Александр Шубин - Мифы советской страны
Историки не перестают спорить, насколько “линия Маннергейма” была сильна. В качестве эталона берут линии Мажино и Зигфрида на франко-германской границе. Но тут возникает сложность. Сами эти две линии очень разные, линия Зигфрида не была достроена в соответствие с планом. И потом — эти две линии никто не штурмовал. Они остались памятниками неиспользованных возможностей. Поэтому нельзя утверждать, что “линия Маннергейма” — несерьезное препятствие, потому что она уступает двум классическим образцам. И насколько принципиально уступает?
Упомянув о том, что в течение длительного времени советская армия находилась в огневом соприкосновении лишь с 55 ДОТами “линии Маннергейма”, Е.А. Балашов делает вывод: «Решающим фактором сдерживания сил наступающего противника выступала, следовательно, не крепостная мощь, а сила духа обороняющихся»[519]. При всем уважении к силе духа обороняющихся, Е.А. Балашов не привел никаких доводов в пользу того, что сильный дух помог бы им выстоять в чистом поле. После взятия линии своего имени Маннергейм пал тем же духом (без сомнения, сильным) и пришел к выводу о необходимости скорейшего заключения мира — отнюдь нелегкого. Подсчет количества ДОТов, с которыми армия противника пришла в соприкосновение, мало чем помогает нам для определения силы всего укрепления — ведь прорывать-то нужно линию на всю глубину.
Не менее загадочны комментарии с другой стороны границы. О. Маннинен, доказывая относительную слабость линии (и, следовательно, дополнительное превосходство финской армии), напоминает, что финны «завершили оборудование 101 бронированного оборонительного сооружения… Для сравнения укажем, что лишь несколько более протяженная и часто упоминаемая «линия Мажино» на границе с Германией насчитывала 5800 бетонированных огневых точек»[520]. Почему-то автор решил подтвердить свою мысль сравнением количества разных «точек» — бронированных и бетонированных. К тому же, «лишь несколько более протяженная» линия Мажино была длиннее более, чем в два раза.
По количеству ДОТов «линия Маннергейма» (1-2 ДОТ на километр, при 3-4 в местах наибольшей концентрации) заметно уступает «линии Мажино» (14 ДОТ на километр) и «линии Зигфрида» (32 ДОТ на километр). Но на Карельском перешейке была не нужна такая же насыщенность ДОТами, как в относительно равнинном регионе к югу от Арденн, где пролегала германо-французская граница. «Сила линии Маннергейма, ее высокие оборонительные возможности заключались не в количестве ДОТ, а в развитой, хорошо примененной к местности системе полевой фортификации, усиленной местами бетонными сооружениями, также в полевой выучке и стойкости финских солдат»[521], — комментирует эти цифры И.И. Сейдин. Пространство перед укреплениями было хорошо пристреляно финнами. Местность была холмистой, пересеченной озерами и реками, и потому была труднопроходимой для техники.
Спор о соотношении линий Маннергейма и Мажино начался уже в апреле 1940 г., и шел он тогда между Сталиным и Мерецковым: «Если сравним линию Мажино с линией Маннергейма, то мы встретим небольшую разницу. Там, в основном, крупные сооружения прикрыты мелкими железобетонными точками. В Финляндии… бетонные сооружения прикрываются деревоземляными сооружениями, но почти той же прочности.
Сталин: Там линия беспрерывная, а у финнов узлы имеются.
Мерецков: Линия Маннергейма не хуже, а может быть и лучше, так как местность Финляндии позволяет создавать сильную оборону с системой узлов.
Сталин: У Мажино развиты подземные сооружения»[522]. Мерецкову важно оправдаться, Сталину – подготовить прорыв других западноевропейских линий. Но аргументы Мерецкова тоже не лишены оснований.
Комментируя споры по поводу прочности линии Маннергейма, А.М. Носков пишет: «если одни из историков путем гиперболизации финской обороны стремятся как-то объяснить срыв первоначальных планов наступления и понесенные при этом потери, то другие — истолковать свои успехи (имеются в виду финские авторы, хотя в последние годы российские авторы не отстают от финских в уничижении линии Маннергейма — А.Ш.) чистым превосходством «человеческого духа и просвещенного руководства» над «грубой материальной силой»»[523].
