Олег Гончаренко - Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев
Тем самым, благодаря оплошности французов, невольно открыв русским невозможность удачного обстрела уходящего походным порядком корпуса со стороны моря. Таким образом, русским командованием были получены окончательные сведения. Они явились весьма важным дополнением для всестороннего учета развития ситуации, в случае попыток французов остановить уход русских войск с моря.
Штейфон был секретно командирован в Константинополь для секретного доклада Главнокомандующему о деталях разработанной операции. Выслушав начальника штаба Кутепова, Врангель согласился с предложенным планом и в общих чертах одобрил план операции, поблагодарив Штейфона за проведенную подготовительную работу. Через посредство Штейфона, Врангель предоставил Кутепову свое одобрение на осуществление этого смелого шага. Теперь перед Кутеповым стоял вопрос, связанный с непосредственными исполнителями этого беспрецедентного плана марш-броска, призванными воплотить его в жизнь. По замыслу командующего и его начальника штаба, русские части внезапным ночным ударом окружали и разоружали расположенный за городом сенегальский батальон. По выполнению этой задачи, отряд, разоруживший сенегальцев, мог бы выступить в качестве авангарда, отправившись по направлению к Чаталджинским позициям. Эти позиции оставались последним препятствием для форсированного марша на Константинополь. Следом за авангардом должны были двигаться основные силы Русской армии. Им отводилась роль основной поддержки авангарда, которая серией энергичных ударов позволит армии двигаться безо всякой остановки к намеченному пункту назначения. Отряд, на который командованием возлагались арьергардные задачи, должен был изолировать французские колониальные войска в городе, прервать их связь с миноносцем на рейде и тем самым лишить их возможности снестись с основными силами в Константинополе. Кроме того, на арьергард возлагались задачи по захвату и вывозу интендантских, артиллерийских и прочих запасов, необходимых Русской армии в ходе ее марша на Константинополь, а в случае прибытия помощи или высадки десанта для удержания позиций. Это было необходимо для того, чтобы дать возможность основным силам корпуса проложить свой марш на турецкую столицу. Кутепов посчитал, что с теми задачами, которые возлагались на авангард, могут прекрасно справиться дроздовские части под командованием генерал-майора Антона Васильевича Туркула — давнего своего боевого соратника. Главными силами, по замыслу командира корпуса, должен был командовать бесстрашный Владимир Константинович Витковский, получивший под свое начало одну пехотную и одну кавалерийскую дивизии, некоторые вспомогательные части и военно-медицинские учреждения. При главных частях должны были находиться и семьи чинов армии. На Бориса Александровича Штейфона возлагалась задача по командованию арьергардом, состоявшим из учащихся всех имевшихся в Русской армии юнкерских училищ: Константиновского — имевшего особые заслуги перед Белым движением и награжденного особыми знаками отличия на головных уборах, а также серебряными трубами с лентами ордена Св. Николая Чудотворца, а также Сергеевского артиллерийского, Алексеевско-Николаевского инженерного и Николаевского кавалерийского училищ.
21 июля 1921 года Александр Павлович Кутепов пригласил на секретное совещание всех назначенных руководителей колонн, а также начальника Кавалерийской дивизии Ивана Гавриловича Барбовича и начальника Сергиевского артиллерийского училища генерал- майора Николая Андреевича Казмина, чье училище располагалось в непосредственной близости к сенегальскому гарнизону, для согласования действий всех составных частей готовящегося похода. Однако Истории было угодно, чтобы этот великий план не состоялся. К концу лета 1921 года, переговоры, проводимые «Русским Советом» при участии Врангеля с парламентами Сербии и Болгарии, принесли неожиданно положительные результаты. В письмах к болгарскому царю Борису и сербскому королевичу Александру, подписанных Главнокомандующим и переданных им через посредство генерала Шатилова, тот просил балканских монархов о незамедлительном принятии «русских патриотов, взоры и сердца которых направились на братские народы и на их Державных вождей».[30]
Сравнительно успешно прошла дипломатическая миссия Русской армии в столицах двух балканских государств. В ходе переговоров отличился начальник штаба Главнокомандующего генерал-от-кавалерии Павел Николаевич Шатилов, которому на переговорах поручалось предоставить монархам любые дополнительные сведения о состоянии армий, в случае их заинтересованности.
На фоне этого успешного переговорного процесса, сам вопрос о вооруженном захвате Константинополя, как формы протеста против бесчеловечных условий содержания русских войск, отошел на второй план и растворился в вихре иных событий.
