Чарльз Силсфилд - В прерии вокруг патриарха
Я вкратце рассказал судье историю своего спасения, воздав должное Бобу и его трогательной заботе обо мне. Судья одобрительно кивнул, но уступать не пожелал.
- Вам лучше остаться здесь, тем более теперь. Боб побудет один. Ты слишком возбужден, Боб. Пойми меня правильно. Джентльмену здесь будет спокойнее, чем с тобой или в компании Джонни. Приходи завтра, и мы все решим. Адье!
Боб ушел. Алькальд протрубил в раковину, заменявшую в этих местах колокольчик, затем полез в ящик с сигарами и начал распробовать их одну за другой. Кончилось это тем, что он в раздражении переломал все сигары, а обломки вышвырнул в окно. Чернокожий, явившийся на звук раковины, терпеливо ожидал, когда хозяин закончит это занятие.
- Послушай, - взревел судья. - Где ты берешь такую дрянь? Они не горят и не тянутся! Скажи этой шоколадной ведьме, подруге Джонни, что я больше у нее не покупаю. Поезжай за реку, к мистеру Дьюси, и привези ящик. Да скажи, чтоб выбрал получше! Стой! Передай еще, что мне надо потолковать с ним и с соседями! Понял? И не вздумай задерживаться! Чтоб через два часа был дома! Поедешь на новом мустанге. Посмотрим, на что он годится.
Чернокожий пулей выскочил из комнаты.
- Вы мой гость, - сказал судья. - Завтра вы будете в полном порядке.
Хозяин показал мне свои владения. Мы много говорили о Техасе, о том, что близится его отторжение от Мексики, еще не зная, насколько пророческими оказались наши слова. С наступлением сумерек я пошел спать.
Поутру меня разбудил топот копыт. Это приехал Боб. Я видел в окно, как он слезет с лошади. Мне показалось, что руки и ноги плохо повинуются ему, он пошатывался. Нет, он не был пьян. Его пригибала к земле смертельная усталость, какая бывает, когда душевные муки становятся физической болью.
Я мигом поднялся и побежал открывать дверь. Он стоял, прислонившись к мустангу, в позе мученика и глухо стонал.
- Вы не хотите зайти в дом?
Он смотрел на меня невидящим взглядом. Я в прямом смысле оторвал его от коня и повел в дом. Боб позволял делать с собой все что угодно и лишь неуверенно переставлял ноги. Ни единого слова я от него еще не услышал.
Снова топот копыт. Судя по звуку, приближалась не одна группа всадников. Действительно, сначала показались двое, за ними - еще несколько верховых. На всех были охотничьи куртки, безрукавки и ноговицы из оленьей кожи, у всех карабины и тесаки. Крепкие упрямые парни, каких немало в юго-западных штатах. А лица выдавали в них истых кентуккийцев. С такими ребятами Техас может рассчитывать на независимость!
Заходя в дом, они хмуро поздоровались со мной. Их зоркие взгляды зацепили и Боба. Они были явно заинтригованы этой встречей, хотя умело прятали любопытство под маской холодного равнодушия. На меня, впрочем, тоже было брошено несколько пристальных взглядов, однако это никак не означало приглашения к разговору. Речь шла о демонстративных передвижениях войск вблизи границ Техаса. Но хладнокровие этих людей было столь несокрушимо, что, казалось, им не было никакого дела до военной угрозы.
К дому подъезжали все новые и новые соседи. В конечном счете их оказалось четырнадцать. Все как на подбор сильные, с привлекательными волевыми лицами. За исключением двух, которые мне сразу не понравились. Да и земляки, видимо, не питали к ним дружеских чувств: никто не протянул им руки. Вскоре двери отворились, и в комнату вошел хозяин. Не скрывая душевной радости, мужчины двинулись ему навстречу. Все, кроме тех двух. Им не подал руки и судья. Поздоровавшись с соседями, он взял меня за локоть и представил своим гостям.
Слуга расставлял кресла и коробки с сигарами. Указав на сервированный столик, хозяин, наконец, уселся. Гости прикладывались к стаканам и разбирали сигары. Закуска и обкуривание комнаты заняли порядочно времени. Боб совершенно истомился.
- Мистер Морзе, - обратился ко мне судья, - сделайте милость, угощайтесь!
Я взял сигару, закурил, и лишь когда надо мной поднялось облачко дыма, хозяин с довольным видом откинулся на спинку кресла.
Во всей этой педантичной приверженности церемониалу было какое-то патриархальное величие.
- Нам предстоит решить одно дело, - сказал алькальд, - но пусть лучше о нем скажет тот, кого оно касается.
Мужчины перевели взгляды с алькальда на Боба и на меня.
- Боб Рок! Или как тебя там. Если есть что сказать, говори.
- Я уже сказал, - буркнул Боб.
- Вчера было воскресенье. По воскресеньям отдыхают от дел, а не занимаются ими. Все, сказанное вчера, во внимание не принимается. Я не хочу, чтобы ты непременно повторял свои вчерашние сказки. К тому же, разговор был с глазу на глаз. Мистера Морзе, я не считаю: он нездешний.
