Юлий Анненков - Флаг миноносца
Солдат взмахнул рукой, и огонек его цигарки вскинулся высоко вверх:
- Бешеная артиллерия! Она все сжигает. Даже танки. Громадные машины вдруг приезжают на передовую, и тут же начинается такой грохот, будто бьют сто артполков.. Огонь летит по небу, а потом сразу становится тихо, и неприятель долго еще не стреляет с той стороны. А машины уже ушли. Раз! и нету. А на том месте, где они были, остается черная выгоревшая трава.
Рядом с Соминым лежал шофер Ванька Гришин. До войны он работал слесарем на заводе "Компрессор". Познакомились они уже здесь, на формировочном.
- Брешет! - сказал Гришин. - Заливает.
- А может быть...
- И, говорят, весь расчет погибает, когда та пушка стреляет, продолжал рассказчик. - Одно слово - бешеная артиллерия.
Никто не стал с ним спорить. Гришин пошел в коридор раздобыть у кого-нибудь на закурку, а Володя лежал и думал об этом непонятном роде войск. "Вот бы попасть туда. Невозможно, чтобы расчет погибал при ведении огня. Ерунда!" Глаза слипались. Может быть, это все только пригрезилось в полусне?
Его разбудил чей-то громкий голос. Посреди комнаты стоял молодой командир в черной форме с золотыми нашивками на рукавах.
- Есть здесь зенитчики, спрашиваю? - повторил он. - Забираю в моряки!
За ним стояло двое матросов с наганами и плоскими штыками в ножнах на поясе. Гришин тоже не спал. Он толкнул Володю в бок:
- Пойдем?
- Так ты ж не зенитчик.
- Все равно. Лучше, чем валяться здесь на нарах и слушать всякую муру. У них - сразу видно - порядок.
- А бешеная?
- Черт с ней!
- Пошли!
Сомин слез с высоких нар и подошел к командиру в черной шинели:
- Товарищ командир, я хочу быть моряком!
Ясные, доверчивые, широко открытые глаза уверенно смотрели на командира.
- Будете! - ответил он.
Моряки, как видно, спешили. Командир быстро отобрал человек десять и записал их фамилии в блокнот.
- Бумаги оформят без вас. Клычков, проводите к машине!
Коренастый круглолицый матрос сделал шаг вперед:
- Есть, проводить пехоту к машине!
Командир окинул его суровым взглядом:
- Проводите матросов к машине. Ясно?
- Ясно, товарищ лейтенант.
Грузовик мчался по пустынным улицам. По темному небу метались бледные полосы прожекторов. С крыши Главного почтамта били зенитки, и их разрывы вспыхивали во мраке. Машина круто повернула у Кировских ворот.
- Вот тебе и матросы! Никогда не думал, - сказал Гришин. Потом он обратился к моряку: - Слушай, Клычков, так тебя, кажется?
- С утра был Клычков.
- Ты скажи, на каком море будем воевать?
- Там увидишь. Недалеко.
Ехать оказалось действительно недалеко. Машина вкатилась во двор, просторный, как площадь. В большой комнате прибывших встретил широкоплечий моряк с боцманской дудкой на шее:
- Скидайте мешки и шинеля!
- Прямо на пол? - спросил Гришин. Клычков хрипло хихикнул. Боцман сердито посмотрел на него и ответил Гришину:
- Запомни себе раз навсегда: это не пол, а палуба. Мешки и шинеля в руки - и вверх по трапу в каптерку. Получите робу - и в баню. Клычков, бегом на камбуз. Передашь коку приказание накормить, а после ужина проводишь матросов в кубрик номер четыре. И смотри, чтобы без всякой твоей травли!
Поток непонятных слов ошеломил Володю. Гришин хотел было расспросить, как это все называется по-русски, но разговаривать было некогда.
Через пятнадцать минут, выйдя из-под горячего душа, они уже надевали новую форму - темно-синие фланелевки, черные брюки. Круглая и красная, как медный таз, безбровая физиономия Клычкова расплылась в улыбке:
- Не так ремень надеваешь! В правую руку бери пряжку, чтоб якорь лапами книзу.
Эти слова относились к неуклюжему, медлительному украинцу Писарчуку. Писарчук невозмутимо снял ремень и надел его как надо. В этот момент вбежал худощавый матрос. Бескозырка тончайшим блином чудом держалась на его рыжеватых вихрах. Легко перепрыгнув через барьер, отделявший душевую, он подошел к Сомину и протянул руку.
- Валерий Косотруб. Сигнальщик. А ты кто?
- Сомин Владимир. Артиллерист.
Косотруб поздоровался со всеми. Он сразу понравился своей ловкостью и слаженностью.
- Не тушуйтесь, ребята, - говорил матрос, сдвигая еще дальше на затылок свою бескозырку. - Порядок! Пошли на камбуз.
