Альберт Манфред(Отв.редактор) - История Франции т. 2
Крайне левую составляла немногочисленная группа сторонников Робеспьера[33]. Нередко вместе с бриссотинцами они сообща выступали против фейянов. Но чем дальше шло время, тем явственнее обнаруживались разногласия между жирондистами и крайней левой — монтаньярами (горой), как их стали называть по самым верхним скамьям, которые они занимали в Законодательном собрании, а позже — в Конвенте.
В целом Законодательное собрание по своему составу, по преобладающим настроениям уже представляло вчерашний день революции и с первых же своих шагов разочаровало народ.
Экономическое положение страны с начала 1792 г. резко ухудшилось. Свертывание отраслей промышленности, работавших на двор и аристократию, падение экспорта породили безработицу. Восстание негров-рабов в Гаити в 1791 г. прекратило подвоз колониальных товаров. Исчезновение из продажи сахара, чая, кофе повлекло за собой повышение цен на все другие продовольственные товары. От роста дороговизны продуктов страдала прежде всего городская беднота, санкюлоты. В январе 1792 г. в Париже, весной в некоторых городах и сельских округах произошли крупные волнения на почве нужды и голода[34].
Главный вопрос революции — аграрный — оставался по-прежнему нерешенным, и крестьянство, не избавившееся от ненавистных феодальных тягот и по-прежнему тщетно рвущееся к земле, после напрасных ожиданий теперь открыто выражало свое недовольство. С конца 1791 г. вновь поднялась волна крестьянских волнений в стране; она могла стать угрожающей; терпение крестьянства истощалось.
Напряженность политической обстановки обострялась еще тем, что на противоположном полюсе, в лагере контрреволюции, снова подняли голову защитники феодально-абсолютистского строя. Аристократы, как стали их называть в народе, пытались разжечь мятеж на юге. Католическое духовенство почти открыто вело агитацию против новых порядков. В близости от границы, в германском городе Кобленце бежавшие из страны аристократы создали центр контрреволюционной эмиграции. В этом осином гнезде собрались самые непримиримые враги новой, революционной Франции. Сюда вели нити заговоров, связывавшие Кобленц с контрреволюционным подпольем в самой Франции, с правительствами держав феодально-абсолютистской Европы, уже давно готовившими вооруженную интервенцию против мятежной Франции.
Свержение монархии
Революция, начавшаяся в 1789 г. во Франции, потрясла Европу, весь мир. Весть о падении Бастилии была встречена в Лондоне и Риме, Петербурге и Мадриде, Берлине и Афинах как событие огромного значения. Передовые люди во всех странах восторженно приветствовали революцию; они видели в ней начало новой исторической эры. Английский поэт Кольридж написал оду на взятие Бастилии. Знаменитый философ Кант и прославленные поэты Фридрих Шиллер, Виланд, Клопшток в стихах и в прозе славили французскую революцию. В. Англии Шеридан, Вордсворт, Томас Пэн объявили себя сторонниками революции, начавшейся по ту сторону Ла-Манша. В Испании, в итальянских государствах, в Греции, даже в далеких испанских и португальских колониях в Латинской Америке революция во Франции была воспринята передовыми людьми как призыв к освободительной борьбе.
В екатерининской России, где только что было подавлено крестьянское восстание Пугачева, передовые люди с величайшим вниманием и по необходимости скрываемой симпатией следили за событиями в далекой Франции. Выходившие в то время в России газеты «С. Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» публиковали подробные сведения о происходившем в мятежном французском королевстве. В 1790 г. вышла ставшая знаменитой книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», перекликавшаяся некоторыми мыслями с Французской революцией. Радищев был не одинок. Исследования советских историков показали, как широка была группа радикально или даже революционно настроенных разночинцев, разделявших «вольнолюбивые мечты» и, естественно, с глубоким сочувствием принявших вести из Франции. К известным именам Ф. В. Кречетова, И. Г. Рахманинова, Н. И. Новикова, И. А. Крылова прибавилось много новых [35].
