Роберт Коули (ред.) - А что, если бы
В 486 г. Дарий умер, и задача отмщения за позор Марафона оказалась возложенной на его сына Ксеркса. Он вознамерился не ограничиться обычной карательной экспедицией, а провести массовое вторжение, превосходящее по масштабам все военные операции, когда-либо имевшие место в восточном Средиземноморье. После четырех лет приготовлений, мобилизовав огромную армию, Ксеркс переправился на европейский берег Геллеспонта и двинулся на юг по территории северной Греции, поглощая по пути эллинские полисы, которым приходилось выбирать между покорностью и полным уничтожением. Разумеется, указанная в древних источниках численность более чем в миллион воинов вызывает серьезные сомнения, однако и половины, и даже четверти этой цифры достаточно, чтобы сделать эту военную акцию крупнейшей из известных Европе до высадки объединенных сил союзников в июне 1944 года.[28] Мы можем не доверять и сведениям, согласно которым персы имели восьмидесятитысячную конницу, но, если даже Ксеркс располагал вдвое меньшим числом всадников, они все равно почти впятеро превосходили конные силы, участвовавшие в предпринятом более полутора столетий спустя завоевании Азии Александром. Что же касается флота, то известия о тысяче двухстах греческих, финикийских и персидских судах представляются вполне достоверными.
Греки предприняли попытку остановить вражеское вторжение в тесном Фермопильском ущелье, где использование характера местности позволяло в известной степени скомпенсировать нехватку сил: ведь в северной, самой узкой части теснины расстояние между утесами и морем составляло менее пятидесяти футов. В августе 480 г. объединенный эллинский флот под верховенством афинян двинулся к мысу Артемисий, а спартанский царь Леонид выступил во главе почти символических сухопутных сил в семь тысяч гоплитов. Расчет делался на то, что моряки смогут отвлечь персидский флот, а перекрывшие горный проход пехотинцы задержат врага. Это дало бы возможность лежащим южнее перешейка полисам сплотиться, послать Леониду серьезное подкрепление и остановить наступление, не допустив неприятеля в процветающие внутренние области центральной и южной Греции.
Однако этому отважному замыслу не суждено было осуществиться. Невзирая ни на отвагу, явленную эллинами при Фермопилах, ни на то, что значительную часть персидского флота у Артемисия разметало бурей, совокупным итогом этой кампании, стало самое крупное поражение греков за всю историю греко-персидских войн. Спартанский царь сложил голову вместе с более чем четырьмя тысячами превосходных гоплитов, многие эллинские суда были повреждены и вышли из строя и теперь вся Эллада севернее Коринфского перешейка была беззащитна перед завоевателями. Афиняне покинули свой город, которому предстояло быть сожженным. Вполне возможно, что в будущем Афинам, подобно Сузам или Вавилону, предстояло стать столицей сатрапии, центром по выколачиванию из населения провинции податей в казну Персеполя.
Таким образом, битва при Саламине представляла собой последнюю возможность остановить победоносное персидское наступление. Легко представить себе, что, если бы греки не дали сражения при Саламине (или проиграли его), они отвели бы все уцелевшие суда к Коринфскому перешейку, чтобы совместно с остатками пехоты Пелопоннеса предпринять отчаянную попытку, сражаясь до последней капли крови, добиться того, что не удалось при Артемисий и Фермопилах. Но в ситуации, когда вся северная и центральная Греция была завоевана, Афины разорены, большая часть эллинского флота выведена из строя, а войска завоевателей воодушевлены одержанными весной и летом победами, попытка удержать перешеек была бы обречена. Персы, подкрепленные ресурсами захваченных греческих городов, наверняка смогли бы прорваться за преграждавшую перешеек стену, тем паче что наличие большого флота позволяло им высадить свои хорошо снаряженные отряды в тылу у ее защитников, в Арголиде и на северном побережье Пелопоннеса. В более поздней военной истории Греции не известно ни одного случая успешной обороны перешейка против значительных сил. В 360-е гг. до н.э., на протяжении одного лишь десятилетия, Эпаминонд, даже не имевший поддержки с моря[29], одолевал эту преграду четырежды.
Великая битва при Платеях, разыгравшаяся весной[30] после Саламинской победы, завершилась разгромом сухопутных сил персов и привела к их окончательному изгнанию из Греции. Однако как знаковая веха эта битва может быть воспринята лишь в контексте сентябрьского триумфа при Саламине — триумфа тактического, стратегического и духовного. При Платеях персы сражались без своего царя — после поражения на море Ксеркс покинул Грецию и увел с собой лучшую часть войска. У побережья восточной Беотии не курсировал мощный персидский флот. К тому же разобщенные полисы, ожесточенно соперничавшие вплоть до самого Саламинского сражения, воодушевились успехом и при Платеях выступили наконец единым фронтом. Эллины вывели в поле 70 тысяч одних только гоплитов[31], не говоря о вспомогательных легковооруженных отрядах — гораздо больше, чем им удавалось собрать когда-либо прежде. Таким образом, деморализованным недавним поражением персам пришлось сражаться без царя, без флота и без привычного для них подавляющего численного превосходства. Подкрепления с моря им ожидать не приходилось. Эллины же рвались в бой, полагая, что отступающие из Аттики персы деморализованы недавним разгромом своего флота и тем, что царь и высшие сановники бросили их во враждебной стране.
