Петер Хенн - Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945
Мы втроем приступили к работе. Несколько тысяч литров высокооктанового бензина вытекали на песок из приблизительно пятидесяти больших бочек. Затем я пошел и посмотрел на свою машину.
«Я не могу оставить ее здесь, – подумал я. – Двигатель урчит ровно, словно швейная машинка. Может, мне все же попытаться взлететь?»
Я нажал на кнопку электростартера и, запустив двигатель, посмотрел на указатель остатка топлива. Показания были все те же, почти на нуле, и красная лампочка горела, как и прежде. Я был в том же самом положении, что и час назад. В этот момент меня озарило, и я сказал:
– Оставьте две или три бочки целыми. Они могут понадобиться нам позже.
Я отвинтил крышку топливного бака и отважился заглянуть внутрь. Небольшое бульканье показало мне, что еще оставалось двадцать – тридцать литров, которых, конечно, было недостаточно для взлета. «Я должен, так или иначе, выбраться из этой ситуации, – думал я. – Через несколько часов я словно крыса буду пойман в ловушку».
Я обернулся к двум унтер-офицерам.
– Вы поможете мне? – спросил я. – Я собираюсь попробовать взлететь.
– Конечно, герр лейтенант. Но как вы сделаете это?
– Может быть, в доме, где вы живете, случайно есть ручной насос? Прикатив одну из бочек к самолету, мы сможем при помощи насоса заправить его.
– Я пойду и посмотрю, – ответил фельдфебель. Через несколько минут он вернулся, неся предмет, который на первый взгляд выглядел не слишком обещающим.
– Это должен быть насос, но я признаю, что знаю о них немного.
Фактически это был масляный насос, покрытый маслом и ржавчиной.
– Сначала его надо очистить. Сколько там еще неповрежденных бочек?
– По крайней мере шесть.
– Это прекрасно. Мы опустошим одну из них, чтобы прочистить насос, а остальные войдут в мой бак. Пошли.
Я использовал свой козырь. Насос должен был выдержать, иначе все мои надежды были бы напрасны. Мы проработали несколько минут, когда клапан не выдержал.
– Давайте попытаемся налить из ведра, – предложил я.
Первая же попытка оказалась бесплодной. Бак, сконструированный так, чтобы заправляться топливом под давлением, не принимал топливо, заливаемое таким архаичным способом.
– Пробить оставшиеся бочки? – спросил ефрейтор.
– Нет, не сейчас. Только сохраняйте спокойствие. Если появятся американцы и найдут остатки бензина, то они сами же и подожгут его. Они не испытывают недостатка в бензине, даже стали в больших количествах продавать его другим. Не имеет смысла больше беспокоиться об этом. Как вы думаете, мы еще можем добраться до Палермо?
– Я совершенно уверен, что нет, – ответил ефрейтор прямо. – Посмотрите на тот дым. Они уже обстреливают дорогу. Янки не более чем в нескольких километрах отсюда.
– Я думаю, что вы правы.
С другой стороны холмов видны были облака пыли. Вероятно, это от колонны танков, поднимавшейся на холмы.
– Наше положение становится все более опасным. Нам придется пересечь линию огня, чтобы добраться до Палермо. Артиллерийские снаряды падают точно в его направлении, так же как и позади нас.
– Перспектива, кажется, хорошенькая.
– Когда я был в школе, то немного учил английский язык. Я все еще помню несколько слов. Я не думаю, что это плохо, поскольку, скорее всего, мы попадем в плен.
Мы сидели втроем и курили наши последние сигареты. В моем летном комбинезоне все еще была коробочка с таблетками солода; я распределил их так же, как и несколько конфет, которые обнаружил в другом кармане. Мы ждали, не совсем понимая чего и зачем. Но что бы ни случилось, мы были хорошо подготовлены.
– Вы считаете, что враг может начать стрелять в нас? Мы можем укрыться вон в той траншее.
Оба моих компаньона одобрительно кивнули.
– Правильно, герр лейтенант. Его ничего не остановит, чтобы поступить так.
Снаряды падали все ближе, а разрывы становились все громче. Отступающие войска были с другой стороны холма, находящегося в восточном направлении. Мы видели фонтаны земли и пыли, поднимаемые снарядами, которые били в гребень холма. В большом секторе мы, очевидно, были единственными немецкими военнослужащими.
Внезапно я услышал шум и встал.
– Что это за шум? – спросил я.
– Я предполагаю, что это танк.
– Нет, это другой звук, – сказал ефрейтор. – Скорее похоже на автобус.
Наши глаза теперь были прикованы к дороге, шедшей к аэродрому по оврагу, который окаймлял его с востока перед первой цепью холмов.
– Я не думаю, что они смогли продвинуться так быстро, – пробормотал фельдфебель.
