Владимир Хотиненко - Новые русские бесы
– С талантом еще и сложно, жуть просто. А как на ваши взаимоотношения с людьми влияет ваша вера? Вы же человек верующий.
– Я где-то в 80-м году крестился. И проделал сложный путь за эти тридцать лет. И по мере вызревания понимаешь противоречия между профессией и мировоззрением. В идеале надо завязать с режиссурой и уйти в монастырь. И я сейчас сижу на двух стульях. На раскоряку. Но не могу отказаться от кино, хотя порой должен делать вещи, которые противоречат моей вере. Даже в кино на религиозную тему один елей не интересен никому. Нужен живой драматизм. Значит, нужно показывать похождения Марии Магдалины, например.
– Страшно спросить, что вас привело к перерождению в 80-м году?
– Я не буду все равно рассказывать. Грешен. И сильно грешен. Вопрос другой. Дорога к свету бесконечна. Поэтому я не могу и сейчас про себя сказать, что веду себя, как христианин. К сожалению.
– В связи с этим меня, например, шокировало, когда премьера вашего фильма «Поп» прошла в Храме Христа Спасителя.
– А почему?
– Мне это показалось жутким диссонансом между чистотой веры, церковью и искусством массовым, спорным. Раньше актеров хоронили за оградой кладбища.
– Время меняется. Но это была продюсерская идея. Мне она самому не очень нравилась. Но все равно я не вижу в этом ничего страшного. Во-первых, там есть специальный зал заседаний – не в самом храме. Я бы в жизни не согласился, если бы на месте иконостаса растянули экран. Но церковь должна искать какие-то новые формы работы с паствой. Многих смущает, что батюшки работают с рокерами. Но церковь должна идти туда, где сложно.
– Раньше у вас была репутация свободного художника – фильм «Макаров» тому пример. В последнее время вы больше известны, как государев режиссер. «Поп», «1612».
– В фильме «Поп» никто не призывает «будьте все православные». И ничего такого, что бы указывало на государеву службу, нет. Фильм «1612» – это был заказ. Хотя идея показать, что это было такое – Смутное время, у меня была давно. И я делал то, что мне интересно. И никогда под диктовку: ты должен сделать это, должна прозвучать тема партии, правительства. Я делал то, что хотел. Почему никого не смущает, что 90 процентов американских фильмов ура-патриотические? Америка имеет право, а мы?
– А меж тем, «1612» стал самым кассовым из снятых вами.
– Да. Но тут кассой не измеришь. Хотя хочется. У меня, кстати, на «1612» было 12 миллионов. Для американцев это – тьфу, гроши.
– А самая-самая святая вещь, которой вы учите своих учеников во ВГИКе?
– Профессионализму. Чтобы они могли зарабатывать на хлеб этой профессией. И надо понимать, что режиссура – это самый дорогостоящий способ самоудовлетворения. Ты берешь уйму денег, которые должен как-то оправдать. Вот пример. 13-го в пятницу моя жена выходит из дома, поскальзывается и ломает себе руку. Чудовищно. Но, слава богу, есть фантастическая больница, 67-я. Через час уже на операционном столе ей собрали руку. Профессионалы. Вот и все.
– Ух ты! Мы пришли к семейной теме. Юбилей в семейном кругу. Как вы будете отмечать?
– У нас есть традиция с Танечкой: мы на мой день рождения берем билеты и улетаем в горы – в Альпы, как правило, хотя и в отечественных был во всех. Так уже 10 лет. Мы не катаемся на лыжах. Мы гуляем. Потом возвращаемся, и я начинаю собирать по очереди: семейный круг, человек 20-30, потом с друзьями посидим. Со студентами тоже отмечаем.
– Мы начали нашу беседу с итогов. У меня вертелась такая штука в голове. Настоящий самурай не то что об итогах, он о смерти думать обязан два раза в день. Скажите, пожалуйста, есть вещь, о которой вы думаете каждый день?
– Тянет ответить красиво.
– Не надо красиво. Надо правду.
– Мерило жизни – ее конец. И меня реально интересует, каким я подойду к этой отметинке-то, после которой будет поздновато что-либо менять. Не считая каждодневной заботы о Танечке, поскольку она вытесняет все прочие мысли о вечном, бренном, о детях и тому подобное. Но в принципе, это ключевая мысль. И в этом я не вижу страха. Я прочитал любопытный случай. Монаха спрашивают, боится ли он смерти. Он подумал и сказал: «Не боюсь. Робею». Вот суть. Я же помню, когда я лет в шесть к маме подбежал в слезах: «Мама, неужели я умру?». И мама, гладя меня по стриженой головке, сказала: «Когда это еще будет». Это, может быть, и первое воспоминание, и, может быть, ключевое. Если без кокетства.