Слово "порядок" повторялось тут довольно часто, и надо сказать - не зря. Здесь во всем чувствовался твердо заведенный и строго соблюдающийся порядок. В казармах, или, как их здесь называли, кубриках, вдоль стен стояли двухэтажные койки с белоснежными простынями. Напротив матово поблескивали в пирамидах винтовки. Посреди комнаты на столе - станковый пулемет. В коридоре висели часы. Толстые, как бочонок, с необычайным циферблатом, разделенным на двадцать четыре части. Этим часам подчинялось все.
Утром, стоя в строю с новеньким карабином у ноги, Володя впервые увидел командира части. Капитан-лейтенант Арсеньев говорил негромко, но очень четко. Строгий, подтянутый, тщательно выбритый, с крутым подбородком и широко открытыми немигаюшими глазами, он создавал впечатление суровости и скрытой внутренней силы. Именно таким Володя представлял себе командира-моряка.
Арсеньев подошел к строю и принял рапорт вахтенного. По выражению холодных серых глаз нельзя было определить, какое впечатление произвели на него новые бойцы. Командир части не сказал им ни слова, только внимательно осмотрел каждого. У него в те дни было много забот. В ближайшее время через неделю или через час - предстоял выход на фронт.
После построения новых бойцов собрал комиссар части Яновский. Это был плотный человек среднего роста, с красно-золотыми нашивками батальонного комиссара на рукавах. Лицо у него было строгое. Твердые губы крепко сжаты, брови чуть нахмурены. Зато глаза - добрые, небольшие, золотисто-карие. Сомин сразу обратил на это внимание.
- Рассаживайтесь по банкам! - комиссар указал на скамьи, стоявшие у стены. - Привыкайте к нашей морской терминологии. Вы теперь - моряки. Не забывайте об этом. Дело, конечно, не в морских словечках и даже не в форме одежды. Вам доверены традиции русского флота: отвага, верность, единство. Вот что всегда свойственно морякам. Вы теперь матросы Отдельного гвардейского минометного дивизиона моряков.
Сомин не мог удержаться от гримасы недоумения: "Минометный? А я-то при чем?" Он видел мельком минометы. Труба на круглой плите - и только.
Комиссар заметил недоумение сержанта, но не прервал своей речи. Только в углах небольшого рта с четко очерченными губами мелькнула едва заметная усмешка, а глаза заблестели весело и молодо. Но тут же его лицо стало по-прежнему сурово озабоченным.
- Гвардия, да еще морская! Вы понимаете, что это значит? Матросы нашей части заслужили это высокое звание в бою. Здесь есть люди с геройски погибшего корабля "Ростов". Среди них - командир нашей части капитан-лейтенант Арсеньев. Есть у нас балтийцы и североморцы. Сам я служил в береговой обороне на Тихом океане. Кое-кто, как и вы, пришел из сухопутных частей, но это ничего не значит. У нас все теперь - моряки, а воевать будем на суше - защищать Москву. Сейчас вас распределят по подразделениям. Помните: времени очень мало. Старайтесь поскорее освоить технику, потому что в любой момент мы можем понадобиться. Вот и все. Желаю успеха, товарищи моряки!
Комиссар снова улыбнулся одними глазами и уголками губ, а Сомин подумал, что под командованием этого человека будет хорошо воевать. Именно о таких начальниках он мечтал, лежа на формировочном пункте в тяжкие дни ноябрьского наступления на Москву. "Теперь повоюем, гвардия! - сказал он сам себе. - Только бы не ударить лицом в грязь в первые же дни!"
Об опасности он не думал, потому что еще не представлял себе реально, что такое бой. Страха смерти не было. Была только неясная тревога: "А сумею ли я, как они?" Ему казалось, что все здесь - настоящие герои, начиная от командира и комиссара, кончая веселым сигнальщиком Косотрубом, и от этой мысли на душе становилось спокойно и легко.
Володю Сомина и Писарчука назначили в расчет зенитно-противотанковой пушки, а Ваню Гришина в походную ремонтную мастерскую "летучку". Подразделения отправлялись на занятия. Через распахнутое окно вместе со свежим, холодным воздухом влетала песня:
Гвардейцы-минометчики
идут вперед,
За наше дело правое,
за наш народ...
2. РАИСА СЕМЕНОВНА
Уже в первый день Володя обратил внимание на то, что здесь очень часто упоминают какую-то Раису. Что бы это могло значить? Кто такая эта женщина? Некоторые почтительно именуют ее Раисой Семеновной.
На складе новоприбывшим выдавали оружие. У порога матрос вскрывал широким штыком ящики. Там, завернутые в промасленную бумагу, лежали гранаты. Прямо на полу высились штабеля цинковых коробок с патронами. У стены синели стволы карабинов.
С неба падали редкие снежинки. Они залетали в распахнутые двери склада и оседали звездочками на вороненой стали, покрытой толстым слоем смазки.