В сопредельных с Францией странах влияние революции оказалось еще более сильным. В Бельгии национально-освободительное движение против австрийского гнета с осени 1789 г. переросло в революцию. В западных германских землях — в Рейнской области, в Майнцском курфюршестве, в Саксонии и некоторых других малых немецких государствах — поднялось сильное антифеодальное крестьянское движение. Но не только крестьянство вступало в борьбу. В Гамбурге 14 июля 1790 г. местные буржуа организовали демонстрации в честь взятия Бастилии. Все громче звучал голос немецких демократов[36]. Большое влияние оказала Французская революция и на венгерское национально-освободительное движение[37].
Но если все угнетенные, все бесправные, все стремившиеся избавиться от феодально-самодержавной тирании с надеждой и радостью прислушивались к раскатам грома, доносившимся из Парижа, то совсем иным, прямо противоположным было восприятие революции приверженцами старого мира. Монархи, правительства, аристократия, церковная знать больших и малых государств Европы видели во Французской революции нетерпимое попрание «законного порядка», бесчинство, мятеж, опасный своей заразительностью.
Империя Габсбургов, империя Романовых, монархия Гогенцоллернов по самой своей природе должны были стать противниками революционной Франций. В той же мере ими были и монархии малых государств, чувствовавшие еще больше шаткость своих тронов. Но и буржуазно-аристократическая Англия в лице своих правящих классов встретила Французскую революцию с неменьшей враждой. Не случайно самый злобный памфлет против Французской революции был создан английским автором: уже в 1790 г. были опубликованы «Размышления о французской революции» Эдмонда Берка[38], давшие идейное оружие всем противникам революционной страны.
Но старый мир склонен был защищать свои позиции отнюдь не только идейным оружием. Гораздо большие надежды он возлагал на оружие в собственном смысле слова — на силу штыков. С конца 1789–1790 г. мысль о вооруженной интервенции против Франции стала практически обсуждаться в Лондоне и Петербурге, Вене и Берлине. Контрреволюционные эмигранты из Франции, возглавляемые братьями короля графом Прованским и графом д’Артуа, заполнившие все приемные дворов европейских монархов, подогревали эти настроения.
Необходимость борьбы против «революционной заразы», грозящей всем монархиям, заставляла их преодолевать распри.
27 июля 1790 г. Австрия и Пруссия, враждовавшие до того, заключили соглашение, разрешавшее все спорные вопросы. То было необходимой предпосылкой вооруженной интервенции против Бельгии. Подавление же бельгийской революции должно было быть первым шагом к подавлению революции во Франции.
Действительно, после того как силой оружия революция в Бельгии была сломлена, венский и берлинский дворы стали договариваться о совместных действиях против «мятежной Франции». 27 августа 1791 г. император Леопольд II и прусский король Фридрих-Вильгельм II, встретившись в замке Пильниц, подписали декларацию об общих действиях в защиту французского монарха. Пильницкая декларация была по существу манифестом, провозгласившим интервенцию против революционной Франции. Полгода спустя, 7 февраля 1792 г., реализуя Пильницкую декларацию, Австрия и Пруссия заключили договор о военном союзе против революционной Франции. Обе союзные державы должны были двинуть против взбунтовавшейся Франции по 40–50 тыс. солдат каждая.
Таким образом, угроза вооруженной интервенции европейских монархий против французского народа к началу 1792 г. стала несомненной. Нельзя было обманываться и в масштабе, размахе начинавшегося контрреволюционного похода: Австрия и Пруссия были лишь застрельщиками; вслед за ними в вооруженную борьбу против восставшего народа должны были вступить и другие силы контрреволюционной Европы.
Какой же тактики в этих условиях должна была придерживаться сама Франция? Какую позицию должно было занять Законодательное собрание? Что надлежало делать?
Людовик XVI, чувствовавший себя после неудачной попытки бегства пленником на троне, все свои надежды, все расчеты на успех связывал с войной. Поддержать рушащееся здание монархии могли только иностранные штыки; собственные были для этого слишком слабы. Явная подготовка Австрии и Пруссии к вооруженному вмешательству во внутренние французские дела воодушевила контрреволюционную партию. Из королевских покоев, в особенности из покоев королевы Марии-Антуанетты, незримые нити протягивались к императорскому двору в Вене. Королевский двор и его ближайшее окружение хотели войны и тайно торопили ее приближение; их поддерживали в этом Лафайет и некоторые другие фейяны.
