгромлен, изошел кровью, еще усилие — и будет решительная победа. Усилие совершалось, но на месте растаявших армий вырастали новые, с унылым упрямством шли на смерть и гибли. Ни татарские орды, ни полчища персов не дрались так жестоко и не умирали так легко, как слабые телом, изнеженные европейцы или хитрые русские мужики, видевшие, что они только бессловесный скот, — мясо в той войне, затеянной господами».{167}
Такая война поставила под сомнение всю систему ценностей европейской цивилизации.
Всегда были войны с целью что-то приобрести — например, колониальные войны. Воюя в Индии или в Африке, приобретала вся Британия. В первую очередь, приобретали устроители войны, но также и ее участники. Солдат, а уж тем более офицер колониальной армии возвращался домой обеспеченным, а то и богатым. В такой войне был риск — но была и прибыль, а число вернувшихся всегда превышало число погибших, причем намного.
Всегда были «войны чести» — войны между европейцами за престиж своего государства и своей страны. Не принимать участия в такой войне значило поставить под сомнение свои храбрость и патриотизм. А быть трусом и не быть патриотом во всех странах и всегда было далеко не почтенно. «Войны чести» вплоть до войн с Наполеоном в начале XIX века велись «рыцарскими» методами: всегда были комбатанты — то есть люди вооруженные, обмундированные, принесшие присягу. И нонкомбатанты — то есть все остальное население. Комбатанты воевали, а к нонкомбатантам все это почти не имело отношения.
В сущности, в войнах принимал участие тот, кто сам этого захотел — и в войнах ради добычи, и в «войнах чести».
В «рыцарских» войнах сражения ведутся «по правилам», а победитель, захвативший поле боя, оказывает помощь раненым наравне — своим и врагам. В «войнах чести» главное — показать себе и противнику свой высокий дух, а пленных сажают за общий стол со взявшими их в плен — естественно, солдат с солдатами, а офицеров с офицерами.
Европейцы привыкли, что грязь и жестокость колониальной войны существует далеко от Европы. К туземцам не применимы цивилизованные нормы, да и сами они не придерживаются рыцарских правил. В 1856 г. в Индии восставшие сипаи вырезали семьи англичан, добивали раненых, пытали пленных. Это вызывало в Европе сильнейшее отвращение к туземцам, но почти не вызывало удивления: дикари, что с них взять.
В 1914 г. воевали армии массового призыва. Не те, кто хотел, а кого призвали — каково бы ни было их собственное отношение к войнам вообще и к данной в частности. Правительства сообщили своим гражданам, что они — патриоты, а раз так — пожалуйте на фронт. Это важнейший психологический момент — участие в войне тех, кто ее не хотел, кто не выбирал такой судьбы.
В 1914 г. уже не туземные Азия и Африка, но сама Европа стала ареной раздела и передела. Поделив мир, европейцы перенесли нормы колониальной войны друг на друга. В этой войне исчезла строгая грань меду фронтом и тылом, комбатантами и нонкомбатантами. В этой войне подводные лодки топили гражданские суда. Сохранились фотографии — на борту тонущего лайнера «Лузитания» женщина поднимает вверх, показывает ребенка лет трех. Им не была оказана помощь, оба погибли. В 1914–1918 гг. мирные жители Европы погибали под артиллерийским огнем, под бомбежками, в пожарах, от ран, от голода и болезней — как раньше только туземцы в Африке и на Востоке.
В Первой мировой войне артиллерия била по поездам с красными крестами и по гражданским сооружениям. Сдающиеся в плен вполне могли быть расстреляны, и было много случаев, когда, ворвавшись в окопы, озверелые победители добивали раненых врагов штыками и прикладами.
Европе пришлось пересмотреть слепую веру в собственные цивилизованность и разумность.
Средства ведения войныОсновой вооруженных сил Первой мировой с начала и до конца войны оставался солдат массового призыва — рядовой с винтовкой. В России и Германии он был вторым или третьим сыном — единственные сыновья и первые сыновья призыву не подлежали. В Британии и во Франции солдат мог быть и единственным, и первым — в этих странах семьи поменьше, призыв распространялся и на них.
Такой солдат обычно или отбывал воинскую повинность к моменту объявления войны, или, отбыв ее раньше, числился в резерве и был призван. Типичному солдату Первой мировой в 1914–1915 гг. было от 20 до 25 лет. К 1916 г. его средний возраст поднялся, появилось много тридцати пяти и даже сорокалетних. Такие «пожилые» солдаты были особенно озлоблены — их оторвали от семей, которые теперь они не могли прокормить, от какого-то важного дела. Мало кого один голый патриотизм делал лояльными к правительству.