2012 г.
На сегодня нет более актуальной книги, чем «Бесы»
Вряд ли Россия – Европа в полном смысле этого понятия…
(Интервью В.И. Хотиненко для журналиста А. Заозерской)
В рамках 20-го юбилейного фестиваля «Окно в Европу» состоялся показ фильма «Макаров» с Сергеем Маковецким в главной роли – фильма, ставшего одним из первых победителей этого кинофорума. Режиссер картины Владимир Хотиненко рассказал о том, почему тема оружия и безопасности человека не утрачивает своей актуальности.
– Владимир Иванович, картина «Макаров» была снята в начале 1990 годов, когда в крупных городах России ежедневно происходили убийства. Это было время, когда человеческая жизнь ничего не стоила. Сегодня «Макаров» не устарел?
– В начале 90-х была очень популярна фраза «25 лет – глубокая старость», говорящая о том, что молодых людей, что называется, укладывали пачками. Начало 90-х с двумя путчами ассоциировалось у меня с пистолетом Макарова, и поэтому я так назвал свою картину. Фильм «Макаров» не устарел хотя бы потому, что постоянно на уровне правительства обсуждается введение разрешения оружия в целях защиты.
На мой взгляд, легализация в России оружия – это полное безумие с невероятно тяжелыми последствиями. Стоит на секунду представить, что начнется в России, если легализовать оружие, – волосы встают дыбом. Это будет безудержная, ежедневная пальба. Иллюзия силы, приобретенная войной и оружием, – это самая большая иллюзия, которая преследует человечество. Во мне самом есть любовь к оружию, более того, я наделяю оружие мистической силой, но считаю, что оружием следует восхищаться в музеях, а не применять его на практике и не держать у себя дома.
– Оружие легализовано во многих развитых странах Европы, в частности в Швейцарии, где, кстати, очень низкий уровень преступности. Может, не так страшен черт?
– В России любой самый мелкий конфликт приобретает огромные масштабы. Я видел, как в Баден-Бадене парковался один водитель, расталкивая при этом все, что только мешало его цели, и подумал: «А в России в этом случае началась бы пальба». Москва – не Баден-Баден и не Женева, да и вряд ли Россия – Европа в полном смысле этого понятия.
– Так все-таки, по большому счету, Россия – скорее Азия, нежели Европа? Вы сняли фильмы «Мусульманин» и «Поп» о двух самых распространенных религиях в России и, возможно, знаете ответ на этот вопрос…
– Эти две картины – о вере. Больше о вере, чем о религии. Ни в фильме «Мусульманин», ни в одной из последних моих картин «Поп» не было идеологии вообще, хотя обе эти картины критиковали по идеологическим соображениям. Россия – Европа или Азия? Трудно сказать. По большому счету, в мире со времен древности очень мало что изменилось.
Когда в Риме по заказу Ватикана и Русской православной церкви я снимал картину о Вечном городе, то довольно часто ходил в Колизей и каждый раз ловил себя на мысли: «Хлеба и зрелищ» – вот главный принцип человечества, и он неизменен. Увы. Прочитал недавно замечательную фразу: «Художники Возрождения писали свои картины, зрители смотрели на прекрасное и думали, что жизнь имеет смысл». К сожалению, все, что мы видим сегодня, наводит на мысль, что жизнь достаточно бессмысленная штука. Я не посыпаю голову пеплом, но прекрасно понимаю, что все мы ходим по замкнутому кругу.
– На ваш взгляд, что отличает наше время?
– Самая заметная и судьбоносная, на мой взгляд, примета нашего времени – появление мобильного телефона, связи, которую мы носим с собой в кармане. Фраза «Я снял кино на телефон», которая сейчас в обиходе, еще 20 лет назад показалась бы фантастикой.
– Владимир Иванович, вы ведете Мастерскую режиссуры игрового кино во ВГИКе, и среди ваших воспитанников – востребованные режиссеры Андрей Кавун, Анна Фенченко. Если вы учите людей снимать кино, значит, верите в силу кинематографа?
– На недавних парламентских слушаниях в очередной раз я выступил с инициативой о запуске примерно 50 дебютных фильмов выпускников режиссерских факультетов. В результате пришли к выводу, что, скорее всего, запустят всего пять дебютов. Но если так будет продолжаться и дальше, то молодые режиссеры, среди которых есть очень талантливые ребята, просто «закиснут». Есть серьезная проблема в нашем обществе, которую могли бы решить молодые режиссеры.
