Лев Ельницкий - Великие путешествия античного мира
Быть может, впрочем, именно неверие Страбона в истинность сообщений Посидония о плаваниях Эвдокса и было причиной того, что он в своем изложении воздерживался от передачи географических деталей. Возможно, они и содержались в описании Посидония, но Страбон их опустил, с тем чтобы легче аргументировать свое неверие. Высказывая мнение о недостоверности или ошибочности некоторых сообщений Неарха, Страбон поступает, в сущности, именно таким образом: он воздерживается от детальной передачи текста сочинения Неарха, которую мы, к счастью, находим у Арриана.
Однако даже если оно и так, все же у нас не может быть оснований для предположения, что Эвдокс или сообщивший о его плаваниях Посидоний называли какие-либо южноафриканские пункты. Допускать этого не следует потому, что даже более поздние и наиболее осведомленные из древних географов, суммировавшие весь предшествующий им географический опыт (например, упоминавшийся уже Клавдий Птолемей, живший в середине II века н. э.), не сообщают о тех местностях каких-либо детальных географических данных. Вспомним о том, что Птолемей находил возможным поддерживать мнение о соединении ливийского (африканского) и азиатского материков на юге, несовместимое с достоверным знанием о плаваниях вокруг Африки.
Страбон сравнивает описание Эвдоксовых морских предприятий с сочинениями Эфемера — автора философского социально-утопического романа об острове Панхайя, находившемся якобы где-то в Южном океане. И действительно, именно на такое сравнение напрашивается описание Эвдокса, стоит только сопоставить его с соответствующими страницами дошедших до нас древних приключенческих романов — «Золотого осла» Апулея, «Дафниса и Хлои» Лонга, «Эфиопики» Гелиодора и «Левкиппы и Клитофонта» Ахилла Татия. Так что, как бы ни относиться к самим фактам, лежащим в основе сообщений Посидония об Эвдоксе, следует признать, что сообщения эти определенным образом литературно обработаны и преподнесены в стиле греческого романа приключений. Есть в сообщениях Эвдокса, конечно, и такие детали, которые соответствуют фактам, имевшим место в действительности, и которые невозможно было просто выдумать, поскольку подобная выдумка вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову, не опирайся она на какой-либо реальный факт. Таковы рассказы об индийцах или жителях островов Индийского океана, занесенных бурей к аравийским берегам, и найденных в восточноафриканских водах обломках гадитанского судна, украшавших его носовую часть.
Любопытна деталь о намерении Эвдокса посеять хлеб во время путешествия на замеченном им плодородном острове. Она перекликается с соответствующей деталью из сообщения Геродота о плавании финикийцев вокруг Африки при фараоне Нехо и указывает на общие источники и одинаковые подробности того и другого сообщения, характерные, видимо, вообще для этого рода литературы. Сомнение в реальности подобных сельскохозяйственных предприятий во время краткого пребывания в чужих экзотических странах уже было высказано. Мы увидим далее, что названия местностей и некоторые детали их описаний связывают сообщения о плавании Эвдокса с другими, более древними сообщениями финикийско-карфагенского происхождения о плаваниях вдоль западных берегов Африки в атлантических водах. К их рассмотрению мы и перейдем.
ПЛАВАНИЯ
ПО АТЛАНТИЧЕСКОМУ ОКЕАНУ
К ЮГУ ОТ ГЕРАКЛОВЫХ СТОЛПОВ
Уже рассказ о путешествии финикийцев при фараоне Нехо предусматривает возможность плавания вдоль атлантического побережья Африки в северном направлении. В этом рассказе плавание по Атлантическому океану рассматривается как возвратный путь в Средиземное море для кораблей, обогнувших ливийский (африканский) материке востока. Но в действительности открытие западноафриканских вод происходило в противоположном направлении — при плаваниях с севера на юг, совершавшихся финикийскими и карфагенскими торговыми судами.
Суда выходили из Средиземного моря за Геракловы столпы и направлялись к югу за золотом, слоновой костью, рабами и другой добычей. Страны, расположенные к югу от Гибралтарского пролива, представлялись финикийским мореходам сказочными и страшными. Возможно, что они не скупились на всяческие ужасы в своих рассказах об этих плаваниях в надежде нагнать страху на возможных конкурентов — на тех, кто ради быстрого обогащения пожелал бы проделать этот путь с теми же целями, что и они.
