Олег Вишлёв - Сталин и Гитлер. Кто кого обманул
Оценивая политику правительства СССР, германские дипломаты и германская разведка однозначно отмечали отсутствие у него агрессивных намерений в отношении Третьего рейха, его стремление с помощью политических и экономических мер предотвратить войну либо, по меньшей мере, выиграть время, необходимое для того, чтобы завершить мероприятия по укреплению обороны[107]. Сторонники концепции «превентивной войны» Германии против СССР по понятным причинам игнорируют эти оценки и предпочитают не затрагивать вопрос о характере внешнеполитической деятельности СССР весной — в начале лета 1941 г., поскольку как то, так и другое опровергает миф об агрессивных замыслах Москвы.
Политика устрашения
Подавая Берлину сигналы о желании сохранить мир, советское правительство в то же время понимало, что одних дипломатических средств и дружественных жестов может быть недостаточно для того, чтобы повлиять на нацистское руководство. Поэтому наряду с демонстрацией миролюбия оно использовало другой традиционный инструмент большой политики — устрашение, с помощью которого рассчитывало отрезвить сторонников войны в Берлине.
Проводя огромную работу по укреплению обороноспособности страны, советское правительство к весне 1941 г. добилось определенных успехов в развитии отдельных видов вооружений, в частности авиационных. Боевые качества новых советских самолетов, которые начали поступать на вооружение в 1941 г., довольно высоко оценивались германским военным командованием. Неслучайно в первый же день войны нацистские «люфтваффе» нанесли особенно мощный внезапный удар по местам дислокации советской авиации. Весной — в начале лета 1941 г. Кремль попытался использовать мощь советских военно-воздушных сил в качестве фактора сдерживания Германии.
Отнюдь не «беспечностью» и «доверчивостью» правительства СССР объяснялось, например, то, что в апреле 1941 г. оно продемонстрировало делегации германской авиационной промышленности новейшие советские авиазаводы и выпускавшуюся ими боевую технику. За этим стоял совершенно определенный политический расчет, и немцы это хорошо поняли. Заместитель германского военного атташе в СССР полковник Г. Кребс доложил в Берлин 9 апреля 1941 г.: нашим представителям «дали посмотреть всё... Очевидно, Россия хочет таким способом устрашить возможных агрессоров»[108]. Днем ранее Шуленбург специальной телеграммой передал в министерство иностранных дел Германии слова главного конструктора первого авиационного завода Арт. И. Микояна, произнесенные им на банкете, «видимо, по поручению сверху»: «Вы видели грозную технику Советской страны. Мы мужественно отразим любой удар, откуда бы он ни последовал»[109].
В мае—июне 1941 г. советская сторона продолжала использовать фактор мощи своих военно-воздушных сил для сдерживания Германии. В частности, усиленно распространялись слухи о том, что в случае германского нападения советская авиация немедленно нанесет ответный удар возмездия по Берлину и другим немецким городам[110], о возможности применения ею химического и бактериологического оружия[111].
Грозные предостережения в адрес Германии делались также по дипломатическим и агентурным каналам[112].
Не только военные, но и политические цели преследовало начатое советским правительством в мае 1941 г. выдвижение войск из внутренних округов в западные приграничные районы. Немцам давали понять, что в случае войны на легкую победу им рассчитывать не стоит, что вермахту противостоит грозная сила и что Германии лучше выяснить отношения с СССР не на поле боя, а за столом переговоров. Показательно, что свои военные мероприятия на западной границе советское правительство не только не скрывало, а скорее, наоборот, подчеркивало. 9 мая 1941 г. было опубликовано опровержение ТАСС, в котором Москва отрицала факт ослабления своей группировки на границе с Германией[113].17 мая советское правительство ввело ограничение на передвижение по стране иностранных дипломатов и журналистов, прежде всего установило запрет для них на поездки в западные приграничные округа[114], чем лишний раз дало понять, что занято очень серьезными военными приготовлениями. Расчетом на устрашение и сдерживание Германии были продиктованы проведенные в мае 1941 г. на территории всей страны крупные учения воздушно-десантных частей Красной Армии и подразделений гражданской обороны, призыв на сборы «нескольких сотен тысяч резервистов» для обучения их «пользованию новыми образцами вооружений». Эти мероприятия, как отмечалось в донесениях германских дипломатов, в отличие от той практики, которой советское руководство придерживалось в предшествующие годы, были широко разрекламированы[115].
