Александр Степанов - Порт-Артур (Том 2)
- Смею вас заверить, господин офицер, что на "Монголии", кроме имущества Красного Креста, нет ничего, - ответил Петров.
- Это надо еще установить, - сказал японец и отдал приказание своим матросам.
Второй японский офицер направился на мостик проверять судовые книги, а матросы спустились вниз.
- Да это же парикмахер наместника, Жан! - узнала японца Рива. - Мосье Жан, вы это или не вы? - спросила она.
- Я сейчас не парикмахер Жан, а капитан-лейтенант императорского японского флота Кабаяси, - сухо ответил тот.
- Теперь и я вас узнала! И я! И я! - сразу раздалось несколько голосов.
Японец с надменной улыбкой раскланялся со своими бывшими клиентками.
Затем он подошел к выстроенным на палубе матросам и санитарам и стал проверять их по списку.
Охотский с перепугу запрятался где-то в трюме. С Кабаяси остался лишь один из его помощников. Петров со своим персоналом спустился в кают-компанию, где среди пассажиров поднялась паника. Женщины громко плакали, дети вторили им, и все в один голос молили Петрова заступиться и не допустить, чтобы их увезли в Японию. Старший врач и сестры поспешили им сообщить о заявлении японцев.
- А вдруг они что-нибудь найдут? - тревожно спросила одна из пассажирок.
- Ничего они не могут найти, ибо у нас нет никаких грузов, не принадлежащих Красному Кресту.
- Вы, Геннадий Николаевич, забываете, что, во-первых, они сами могут подбросить что-нибудь запрещенное, а во-вторых, могут объявить незаконным пребывание пассажиров на нашем судне, - скороговоркой взволнованно произнес Фейгельсон.
- Гаагская конвенция не запрещает организациям Красного Креста брать под свою защиту женщин и детей, - возразил Петров.
Вскоре Кабаяси спустился в кают-компанию и потребовал список пассажиров.
Его пришлось наскоро составили.
Прошло с четверть часа в томительном ожидании. Кабаяси начали подходить его подчиненные с докладами о результатах досмотра.
Капитан выслушивал их с невозмутимым видом и отдавал короткие распоряжения.
Все русские с нескрываемой тревогой следили за этими переговорами, стараясь по выражению лиц говоривших понять, о чем идет речь. Вдруг взволнованно влетел в кают-компанию провизор.
- Помилуйте! - обратился он к Петрову. - Они считают даже селитру военной контрабандой, а она положена по номенклатуре аптечных лекарств, и у нас ее всего пятьдесят унций.
Вслед за Фейгельсоном вошли двое японцев, неся в руках банку с злополучной селитрой.
Разобравшись, в чем дело, Кабаяси заявил, что селитра будет конфискована, а "Монголия" отпущена, если это разрешит адмирал Того.
Все облегченно вздохнули.
- Мы строго соблюдаем правила Женевской и Гаагской конвенций, свидетелями чего вы сейчас были, - обратился Кабаяси к русским перед уходом.
Японская шлюпка отошла. Вынырнувший откуда-то Охотский приказал дать полный ход. Русская эскадра успела уйти за это время довольно далеко, и пароходу пришлось поспешить, чтобы поскорее догнать ее.
Было около четырех, часов дня. Солнце уже заметно склонялось к западу.
Море по-прежнему было спокойно, а горизонт ясен. Справа, с западной стороны, японцы медленно нагоняли русскую эскадру, идущую полным ходом в направлении на мыс Шантунг. На артурских кораблях не было заметно повреждений, и они шли на разных дистанциях друг от друга. Крейсера двигались параллельной колонной с левой стороны, в десяти кабельтовых от броненосцев. Еще левее тянулись цепочкой миноносцы. К ним в кильватер пристроилась и "Монголия".
После посещения парохода японцами у всех настроение резко повысилось.
Собравшись на палубе, все население парохода обменивалось впечатлениями о только что пережигом треволнении. С "Цесаревича" запросили, все ли благополучно на "Монголии", на что последовал положительный ответ. Было очевидно, что на флагманском корабле беспокоились за судьбу плавучего лазарета.
Как только головной корабль японской эскадры вышел на траверз броненосца "Полтава", грянул выстрел из двенадцатидюймовки. Примеру броненосца последовали остальные корабли. Японцы не замедлили ответить, и вскоре бой разгорелся по всей линии. Японские снаряды, перелетая через русские корабли, начали падать невдалеке от "Монголии". Охотский поспешил отойти еще дальше в сторону.
