Леон Урис - Эксодус (Книга 1 и 2)
Грузовики были до отказа набиты беженцами с нелегального корабля "Врата надежды", отправившегося из Италии и пытавшегося прорваться в Палестину через английскую блокаду. Английский миноносец протаранил "Врата надежды", судно оттащили в Хайфу, а беженцев немедленно перевезли на Кипр. По мере приближения к дому Мандрии сирены выли все пронзительнее. Один за другим проезжали грузовики. Трое мужчин смотрели с балкона на эти нагромождения человеческого горя. Это были вконец измученные, растерянные люди, доведенные до последней степени изнеможения. Сирены выли не переставая, и у ворот старого города колонна повернула на саламинское шоссе в сторону караолосских лагерей. Потом колонна исчезла, но вой сирен раздавался еще долго.
Давид Бен Ами стоял, сжав кулаки и стиснув зубы, его лицо побледнело от бессильного гнева. Мандрия тихо плакал. Один Ари Бен Канаан не выражал никакого волнения. Они вернулись в комнату.
- Я знаю, вам нужно поговорить о многом, - сказал Мандрия, всхлипывая. - Я надеюсь, что ваша комната вам понравится, мистер Бен Канаан. Мундир, бумаги и такси на завтра мы достанем. Доброй ночи!
Как только Давид и Ари остались одни, они бросились обниматься. Сильный Ари поднял Давида в воздух, словно маленького ребенка, и опустил обратно на пол. Они долго смотрели друг на друга, восхищались чудесным видом друг друга и обнимались вновь и вновь.
- Как там Иордана? - нетерпеливо спросил Давид. - Ты ее видел перед отъездом? Она что-нибудь передавала? Ари почесал подбородок, словно что-то обдумывая.
- Подожди...
- Ну, давай, Ари! Вот уже два месяца, как я сижу без письма...
Ари вздохнул и достал конверт, который Давид тут же выхватил у него из рук.
- Я его спрятал в резиновом мешочке. Когда я добирался сегодня ночью вплавь, я только о том и думал, что ты свернешь мне шею, если я намочу твое письмо.
Давид уже ничего не слышал. Он поднял письмо близко к глазам и при тусклом свете читал слова женщины, любящей его и тоскующей о нем. Затем он нежно сложил письмо и осторожно спрятал в грудной карман, чтобы читать его еще и еще, потому что пройдут, может быть, месяцы, прежде чем она сможет прислать ему еще одно письмо.
- Как она там? - спросил Давид.
- Я, ей-богу, не пойму, чего моя сестра нашла в тебе такого? Иордана? Иордана - это Иордана. Такая же дикая и красивая и очень тебя любит.
- А как отец-мать, братья, как ребята из Пальмаха, как...
- Постой, погоди минутку. Я ведь не убегаю. Давай по порядку...
Давид вновь достал письмо, прочитал его еще раз. Оба молчали. Они смотрели в венецианское окно, на крепостную стену через дорогу.
- Как дела дома? - тихо спросил Давид.
- Дела дома? Такие же, как всегда. Бросают бомбы, стреляют. Никаких изменений. Такие же дела, как всегда были с тех самых пор, когда мы были еще детьми. Это никогда не меняется. Каждый год мы оказываемся в таком положении, из которого нам. кажется, уже не выбраться. Затем наступает новый кризис, еще хуже предыдущего. Нет, дома все, как было, - сказал Ари, - только на этот раз нам не миновать войны. - Он положил руку на плечи своего меньшего друга. - Мы все ужасно гордимся всем тем, что ты тут сделал в Караолосе с этими беженцами.
- Я сделал все, что было в моих силах. Но метлы - это все-таки не оружие, и ими солдат не обучишь. Палестина для всех этих людей - что луна. Они ни на что уже не надеются. Ари, я не хочу, чтобы ты ссорился с Мандрией. Он хороший товарищ.
- Я не могу переносить этого покровительственного тона.
- А у нас без него и его греков ничего не получится.
- Ты смотри, не попадайся на удочку этим Мандриям всех стран. Они проливают крокодиловы слезы над миллионами наших жертв, но когда настанет решительный момент, мы окажемся в одиночестве. Мандрия предаст нас, как и все остальные. Нас и впредь будут предавать и продавать, как было до сих пор. Нам не на кого положиться, кроме как на самих себя. Помни об этом.
- И все-таки ты неправ, - возразил Давид.
- Давид, Давид, Давид! Я так давно состою в Мосаде и в Пальмахе, что уже не помню, когда все это началось. Ты еще молод. Это твое первое задание. Берегись, чтобы твои чувства не затмили разум.
- Я хочу, чтобы мои чувства затмили разум, - ответил Давид. - Во мне все горит, когда я вижу такие колонны. Живые люди, мой собственный народ, - в клетках, как звери!
- Мы прибегаем в своей борьбе ко всяким приемам, - сказал Ари, - но при всех обстоятельствах мы прежде всего должны оставаться трезвыми. Бывают успехи, бывают неудачи. Главное - всегда сохранять ясную голову.