Однако попытки воздействовать на Берлин с помощью военного устрашения, равно как и дружественных жестов, успеха советскому правительству не принесли. Нацистское руководство было твердо убеждено в том, что даже при численном превосходстве Красной Армии над вермахтом в два-три раза (не говоря уже о том соотношении сил, которое было в действительности) она не сможет противостоять ему[116], что демонстративные мероприятия СССР у границы — это признак его военной слабости, желания предотвратить войну.
О характере группировки Красной Армии в западных приграничных округах
Сосредоточение вермахта против СССР началось с лета
1940 г. С конца января 1941 г. Германия приступила к переброске главных сил к границе с Советским Союзом, причем передислокация войск производилась ею во все более ускорявшемся темпе. По данным советской разведки, к 4 апреля
1941 г. военная группировка Германии на границе с СССР состояла из 72-73 дивизий, к 5 мая — 103-107, а к 1 июня — уже из 120 дивизий, не считая войск, которыми располагали Румыния, Финляндия и Венгрия[118]. К началу мая 1941 г. соотношение сил между Германией и СССР, сосредоточенных по обе стороны границы, несмотря на принимавшиеся советским правительством меры по укреплению армий прикрытия, начало изменяться в пользу немцев. Как свидетельствует в своих воспоминаниях Г.К. Жуков, расчеты, произведенные в это время Генштабом РККА, показали, что наличных войск приграничных округов становится недостаточно для отражения возможного удара немцев. Поэтому было принято решение для укрепления обороны на западе срочно отмобилизовать несколько армий за счет внутренних округов и выдвинуть их на рубеж рек Днепр и Западная Двина. Всего в мае 1941 г. из внутренних округов ближе к западной границе перебрасывались 28 стрелковых дивизий и четыре армейских управления. Все дивизии были сокращенного состава (по 8—9 тыс. вместо 14,5 тыс. человек) и не располагали всей предусмотренной по штату боевой техникой[119]. Эти войска должны были составить второй стратегический эшелон и располагаться на значительном удалении от границы — до 400 км.
Говоря об оценке германским политическим руководством и командованием вермахта военных намерений СССР, нельзя также не отметить, что они квалифицировали материально-техническое и кадровое состояние Красной Армии как в целом неудовлетворительное и считали, что она не в состоянии вести широкомасштабные наступательные операции[121]. В оперативном планировании германского военного командования (от первых разработок сценариев войны против СССР, сделанных летом 1940 г., и до самого нападения на СССР) вариант наступательных действий Красной Армии в расчет даже не принимался[122]. Ни Гитлер, ни другие представители нацистского руководства не верили в возможность нападения Советского Союза на Германию и не располагали ни дипломатическими, ни агентурными сведениями на этот счет. Неслучайно германскому правительству пришлось впоследствии изрядно поломать голову над тем, как обвинить СССР в «нелояльности» и подготовке «удара в спину» Германии «во время ее смертельной схватки» с Англией. Несмотря на все старания, нацисты так и не смогли привести доказательств агрессивных намерений Советского Союза. В официальных заявлениях, сделанных 22 июня 1941 г., Гитлеру и нацистскому министерству иностранных дел пришлось ограничиться лишь перечислением разногласий между СССР и Германией, указанием на деятельность Коминтерна и советской разведки на подконтрольных рейху территориях да ссылкой на увеличение численности советских войск у границы Германии, которое якобы создавало угрозу ее безопасности[123].
Как СССР пытаются представить в качестве агрессора
Выдвижение дополнительных частей Красной Армии на запад, начавшееся в мае 1941 г., являлось ответом на германские военные приготовления и отнюдь не свидетельствовало о намерении СССР напасть на Третий рейх. В этой связи нельзя не сделать краткое источниковедческое отступление и не остановиться на одном документе, с помощью которого СССР пытаются обвинить в наличии у него агрессивных замыслов. Этот документ — проект «Соображений по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза» от 15 мая 1941 г., подписанный A.M. Василевским, занимавшим тогда должность заместителя начальника оперативного управления Генштаба Красной Армии. В нем предлагалось «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию», пока та не успела сосредоточиться, организовать фронт и взаимодействие войск.