Мое сердце быстро заколотилось.
– Полагаю, что пришло время укрыться в нашей траншее.
Мы бежали, согнувшись пополам, но вдруг я в изумлении остановился:
– Это немецкий автомобиль. Посмотрите, на нем номера вермахта.
Это была группа саперов, команда подрывников под командованием обер-фельдфебеля.
– Здесь еще есть что-нибудь, что нужно взорвать? – спросил он.
Мы, немцы, никогда не изменимся. Мы любим работу, придирчиво исполненную до последней детали. Какой-то штабной офицер, должно быть от волнения, дважды отдал один и тот же приказ: «Взорвать сооружения на полосе «Дора» в Салеми», – один раз в сообщении, сброшенном на парашютике, а потом снова – команде подрывников. Подобная вещь могла случиться только с немцами. Мы уникальны в этом отношении.
Не ответив на вопрос, я сказал:
– Вы доставили именно то, что мне требуется. Пойдемте – поможете мне запустить мой двигатель. Этим вечером я должен быть в Кротоне всенепременно.
Обер-фельдфебель через плечо посмотрел на разрывы снарядов, потом на свои часы, а затем на своих людей.
– Слишком поздно. У нас совершенно нет времени, – произнес он.
– Но нужно всего лишь заправить бак. Если у вас случайно есть ручной насос, на это уйдет несколько минут. Пошли – подкатим эти две бочки к самолету и подсоединим насос. В течение трех минут я буду готов, а вы сможете забрать с собой наземный персонал.
Я указал на двух своих человек. Солдаты согласились, и, наконец, командовавший ими обер-фельдфебель позволил себя убедить.
– Хорошо, давайте. Но не теряйте ни минуты, если не хотите быть раздавленным «Шерманами».
Они начали толкать бочки.
Когда обер-фельдфебель увидел мой «Мессершмитт», он пожал плечами:
– Вы действительно намереваетесь взлететь на этой развалине? Половина хвоста отсутствует.
– Да, я могу взлететь.
Стрелка указателя остатка топлива стояла на отметке 400 литров. Я был счастлив.
– Теперь я чувствую, что могу долететь до Северного полюса и обратно.
– Но посмотрите, ваше шасси тоже повреждено. Лопнула правая шина… Парни, быстрее. Принесите запасное колесо и поставьте его на самолет.
Какой молодец! Я готов был его расцеловать. За двадцать минут машину привели в порядок.
– Мы останемся здесь, во всяком случае, пока вы не исчезнете из поля зрения, – сказал обер-фельдфебель, чтобы подбодрить меня. – Вы никогда не попросили бы, я знаю.
– Спасибо. Поставьте под колеса тормозные колодки. Я скажу, когда убрать их. На сей раз я должен буду взлетать по ветру, так быстро, как могу. Я не могу рулить по этим камням.
Обер-фельдфебель, беспокоившийся о том, что со мной может случиться беда, попробовал переубедить меня:
– Герр лейтенант, вы знаете, что взлетно-посадочная полоса слишком короткая, чтобы оторвать машину от земли. Вы почти наверняка свалитесь в овраг. Почему бы вам не поехать с нами, не рискуя напрасно?
– Если у меня есть даже самый небольшой шанс, я должен его использовать.
Неожиданно все стало мне безразлично. Я нажал на кнопку стартера и запустил двигатель, потом я закрепил привязные ремни и парашют, надел наушники, закрыл фонарь кабины и приготовился к взлету. Я снова открыл фонарь, высунул голову наружу и сказал:
– Если вы увидите, что самолет перекувыркнется через капот и загорится, то оставьте меня жариться и уезжайте как можно быстрее.
Ответа не последовало, шум двигателя заглушал мои слова. Затем я прибавил обороты. Тормозные колодки сдерживали самолет, который нетерпеливо вздрагивал, как норовистый скакун, не имевший возможности двигаться. Я легко толкнул ручку управления вперед, чтобы облегчить взлет с поврежденными рулями и обшивкой. В это же самое время я, четко осознавая свои действия, подумал: «Если сейчас они уберут колодки, то машина должна принять горизонтальное положение».
Двигатель ревел, машина подскакивала и тряслась. Высунувшись, я прокричал: «Убирайте колодки!» – показывая при этом жестом, что нужно сделать. Самолет рванулся вперед словно пантера и, выбрасывая из-под колес камни, помчался по полю. Я изо всех сил нажимал на ручку управления, удерживая нос так, чтобы хвост не ударился о землю. Снизу по фюзеляжу стучали камни, отбрасываемые воздушным потоком пропеллера. Я дал полный газ. Двигатель с ужасным свистом и фырканьем превысил 2800 об/мин. Я боялся смотреть на приборную доску.