Если линия Маннергейма оказалась для советской армии тяжелым препятствием, не следует ли из этого, что союзники не могли взять “линию Зигфрида”? Ведь именно так французы и англичане оправдывали свое предательство поляков. Нельзя забывать, что сентябрь в Германии — это не декабрь в Финляндии. «Линия Зигфрида» не была расположена в сложной для действия танков холмистой местности. Союзники могли основательно приготовиться к ее прорыву, сосредоточив в решающем пункте подавляющую огневую мощь (что в феврале 1940 г. сделал на Карельском перешейке Мерецков). Даже начав массированный обстрел «линии Зигфрида», французы заставили бы немцев снять часть сил с польского фронта, что могло изменить весь ход европейской войны. Но союзники не стали стрелять.
* * *После неудачи первого штурма «линии Маннергейма» нужно было готовиться к сложной операции прорыва. Попытка обойти линию севернее Ладожского озера и через Карелию не удалась. Финны лучше знали эту территорию, быстрее передвигались и лучше маскировались среди холмов и озер. О финских снайперах и лыжниках ходили легенды. В целом система подготовки финских солдат показала свои явные преимущества по сравнению с советской. Финские отряды действовали в значительной степени как партизаны, имели большую автономию. Красная армия проявила все недостатки регулярной армии, была скована в движениях.
Советские дивизии двигались колоннами по немногочисленным пригодным для прохода техники дорогам. «Дороги проходили по нескончаемым, непроглядным лесам, через болота или возвышенности. Такая местность часто не позволяла выставить охрану на флангах»[524], — рассказывает О. Маннинен. Финны, обходя советские колонны с флангов, рассекали их в нескольких местах. Так были разгромлено несколько советских дивизий. Наиболее тяжелым было поражение 9 армии под Суомуссалми 27 декабря – 7 января, когда были разгромлены сразу две дивизии.
Ударили морозы, снег завалил Карельский перешеек. Советские солдаты гибли от холода и обморожений, так как прибывавшие в Карелию части не были достаточно обеспечены теплым обмундированием — к зимней войне не готовились, рассчитывая на блицкриг (не говоря о том, что вся война была импровизацией Сталина).
В итоге боев декабря – января силы нескольких дивизий попали в окружение. Сталина раздражало, что окруженцы не пробивались из «котлов». Он бросил упрек командующему 9 армией В. Чуйкову: «телеграммы шлете — партии Ленина-Сталина — герои сидят, окружены… Каждый попавший в окружение считается героем.
Чуйков: Пробиться не удалось.
Сталин: Пробиваться не хотели»[525]. В этом диалоге — грозное предвестие Великой Отечественной войны.
Поскольку всеобщая воинская повинность в СССР была еще только введена, солдаты были подготовлены плохо. Тоталитарный режим, вопреки распространенному стереотипу, не способствовал укреплению дисциплины. Участники апрельского совещания при ЦК ВКП(б), где подводились итоги финской кампании, говорили о «слабой дисциплине на поле боя у красноармейцев»[526]. С разгильдяйством Сталину не удалось справиться и до Великой Отечественной войны.
Наполеоновские планы
Осенью 1939 г. Гитлер и Сталин демонстрировали агрессивность, а Великобритания и Франция выглядели оплотом мира и демократии. Как демократы, они не могли не поддержать Финляндию словом и делом. Фактически, которая фактически была их союзником. Намек все о том же – СССР участвует во Второй мировой войне.
В начале 1940 г., «заскучав» за «линией Мажино» французский премьер Деладье начал строить планы, навеянные приключениями императоров Наполеонов…
В это время Финляндия, подвергшаяся агрессии, стала символом сопротивления деспотическим державам. В результате побед моральный дух финской армии заметно вырос, а у красноармейцев началась «финнобоязнь». В страну направились добровольцы со всей Европы. Великобритания и Франция поддержали Финляндию оружием и продовольствием.
14 декабря 1939 г. Лига наций объявила СССР агрессором и исключила его из своего состава. При принятии этого решения, как говорили в кулуарах Лиги, «храбрость наций возрастала прямо пропорционально удаленности их местонахождения от Финляндии»[527]. Но решающее слово в агонизировавшей Лиге принадлежало Великобритании и Франции. Неужели они отошли от прежней циничной политики 30-х гг. и решили бескорыстно заступиться за жертву агрессии? У. Черчилль пытается представить дело именно так: «Чувство негодования против Советского правительства… разгорелось ярким пламенем… Несмотря на уже начавшуюся всемирную войну, повсюду проявлялось большое желание помочь финнам… Но для доставки военного снаряжения и добровольцев в Финляндию существовал только один путь. Порт Нарвик с его горной железной дорогой к шведским железным рудникам приобретал новое моральное, если не стратегическое значение»[528]. Вот такая мораль с географией. Упоминание шведских рудников показывает, что норвежский (а не финский) Нарвик волновал англичан куда больше, чем судьба Финляндии.