Ветер все еще доносил до них вой сирен. Молодой человек из Иерусалима закурил и постоял с минуту в задумчивости.
- Я никогда не должен переставать верить, - сказал он торжественно, - что я продолжаю дело, начатое четыре тысячи лет тому назад. Он круто обернулся и взволнованно посмотрел вверх на Ари. - Посмотри, Ари. Возьми то место, где ты сегодня высадился. Когда-то здесь стоял город Саламида. Именно в Саламиде началось восстание Бар-Кохбы в первом веке после Христа. Он выгнал римлян из нашей страны и восстановил иудейское государство. Недалеко от лагерей стоит мост, его называют Еврейским мостом. Так его звали в продолжение двух тысяч лет. Я никогда не могу забыть обо всем этом. Как раз на том месте, где мы дрались против римской империи, мы деремся сегодня, две тысячи лет спустя, против империи британской.
Ари Бен Канаан улыбнулся молодому человеку, которого он превосходил по росту на целых две головы, как улыбнулся бы отец своему чересчур разгорячившемуся сыну.
- Давай, давай! Уж коли начал, так давай расскажи до конца. После восстания Бар-Кохбы римские легионы вернулись и вырезали евреев город за городом. В последнем бою под Бейтаром кровь убитых детей и женщин образовала багровую реку, тянувшуюся на протяжении целой мили. С Акивы, одного из вождей восстания, была заживо содрана кожа, а сам Бар-Кохба был увезен в цепях в Рим и брошен на растерзание львам. Или это Бар-Гиора был растерзан львами после другого какого-нибудь восстания? Я путаю все эти восстания. О да, библия и наша история полны чудесных историй и занятных чудес. Сегодня, однако, все это всерьез. У нас нет Иисуса Навина, который бы остановил солнце или обрушил стены. Английские танки не завязнут в болоте, как завязли канаанские колесницы, и море не сомкнулось над британским флотом, как сомкнулось оно над воинством фараона.
Век чудес прошел безвозвратно, Давид.
- Нет, не прошел! Само наше существование - чудо. Мы пережили римлян и греков и даже Гитлера. Мы пережили всех угнетателей, и мы переживем также британскую империю. Это ли не чудо, Ари?
- Ладно, Давид; одного у нас не отнимешь - спорить мы мастера. Давай лучше пойдем спать.
Глава 7
- Ваш ход, - повторил Фред Колдуэлл.
- Да, да, простите, пожалуйста! - генерал Сатерлэнд долго смотрел на доску, потом пошел пешкой. Колдуэлл сделал ход конем, но Сатерлэнд двинул своего коня в защиту.
- Вот чорт! - выругался генерал, заметив, что трубка у него потухла. Он ее вновь зажег.
Оба подняли головы, когда до них донесся слабый, но непрерывный вой сирен. Сатерлэнд посмотрел на стенные часы. Это, вероятно, беженцы с "Врат надежды".
- "Врата надежды", "Башня Сиона", "Обетованная земля", "Щит Давида", сказал Колдуэлл с издевкой. - Цветистые они придумывают названия для своих лоханок, ничего не скажешь.
Сатерлэнд наморщил лоб. Он пытался придумать подходящий ход, но в ушах стоял вой сирен. Он смотрел на фигуры из слоновой кости, но видел перед собой не шахматную доску, а колонну грузовиков, битком набитых обезображенными от страха лицами, пулеметы и бронемашины.
- Если вы не возражаете, Колдуэлл, я уйду к себе.
- Что-нибудь случилось?
- Нет, ничего. Спокойной ночи. - Генерал быстро вышел из комнаты, закрыл дверь спальни и расстегнул куртку. Ему показалось, что сирены воют невыносимо громко. Он закрыл окна, чтобы не слышать воя, но все равно было слышно.
Брус Сатерлэнд стоял перед зеркалом и задавал себе вопрос: что же с ним происходит? С ним, Сатерлэндом из Сатерлэнд Гейтс. Еще одна блестящая карьера в длинном ряду блестящих карьер, тянувшемся с тех самых пор, как существует сама Англия.
Но в последние недели на Кипре с ним происходило что-то такое, что разрывало его на части. Он стоял перед зеркалом, смотрел в свои воспаленные глаза и спрашивал себя, когда же собственно все это началось.
Сатерлэнд: Хороший парень, подходит в любую команду, - говорится о нем в итонском ежегоднике. Очень приличный парень, этот Сатерлэнд. Приличная семья, приличное образование, приличная карьера.
Армия? Правильно, старик Брус! Мы, Сатерлэнды, столетиями были на военной службе...
Приличный брак. Нэдди Эштон. Дочь полковника Эштона. Неплохой выбор. Хорошая порода, эта Нэдди Эштон. Хорошая хозяйка. Держит ухо востро и нос по ветру. С такой не пропадешь. Великолепная пара! Эштоны и Сатерлэнды.