Московская Русь. От княжества до империи XV–XVII вв. - Володихин Дмитрий Михайлович

Сплоченному единству, порядку, стабильному миру Орда научить не могла. Посмотрим правде в глаза: громада монгольской империи с центром в Каракоруме отличалась крайней непрочностью, можно сказать, эфемерностью. Период от начала завоеваний монголов до распада созданной ими колоссальной державы занял всего лишь несколько десятилетий. Под занавес XIII века она развалилась на несколько государств, сохранивших лишь самое формальное подчинение «императору». За это время Монгольское государство успело дать соседям только те образцы для подражания в культурной, экономической и политической сферах, которые само взяло у китайцев. Монголы показали ничтожно мало собственного политического творчества. Золотая Орда прошла через несколько длительных полос политической смуты и в первой половине XV века безнадежно раздробилась. Собственно, строительство единого Русского государства при Иване III и его ближайших наследниках стало возможно в значительной степени именно потому, что единство Орды оказалось руинировано. Так чему могут научить руины? Тому, что на них удобно строить новый дом?

Жестокость ордынская в России не прививалась. Русской политической культуре вплоть до 1560-х годов не было присуще использование государственного террора, то есть массовых казней как инструмента решения политических проблем. А во второй половине XVI столетия каналы для какого-либо влияния ордынского мира (включая влияние государств – наследников Орды) оказались наглухо закрыты. Свирепость опричных репрессий скорее заимствована из западноевропейского политического опыта времен религиозных войн, когда жизнь человеческая резко упала в цене. Это не Азия, это Англия, Франция, Швеция, Испания…

Парадокс: русский с последней трети XVI века стал в государственном управлении жесток и немилосерден, как истинный европеец. Ничего азиатского тут не наблюдается. Русская сдержанность в использовании «государственного насилия», к сожалению, ушла в прошлое.

Что же касается «непросвещенности», то вряд ли тут каким-то боком виновата Орда. Мир ислама порой доходил до необыкновенных высот в науке, тонкости в богословии, искусстве. Назвать его «непросвещенным» может лишь какой-нибудь заскорузлый западник, для которого все азиатское по определению – варварское. Другое дело, что перенять исламскую науку, культуру, искусство Россия не могла из-за того же конфессионального различия. Ей требовался совершенно иной учитель, и он был найден в лице греков.

Орда если чему-то в политическом плане и научила русских, то лишь одному: как объединяться, чтобы общими силами бить общего врага. В этом смысле она, конечно, великий объединитель Руси… Но только в этом.

Итак, Россия не Европа и не Азия, Россия не Орда, не особая разновидность Орды, не наследница Орды и не хранительница «евразийского кода Монгольской империи». Не Скандо-Византия, не Азиопа, не Евразийская держава. Россия – православное царство, наследник константинопольского православного царства. Особый мир. Мир сам-по-себе. Сердцевина Евразии. Тот столп, к которому с запада и востока прислонились Европа и Азия.

Глава 2

Россия – дитя Владимира и Константинополя

Россия вышла из кельи Сергия Радонежского и дубового кремля Ивана Калиты. В какой-то степени – из Золотых врат владимирских. И конечно же, из жаркого дня на широком поле у слияния Дона и Непрядвы.

Но не из Софии Киевской.

Россия – дитя Ростово-Суздальской Руси, иначе говоря, Северо-Восточной окраины империи Рюриковичей.

