Анна Комнина - Алексиада
Сложнее вопрос о письмах. Думается, что близко к подлиннику изобилующее деталями письмо Алексея германскому королю Генриху IV (III, 10, стр. 135—136). Есть основания считать подлинным и письмо Боэмунда Алексею 1099 г. (см. прим. 1176), и письмо жупана Рашки Вукана Алексею (см. прим. 892).
Мы далеки от мысли всегда и во всем доверять писательнице – «Алексиада» ни в коем случае не может служить надежным источником в тех частях, где Анна касается внутренней истории западных и восточных стран. Как уже отмечалось выше, легендарный характер носит повествование о возвышении и карьере Роберта Гвискара, много ошибок в сообщениях историка о взаимоотношениях Роберта с папой и о знаменитой борьбе Генриха IV с Григорием VII по вопросу об инвеституре (I, 13, стр. 81 и сл.). Фантастичны подчас сведения Анны и о Востоке.
Исследователи «Алексиады» обычно сетуют на запутанную хронологию труда Анны. Безусловно, писательница иногда допускает неточности – например, суд над Италом относится в «Алексиаде» к 1083, а не 1082 г. (см. прим. 589), – а в некоторых местах, не зная времени того или иного события, оставляет в тексте лакуны (см. выше, стр. 28). Однако случаев, когда историографа можно уличить в неточности или неосведомленности, сравнительно немного. Упреки исследователей справедливы лишь в отношении некоторых эпизодов «Алексиады», где суммарный и противоречивый рассказ Анны действительно не дает оснований для твердых датировок. Это в первую очередь {30} относится к повествованию о византийско-норманнской войне 1081—1085 гг. (см. прим. 444), о византийско-печенежской войне 1086—1092 гг. (см. прим. 780), о взаимоотношениях Византии с сельджуками тех же лет (см. прим. 708) и, наконец, о действиях крестоносцев в Сирии и Палестине в 1099—1104 гг.[63]. Ученые, оперирующие данными писательницы об этих событиях, нередко по-разному датируют одни и те же факты в зависимости от того, какому из противоречивых свидетельств Анны они отдают предпочтение[64]. Впрочем, привлекая свидетельства параллельных источников и пользуясь косвенными данными, мы в большинстве случаев оказываемся в состоянии датировать упомянутые Анной события с точностью до 1—2 лет.
Однако историк должен с максимальной осторожностью и даже подозрительностью подходить к тем местам «Алексиады», где писательница дает оценки деятельности Алексея. Сама Анна предполагает возможность обвинений в пристрастии к отцу и поэтому неоднократно напоминает о том, что дочерние чувства не заставят ее искажать правду, и даже обещает не только говорить об успехах императора, но и отмечать его ошибки (Введ., 2, стр. 54; I, 16, стр. 90; IV, 8, стр. 154—155; XV, 3, стр. 405). Более того, Анна решительно заявляет, что ее метод отличен от методов составителей энкомиев – похвальных речей; ее цель – вскрывать истину, а не возносить хвалу.
Энкомий (панегирик) – весьма распространенный литературный жанр того времени. По принципу энкомия, начиная с «Жизнеописания Василия» Константина VII, писались и историографические произведения[65]. Вводит энкомий в свое сочинение предшественник Анны Михаил Атталиат (см. прим. 350). Анна сознательно и полемически противопоставляет себя этой традиции и тем не менее явно заимствует методы энкомия в своей истории. Тщетно стали бы мы искать на страницах «Алексиады» хотя бы один случай, когда Анна порицает отца. В ее представлении Алексей – великий полководец, государственный муж, средоточие всех добродетелей, ученый, апостол христианской веры, любящий супруг и т. п. Все действия Алек-{31}сея, даже когда он терпит неудачи, – образец мудрости, предусмотрительности и мужества. Немало жестоких и отвратительных деяний Алексея (например, казнь богомила Василия) выдаются Анной за похвальные и богоугодные. Но хуже другое: Анна замалчивает многое из того, что ей безусловно было известно, но могло бы бросить тень на отца. Даже в краткой хронике Зонары можно обнаружить отдельные факты, отсутствующие в «Алексиаде», причем как раз те, которые невыгодны для позиции писательницы[66].