С мостика были прекрасно видны обе сражающиеся стороны: ближе, в двадцати кабельтовых - русские, а в шестидесяти - семидесяти - японцы. Обе эскадры окутались дымом от выстрелов и взрывов, но японские снаряды при взрыве давали огромные столбы густого черного дыма, а русские - малозаметный зеленый дымок. Поэтому казалось, что русские броненосцы несут гораздо большие поражения, чем японцы. Особенно доставалось флагманским кораблям "Цесаревичу" и "Пересвету", которые временами совершенно скрывались в черном дыму.
- Наших-то как шпарят! - взволнованно проговорил Охотский. - А японцы, словно заговоренные, ни одного попадания!
- Вглядитесь повнимательнее, Измаил Дмитриевич, и увидите, что и у них есть поражения. Видишь зеленоватые дымки? Это и есть попадания наших снарядов, - возразил вахтенный начальник.
Все наличные бинокли и зрительные трубы были пущены в ход. Затаив дыхание, все следили за развертывающейся перед ними трагедией. Многие женщины начали плакать, особенно когда снаряды попадали в те корабли, на которых находились их близкие.
- Не могу, не могу! - истерично закричала вдруг одна из пассажирок при виде огромного облака дыма, окутавшего "Победу". - Там, наверно, не осталось ни одного живого человека!
Но в следующее мгновение броненосец вновь стал ясно виден, и на нем не было заметно никаких повреждений.
Разнервничавшихся дам пришлось чуть не насильно увести вниз.
Рива мужественно продолжала следить за "Севастополем". Вот на нем взвился вихрь огня и дыма, и тотчас начался пожар в носовой части. Молодая женщина закрыла от ужаса глаза.
Вслед за "Севастополем" загорелось на "Полтаве". Огненные языки высоко вздымались сквозь дым. В бинокль виднелись белые точки суетящихся на палубе людей.
На "Пересвете" почти одновременно были сбиты стеньги на обеих мачтах. На "Ретвизане" снесло половину средней трубы.
По мере сближения эскадр стали яснее видны повреждения на японских кораблях. Стрельба их заметно ослабевала.
- Наши молодцами дерутся! - восхищался Охотский. - Неизвестно еще, чья возьмет.
Японские газеты так описывали этот бой:
"Получив известие о предстоящем выходе русской эскадры, адмирал Того поспешил сосредоточить на подступах к Артуру все находящиеся поблизости боевые суда своей эскадры - всего восемнадцать боевых кораблей, из них четыре броненосца, шесть броненосных крейсеров и восемь легких. Кроме того, была подтянута миноносная флотилия в составе пятидесяти миноносцев.
Но в генеральном сражении принимал участие лишь первый броненосный отряд, в составе четырех броненосцев и двух броненосных крейсеров новейшего типа, под начальством самого адмирала Того. Около полудня он увидел русскую эскадру, идущую курсом на юго-восток, в десяти милях впереди себя, и, пользуясь преимуществом хода, устремился ей навстречу.
Во время первого боя в японские суда попало несколько крупных снарядов, причинивших значительные повреждения. Для исправления их адмирал Того временно вышел из боя. Русская эскадра уже почти скрылась из виду, когда наконец японцы смогли последовать за ней.
Второй бой шел на параллельно сближающихся курсах на дистанции пятьдесят один кабельтов. Сражение велось с необычайным ожесточением. Невзирая на численное превосходство японцев в тяжелой и особенно в средней артиллерии, русские упорно продолжали идти вперед, нанося нам весьма значительные повреждения".
Адмирал Того находился в боевой рубке головного флагманского броненосца "Микаса". Он напряженно следил за ходом боя в подзорную трубу, временами отдавая отрывистые распоряжения. На его бледно-желтом, продолговатом, почти европейского типа лице, с небольшой коротко стриженной полуседой бородкой, застыло сосредоточенное выражение. Внешне он сохранял полное спокойствие, ничем не выдавая все сильнее нараставшую тревогу за исход сражения.
Никогда еще русские не проявляли в бою столько выдержки и упорства, как сейчас. "Микаса" весь был окутан дымом от взрывов и возникающих на нем пожаров; из-за дыма временами русских почти не было видно. Грохот стрельбы смешивался с шумом разрывов попадавших в "Микасу" русских снарядов.
Почти все верхние надстройки были разрушены и снесены, на исковерканной палубе валялись неубранные трупы. Одно из орудий носовой башни было подбито, другое могло действовать с трудом. Кормовая двенадцатидюймовая башня тоже была выведена из строя, половина средней артиллерии левого борта не действовала. Не хватало прислуги для орудий.
Давно выбыл из строя командир броненосца капитан Хирота, были отправлены на перевязочный пункт почти все чины адмиральского штаба. В командование броненосцем вступил третий по старшинству капитан-лейтенант. От главного врача пришло донесение, что уже выбыло из строя десять офицеров и около двухсот матросов.