- Сколько можно говорить, дело-то ясное, - опять огрызнулся Боб.
На твердокаменных лицах мужчин застыло выражение мрачной серьезности.
- Не спеши выносить себе приговор, приятель. Твое самообвинение имеет один слабый пункт: у тебя лихорадка!
- Да что ты будешь делать! - чуть не заплакал Боб. - Неужто вы не можете избавить меня от самого себя? Повесить! Повесить на дереве, под которым он лежит!
Мужчины угрюмо молчали.
- Вот незадача-то, - продолжал Боб. - Если б он угрожал мне, затеял бы свару, не дал бы на табак... А мне черт на ухо нажужжал, я и вскинул ружье...
- Вы прикончили человека, - густо пробасил один из присяжных.
- Прикончил!
- Как это было?
- У черта надо спросить или у Джонни. Нет, у этого не надо. Не было его там, Джонни-то. Я только встретил его в трактире. Джонни попутал меня, показал, кого потрошить. Ну я и дрогнул. Это было вблизи патриарха, на берегу Хасинто.
- Я так и подумал, что там что-то нечисто, - подал голос еще один, - когда мы проезжали мимо дерева, там была уйма воронья и прочей нечисти. Не так ли, мистер Харт?
Мистер Харт кивнул.
- У него жена с ребенком, - сказал Боб.
- Кто же это был? - снова спросил бас.
- На лбу у него не написано.
- Надо бы это выяснить, алькальд.
- Зачем выяснять? - пробубнил Боб.
- Зачем? - вскинулся судья. - Да затем, что не можем мы вас судить, не поинтересовавшись доказательствами. - И вот еще что. Прошу заметить, что этот тип не в себе. У него лихорадка, в этом состоянии, подстрекаемый Джонни, он и совершил преступление. На грани отчаяния из-за проигранных денег. Но несмотря на всю свою озлобленность, он спас жизнь этому джентльмену - мистеру Эдварду Натанаэлю Морзе.
- Спас?
- В полном смысле, - ответил я, - и не только тем, что вытащил из воды, но и заботливой опекой, к которой просто принудил Джонни и его мулатку. Если б не Боб, я бы не выжил! Могу в этом поклясться.
Боб бросил на меня взгляд, огнем опаливший мне нервы. Я уставился в окно, не в силах видеть слезы в его глазах.
- Джонни подстрекал вас?
- Не сказал бы. Он лишь навел на кошелек.
- А что он при этом говорил?
- Вам-то что? Это вас не касается.
- Не касается? Ну уж дудки! Очень даже касается, - возразил один из присяжных.
- Он сказал: "Ты что, Боб, рехнулся, упускать такие деньги! Их можно поменять всего-то на пол-унции свинца".
- Он так сказал?
- Спросите у него.
- Мы спрашиваем у вас!
- Ну, сказал.
- Вы ручаетесь?
- К чему языками трепать. Я хочу, чтобы меня повесили...
- Верно, Боб, верно, - сказал алькальд. - Но мы не можем повесить тебя, покуда не убедимся, что ты это заслужил. Мистер Уизе! Вы у нас прокуратор [здесь: судебный следователь]. Ваше слово!
Один из присяжных поднялся, подошел к столику с напитками и, приняв непринужденную позу, взял бутылку и стакан.
- Ну что же, алькальд, - сказал он, - если Боб и вправду убил человека, злодейски убил, я полагаю, Боб должен быть помешан. - С этими словами он осушил стакан.
Боб облегченно вздохнул. Все прочие согласно кивнули.
- Ладно, - сказал судья, - если вы так думаете, а Боб не возражает, мы должны исполнить его волю. Вообще говоря, надо бы передать это дело в Сан-Антонио. Но поскольку он - один из наших, окажем ему такую милость. Мне это особого удовольствия не доставляет. В любом случае необходимо осмотреть убитого и допросить Джонни. Таков наш долг, долг по отношению к Бобу как одному из сограждан.
- Ясное дело, - подтвердили все. - Надо этим заняться.
- Джонни-то здесь при чем? - взмолился Боб. - Я сколько раз вам говорил, не было его там, не было!
- При чем? - удивился судья. - Да, убивал ты, но по его наущению! Не было бы Джонни, не видать бы тебе ни этого встречного, ни его кошелька! Не проиграй ты свои двадцать пятьдесят, тебе бы и в голову не пришло добывать золото с помощью свинца!
- Это уж точно! - подтвердили присяжные.
- Ты - убийца с большой дороги, Боб! Но говорю тебе без лести, мне волосок на твоей голове дороже, чем Джонни со всеми его потрохами. Мне очень, очень досадно, что ты, человек, в сущности, не злой, поддался дурному влиянию и сбился с пути. А ведь если бы ты взялся за ум, то мог бы стать полезным гражданином Техаса. Ты умеешь держать в руках винтовку!
Последние слова произвели впечатление на присяжных. Все выжидающе смотрели на Боба.