Прибытие в Белград генерала Шатилова и казачьих атаманов Африкана Петровича Богаевского и Вячеслава Григорьевича Науменко, имело главной своей целью наладить отношения с председателем правительства королевства СХС Николой Пашичем. Предполагалось, что через него будет передано письмо, адресованное Врангелем югославскому королевичу- регенту. Далее Шатилову предписывалось нанести визиты всем министрам королевства и встретиться со всеми представителями сколь бы то значимых политических партий. Вместе с императорским посланником В.Н. Штрандтманом, Шатилов принялся наносить визиты в министерства королевства. Очень скоро оказалось, что окончательное решение по принятию партии русских эмигрантов в стране все равно остается за председателем правительства Пашичем. Прибывшие вместе с Шатиловым генералы А.С. Хрипунов и Н.Н. Львов, занялись подготовкой сербского общественного мнения, организовав курс публичных лекций, рассчитанный на широкий круг слушателей о положении Русской армии в галлиполийских лагерях. Генерал Шатилов также присутствовал на этих лекциях и выступал с докладами о положении армии и усилиях союзников по ее распылению. В своих выступлениях Шатилов особо подчеркивал необходимость сохранения армии в качестве боевого резерва, что представлялось возможным осуществить лишь в славянских странах. Участвовавший в этих лекциях атаман Богаевский приковал внимание слушателей своими живыми рассказами о бедственном положении казаков, в котором те вынужденно прибывают на Лемносе. Наконец, представители Русской армии смогли встретиться с председателем Скупщины, на встречу с которым, помимо Шатилова, отправились оба атамана, а также Львов и Хрипунов. Шатилов вручил главе парламента обращение Главнокомандующего к Скупщине и кратко обрисовал создавшееся положение вокруг Русской армии. Председатель, отвечавший Шатилову по-сербски, выразил полное понимание и сочувствие русским людям и не преминул заметить, что окончательное решение по вопросу размещения русских воинских частей все же остается в ведении всесильного Пашича. Шатилов и атаманы просили председателя парламента обсудить эти вопросы с Пашичем, но тот отделался уклончивым ответом и поспешил попрощаться с русской делегацией. Шатилов направил Пашичу просьбу о назначении ему часа приема с приложенным письмом барона Врангеля королевичу Александру, однако председатель правительства не торопился отвечать врангелевскому посланнику. Шатилов нервничал, прося императорского посланника Василия Николаевича Штрандтмана написать еще одно письмо и лично доставить его в секретариат Пашича. Письмо дошло по назначению, и Пашич неожиданно скоро отвечал на него, что примет генерала в помещении своего служебного кабинета, расположенного в коридорах Министерства иностранных дел. «Это был глубокий старик, небольшого роста, довольно плотный, с серой бородой и с добрыми, потухшими глазами… Мы разговаривали на русском языке, который Пашич понимал совсем хорошо, и на котором понятно изъяснялся… Я просил Пашича дать мне определенный ответ. Пашич этого сделать не хотел и лишь обещал сделать все возможное, чтобы оказать нам помощь в тяжелое для нас время. Однако я к нему так пристал, что он должен был дать мне обещание в ближайшее же заседание Совета министров провести вопрос о принятии на работы первой партии наших контингентов в числе 5 тысяч человек».[31]
Председатель сербского правительства выразил Шатилову свое согласие о принятии еще нескольких человек на службу в пограничную стражу королевства, рекомендовав генералу обсудить квоты принимаемых людей с военным министром СХС Йовановичем. Что же касалось оставшихся частей, Пашич обещал подумать об этом чуть позже, когда будут определены задачи, которые могут быть поставлены перед прибывающими русскими войсками. Кроме того, при гарантиях предоставления Русской армии средств на ее содержание, Пашич дал твердое обещание Шатилову обеспечить русским приют на территории королевства. Визит генерала Шатилова к главе югославского правительства завершился на относительно положительной ноте, и днем позже уже сам военный министр королевства СХС Йованович подтвердил Шатилову свое решение о привлечении чинов Русской армии для службы в сербской пограничной страже. Шатилов дипломатично заверил министра, что для обеспечения высокого уровня службы, русское командование предоставит в его распоряжение наиболее дисциплинированные и организованные части. Военный министр определили квоту в 5–7 тысяч вакансий для русских военнослужащих, которых сможет трудоустроить военное министерство в течение лета 1921 года. На следующий день Шатилова уведомили, что спустя сутки он будет принят королевичем Александром. Генерал занялся подготовкой справки для югославского монарха о положении дел в Русской армии, составив ее в двух экземплярах, и внес необходимые редакторские исправления в сам текст документа. В назначенный час посланник Русской армии прибыл в резиденцию королевича и был принят им в гостиной. Беседа началась по-русски, однако, видя затруднения Александра поддерживать разговор на русском, Шатилов предложил ему перейти на тогдашний язык международного общения — французский, чем королевич с радостью и воспользовался. Беседа сторон прошла в деловитой и благожелательной обстановке, тон которой задавал сам Александр, бывший воспитанник русского кадетского корпуса, сочувствующий Белому движению и даже порывавшийся направить в 1918 году две-три дивизии в помощь Добровольческой армии, на что получил от штаба Деникина деликатный отказ. Вспоминая свой визит к монарху, Шатилов даже уподобил его манеру разговора той, что помнилась генералу еще со времен его собственной службы в императорской гвардии, когда ему самому доводилось беседовать с Государем императором Николаем Александровичем. «Не хватало только того ясного и бесконечно доброго взгляда, выражение которого подкупало всех, видевших Государя (Николая Второго — Авт.) впервые».[32]