Плавание СатаспаОдин из наиболее древних и, безусловно, один из наименее правдоподобных рассказов о таком плавании передает Геродот, называя его «карфагенским», хотя в самом рассказе нет ничего, что свидетельствовало бы о его карфагенском происхождении. Впрочем, приняв во внимание интерес карфагенян к западноафриканским странам, можно согласиться с данным Геродотом определением этого рассказа.
О плавании Сатаспа сказано следующее (Геродот, V, 43):
«Сатасп, сын Теаспия из рода Ахемена, устрашенный продолжительностью плавания и пустынностью страны, не исполнил поручения матери — не объехал вокруг Ливии, с целью чего был отправлен в путь, и вернулся назад. Дело в том, что он изнасиловал девственную дочь Зопира, сына Мегабаза, за каковое преступление царь Ксеркс [царствовал в Иране с 486 по 465 год до н. э.] решил было распять его, но мать Сатаспа, сестра Дария, испросила ему помилование, прибавивши, что она сама наложит на него наказание более тяжелое, чем наказание царя, а именно: он будет обязан объехать вокруг Ливии, пока при этом плавании не войдет в Аравийский залив. После того как на этом условии Ксеркс сделал уступку, Сатасп прибыл в Египет, получил здесь корабль и египетских матросов и поплыл к Геракловым столпам. Выплывши на другую сторону, он обогнул оконечность Ливии по имени мыс Солоэнт [отождествляется с мысом Кантен] и направился далее на юг. Так, в течение многих месяцев он проплыл значительную часть моря, но, так как предстояло проплыть еще больше пройденного, он повернул обратно и прибыл в Египет.
Оттуда он отправился к царю Ксерксу и сообщил ему, что очень далеко в море им пришлось плыть мимо страны, населенной людьми маленького роста, одевающимися в пальмовое платье. И каждый раз, как только они приближались к берегу, маленькие люди покидали свои города и убегали в горы. Со своей же стороны они, вошедши в их города, никого не обижали, только забирали с собою их скот. А почему не объехали Ливии вокруг, Сатасп объяснил тем, что судно-де не могло идти дальше. Однако Ксеркс не поверил, что тот говорил правду, и велел его, как не выполнившего возложенного на него дела, пригвоздить к столбу, подвергнув его, таким образом, раньше объявленному наказанию».
Рассказ о предприятии Сатаспа, несмотря на чрезвычайную обстоятельность его родословной, звучит отвлеченно и неправдоподобно. Но при отвлеченности и неправдоподобии, заключающихся прежде всего в том, что плавание было предпринято персом и на египетском судне, то есть осуществлено при участии людей, вероятнее всего никогда и не подозревавших о реальной возможности подобных предприятий, рассказ этот содержит географические и этнографические подробности, с которыми нам еще придется столкнуться при рассмотрении гораздо более обстоятельного описания такого же путешествия. Имеется в виду перипл[19] Ганнона, географическое сочинение, составленное от имени карфагенского правителя и мореплавателя, о котором речь пойдет ниже. Пока же этого упоминания будет достаточно для того, чтобы согласиться с утверждением Геродота о карфагенском происхождении рассказа о плавании Сатаспа или по крайней мере положенного в его основу реального материала.
Сам рассказ мог возникнуть и в среде тех ионийских (то есть малоазийских) греков, которые в VI веке до н. э. бороздили воды Западного Средиземноморья, заплывали в испано-финикийский Тартесс (город и одноименная область на юго-западе Пиренейского полуострова), находившийся по ту сторону Геракловых столпов, и не прочь были поживиться богатствами западноафриканских берегов. О реальности их интереса в этой области свидетельствует не только Геродотов рассказ о Сатаспе.
Путешествие ЭвтименаГреческие географы IV века до н. э. ссылались на сочинение массалиота Эвтимена, якобы совершившего плавание вдоль западных берегов Африки, вплоть до реки, в которой водились крокодилы и гиппопотамы. Из этих же глухих ссылок, не позволяющих даже с точностью судить о времени жизни Эвтимена, хотя многие ученые относят его к VI веку до н. э. — ко времени наибольшего расцвета торговли и мореплавания древней Массалии, можно заключить, что Эвтимена интересовал вопрос об истоках Нила. Эта географическая проблема волновала уже древнеегипетских ученых-жрецов, стремившихся выяснить, откуда берет начало их река-кормилица и чем вызываются ее ежегодные разливы. От египтян интерес к истокам Нила передался греческим ученым.