Да, конечно же, святая Ольга и святой Владимир – родные русским. Через них и через киевский портал христианство широким потоком полилось на Русь – на всю Русь, не выбирая, где там в XX веке пройдет очередная случайная граница между разновидностями восточных славян. Да, конечно, вся история Древней Руси, то есть Руси домонгольской – принадлежность истории России в качестве глубинных корней ее бытия. Да, конечно, в юной России XV—XVI веков превосходно знали древнерусскую литературу, в значительной мере южно- или западнорусскую по происхождению. Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, Илариона Киевского, Кирилла Туровского, «мужей чюдных» из Киево-Печерского монастыря почитали своими. Да, древние былины, «Повесть временных лет», «Слово о Законе и Благодати», «Сказание о полку Игореве» для великой хоромины России, строящейся из малых теремков удельной эпохи, стали камнями духовными, уложенными в фундамент. И правили на просторах России, родившейся при Иване III, то есть во второй половине XV столетия, природные князья Рюриковичи… чего о Руси Литовской отнюдь не скажешь. Притом их древняя родня – Рюриковичи домонгольской эпохи оказались тщательно «учтены» как в родословиях, так и в «Степенной книге», грандиозном историко-генеалогическом труде XVI века.

Все так.

Нет ни малейшей причины отказываться от этого, как сейчас говорят, культурно-исторического наследства.

И все же столичная Русь древнекиевских времен, Русь Южная, Русь, выросшая из симбиоза полян, древлян, кривичей с варягами, – страна в целом гораздо менее родная для России, чем окраинный ее регион: Ростово-Суздальская, позднее Владимирская земля.

И многие национальные стереотипы русского народа, а вместе с тем многие особенности российского государственного строя – плод владимирской эпохи и Владимирской Руси, а Русь Киевская всему этому хоть и не чужая, но все же, что называется, «дальняя родня».

Если сравнивать это с семьей, то Владимир-Залесский Москве – отец, Новгород – дед, Константинополь – прадед, а Киев – двоюродный дядя. Не чужое, родное – все, включая и Софию Киевскую, и былинных богатырей, и Владимира Мономаха, но чуть подальше торной дороги.

Южная Русь от Игоря до второй половины XII века – фантастически богата. Чернозем в жарком южном климате дает превосходные урожаи, садовые культуры на этой благословенной земле изумительно плодоносны, море неподалеку, великие торговые пути приносят тонны серебра, оседающего в кладах. Южная Русь кипит на торгах серебром и хлебом. И торговля занимает в ее устройстве чрезвычайно важное положение. Заглянув в Русскую правду, нетрудно убедиться, что развитие Руси как государства, сконцентрированного вокруг Киева, шло по пути замены казней и судебного увечья (в качестве способа наказать за преступление) на штрафы. Кровь меняли на серебро, из-за серебра отправлялись в дальние походы, восставали, от горделивого и своекорыстного серебра бежали в монастырь.

За Южную Русь сражаются князья-братья, князья-дядья, князья-племянники. Она представляет собой семейное достояние без четко определенных правил раздела и наследования. Ее нещадно разоряют, полагая, что этакое сокровище все равно скоро восстановится – людьми, хлебами, стенами городскими, претерпевшими от пожаров, звонкой монетой… И она из центра, из точки концентрации русских сил превращается с течением времени в добычу. Страшно сидеть на великокняжеском столе Киева – слишком много желающих вышибить его из-под тебя и усесться самому. Середина и вторая половина XII века – сплошная бойня русских князей за Киев. А из Киева уже нельзя править. Можно лишь, говоря современным языком, пользоваться приобретенным ресурсом, пока воинственная родня позволяет. Год. Полгода. Месяц. Неделю. Хотя бы день! Киев с округой и впрямь столь богат, что скоро восстанавливает свои силы… до определенного момента, когда разорение Южной Руси становится глобальным.

Южная Русь – переплетение дорог, речных и сухопутных, пролегших по великому полотну степей. Куда ни кинь взор, горизонт далек, а пространство дается легко, ложась под ноги верстами проторенных путей, улетая за корму скорыми гребками. И эта легкость преодоления пространств порождает своего рода расслабленность: легко выйти в дорогу, легко пройти ее, в любой момент это можно сделать, но стоит ли? Везде накаленное солнцем днище мира – земля ровная, земля бесконечная. В будущем казак тут легко уживется с хуторянином: один из них странник, боец, разбойник, другой – пахарь, накопитель, неподвижный насельник маленькой округи.