Итак, признавая «Алексиаду» в целом достаточно надежным источником, современный исследователь, однако, не вправе во всех случаях доверять Анне, особенно если речь идет о внутренней истории соседних с Византией государств и об оценке деятельности Алексея I Комнина.
«Алексиада» – не только собрание исторических фактов, это – интересный памятник истории развития общественной и художественной мысли Византии.
В конце XI—первой половине XII в. византийская культура переживает пору своего высшего расцвета. Культурный подъем, начавшийся еще в IX в., обычно связывается исследователями с возрождением традиций античности. Само усиление античных влияний – результат каких-то не вполне ясных нам процессов в социальной и духовной жизни общества. Но многие явления в культурной истории Византии того времени действительно так или иначе связаны с антикизирующей тенденцией. Дело, конечно, не в том, что благодаря возросшему интересу к античности в Византии появляются в массовом количестве собрания эксцерптов из древних авторов, хрестоматии, энциклопедии, словари и комментарии к античным писателям[67]. Главное заключалось в стимуляции светских течений в общественной и философской мысли и в литературе.
Уже к X в. начинает иссякать поток церковной поэзии, житийной литературы, место которых все больше занимают светские жанры: историография, риторика, эпистолография, сатира, светская поэзия. На вторую половину XI в. приходится деятельность выдающегося философа, историка и ритора, знатока античности Михаила Пселла[68]. Непосредствен-{32}ным преемником Пселла в должности ипата философов был обвиненный в ереси неоплатоник Иоанн Итал – одна из наиболее примечательных фигур в византийской истории (см. прим. 557). Интересные образцы писем и речей сохранились от архиепископа Болгарии Феофилакта. Это все имена писателей, которых Анна могла видеть в юные годы и с произведениями которых была, безусловно, знакома.
Светские тенденции еще более усиливаются в XII в. Именно тогда была создана выдержанная в лукиановском духе сатира «Тимарион», носящая следы религиозного вольнодумства[69]. Младшим современником Анны был замечательный поэт Феодор Продром, автор стихотворений на самые различные темы, в том числе сатирических. Видимо, близок к императорской семье был в то время философ, ритор и эпистолограф Михаил Италик, сочинения которого нередко отличаются остроумием и критицизмом. В середине века протекала деятельность Иоанна Цеца, автора многочисленных филологических сочинений и объемистого сборника писем, полных мифологических, литературных и исторических реминисценций. Тогда же вступил в спор с императором Мануилом Комниным по вопросам астрологии Михаил Глика, который кроме краткой всемирной хроники и теологических трактатов, по-видимому, является автором «Тюремных стихов», написанных уже на народном языке. Произведения большинства этих писателей помимо сочинений античных и ранневизантийских авторов составляли ту интеллектуальную среду, которой питалась Анна.
Характерным явлением этой эпохи можно считать образование литературных и философских кружков, объединявших ученых людей того времени. Один такой кружок во главе с Михаилом Италиком функционировал в патриаршей школе в Константинополе. Другой объединялся вокруг севастократориссы Ирины, вдовы старшего брата императора Мануила, Андроника. К нему принадлежали Цец и Продром. Патронессой третьего кружка, как мы узнаем из опубликованной части монодии Торника, была Анна[70].
Таким образом, культурная жизнь Византии конца XI – начала XII в. была достаточно богата и интересна. Знакомство с памятниками того времени показывает, что ни в идейном содержании, ни в художественной форме произведений тех лет не было унылого единообразия, которое приписывается византийской литературе некоторыми исследователями. {33}
Помимо сочинений, проникнутых подобострастием к правителям, мы находим и явно оппозиционную литературу. Примерами могут служить уже упомянутая нами полемика Михаила Глики с Мануилом Комниным об астрологии или прекрасное стихотворение неизвестного поэта от имени севастократориссы Ирины, открыто обвинявшей Мануила в несправедливом суде[71].
Большие различия между писателями той поры существуют в отношении к религии и соответственно в использовании античного наследства.
В XI—XII вв. античная культура в Византии была признана вполне официально. Среди собирателей и толкователей античных авторов со времен знаменитого Фотия мы находим немало патриархов и богословов. Античные писатели получили такое признание, что один неизвестный нам автор XI– XII вв. счел возможным написать драму «Христос терпящий», на одну треть состоящую из стихов язычника Еврипида. И тем не менее к античной культуре разные авторы того времени относились по-разному.