Победы при Марафоне и Платеях — так же как неудачи при Артемисии и Фермопилах — не являлись решающими моментами десятилетнего греко-персидского противостояния. Марафон отсрочил завоевание Греции, Платеи покончили с надеждой Персии на такое завоевание, но невозможным его сделал именно Саламин.
Но если согласиться с тем, что победитель в греко-персидских войнах определился при Саламине, следует задаться вопросом — благодаря чему удалось эллинам одержать столь значимую победу?
Источники пятого века до н.э. — «История» Геродота и «Персы» Эсхила, наряду с более поздними, наиболее примечательными из коих являются писания Диодора и Плутарха, а также топографическая реконструкция местности, позволяют восстановить картину сражения с известной степенью достоверности. После долгих споров вожди панэллинского флота согласились принять план афинского стратега Фемистокла, согласно которому греческие суда, числом около трехсот пятидесяти[32], должны были сразиться с несравненно более сильной (насчитывавшей по разным сведениям от шестисот до тысячи кораблей) персидской армадой в узком проливе между островом Саламин и побережьем материковой Греции к западу от Афин. Персы к тому времени заняли почти всю Аттику и на юге патрулировали территорию вплоть до города Мегары, что лежит всего в нескольких сотнях ярдов напротив северной оконечности Саламина. Афиняне рассеялись: мужчины, способные держать оружие, сосредоточились на Саламине, тогда как женщин, стариков и детей отправили на более отдаленный остров Эгина и лежавшее на юго-западе побережье Арголиды.
Помимо очевидной — отбить захваченный врагами город[33] — Фемистокл ставил перед собой и несколько иную задачу — навязать врагу бой немедленно. Это надо было сделать, пока эллины еще не успели свыкнуться с мыслью о потере оккупированной всего несколько недель назад Аттики и антиперсидская коалиция не распалась. При этом он утверждал, что в тесном проливе, при явной нехватке пространства для маневра, персы не смогут ввести в сражение весь флот одновременно и реализовать таким образом численное преимущество. Оно будет сведено к нулю, в то время как эллинам представится возможность использовать качественное превосходство своих более тяжелых кораблей. Не опасаясь захода с тыла или охвата с флангов, греки могли беспрепятственно наносить таранные удары в борта более легких персидских, ионийских и финикийских судов передней линии, тогда как остальной вражеский флот оставался незадействованным. Экипажи поврежденных эллинских судов могли найти спасение на Саламине, тогда как моряков и воинов, спасавшихся с идущих ко дну кораблей персов, ждала неминуемая гибель от копий засевших на множестве мелких островков афинских гоплитов.
Морское сражение, состоявшееся между двадцатым и тридцатым сентября 480 года до н.э., продолжалось целый день, и к ночи потерявший половину судов персидский флот был рассеян. Успех греков определился тем, что им удалось свести на нет превосходство противника как в численности, так и в мореходном искусстве, причем если достигнут успех был в ходе боя, то его предпосылки созданы еще раньше. Эллины ввели врагов в заблуждение, создав у тех впечатление, будто они отступают на северо-запад по проливу между Мегарой и Саламином, и это заставило персов совершить сразу две роковые ошибки. Во-первых, они отделили часть армады чтобы перекрыть выход из пролива и, таким образом, вывели значительные силы из боя. Во-вторых, оставшимся кораблям Ксеркс приказал войти в пролив между Саламином и побережьем Аттики и плыть всю ночь, в результате чего к утру экипажи его кораблей были измотаны, а сам флот заперт на ограниченном пространстве. В описании деталей сражения древние источники расходятся, но представляется весьма вероятным, что 350 эллинских трирем атаковали, выстроившись в две линии, причем каждая растянулась на ширину пролива, составлявшую около двух миль. Персы, даже если бы они сумели выстроить свой зажатый между островом и материком флот в боевой порядок, не могли одновременно ввести в сражение намного больше кораблей, чем греки. У Геродота и Эсхила, не говоря уж о позднейших источниках, ход самой битвы освещается довольно скудно, однако несомненно, что основой эллинской тактики было использование тяжелых судов для нанесения таранных ударов. Греки, чьи семьи укрылись на Саламине и побережье Пелопоннеса, сражались с мужеством отчаяния и сумели обратить в бегство многоплеменную вражескую армаду, хотя даже после завершения битвы численное превосходство оставалось за персами. Однако завоеватели пали духом, и спустя несколько дней Ксеркс в сопровождении шестидесятитысячной личной гвардии отплыл на родину, поручив ведение войны своему наместнику Мардонию, оставшемуся в Греции с немалыми сухопутными силами. Таким, в основных чертах, представляется нам ход Саламинской битвы.
