Лев Шильник - А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории
А вот еще о дворце хана Хубилая:
«Чуть не забыл рассказать вам о чуде. Когда великий хан живет в своем дворце и пойдет дождь, или туман падет, или погода испортится, мудрые его звездочеты и знахари колдовством да заговорами разгоняют тучи и дурную погоду около дворца; повсюду дурная погода, а у дворца ее нет».
Нужны ли вам комментарии, уважаемый читатель? Если, несмотря ни на что, вы готовы и дальше внимать повествованию этакого хрониста, то вот вам еще две цитаты. Рассказ о птице Рух:
«Те, кто его видел, рассказывают, что он совсем как орел, и только, говорят, чрезвычайно большой. Схватит слона и высоко-высоко унесет его вверх на воздух, а потом бросит его на землю, и слон разобьется; гриф тут клюет его, жрет и упивается им».
А вот как добывают алмазы. Подход настолько оригинален, что его следовало бы запатентовать. Итак: в горные расщелины, куда человеку не пробраться из-за кишащих там ядовитых змей, бросают куски сырого мяса, к которым алмазы благополучно прилипают. Все дальнейшее – уже дело техники:
«В этих горах водится множество белых орлов, что ловят змей; завидит орел мясо в глубокой долине, спустится туда, схватит его и потащит в другое место, а люди меж тем пристально смотрят, куда орел полетел; и как только он усядется и станет клевать мясо, начинают они кричать что есть мочи, а орел боится, чтобы его невзначай не схватили, бросит мясо и улетит. Тут-то люди подбегают к мясу и находят в нем довольно-таки алмазов. Добывают алмазы и другим еще способом: орел с мясом клюет и алмазы, а потом ночью, когда вернется к себе, вместе с пометом выбрасывает те алмазы, что клевал; люди ходят туда, подбирают орлиный помет и много алмазов находят в нем».
Скажите на милость: чем путевые заметки ушлого итальянца отличаются от сказок «Тысячи и одной ночи»? Это же Синдбад-мореход и могучий Улисс в одном флаконе! И после этого историки классического направления с самым серьезным видом рекомендуют нам сочинение Марко Поло как бесценный источник по истории и географии Дальнего Востока.
Что можно сказать по этому поводу? Только одно: надо почаще обращаться к первоисточникам – это великолепно проветривает мозги. В одном карточном фокусе используется известная речевая бессмыслица: наука умеет много гитик. К исторической науке это относится в особенности. Когда читаешь откровения современников о событиях и местах вроде бы всем известных, то от затертых штампов официальной истории сплошь и рядом остаются пыль и пепел. Например, столица Монгольской империи, город Каракорум, описывается в трудах нынешних историков как огромное кочевое поселение, расположенное в забайкальских степях. Археологи искали резиденцию великих ханов долго, упорно и без особого успеха. Но ведь недаром сказано, что ищущий обрящет. Поэтому не стоит удивляться, что в конце концов кое-что все-таки нашли: в прессу просочилась скупая информация о трех корявых камнях, выкопанных где-то в Северной Гоби. Якобы здесь, по уверениям историков, и находился великолепный и блестящий Каракорум, скопивший несметные богатства, свезенные из всех покоренных монголами стран. А что говорят по поводу монгольской столицы современники событий?
Вот, скажем, жил да был монах Гильом (Гийом) Рубрук. Вкусно ел и мягко спал, ни в чем себе не отказывал и проводил время по своему усмотрению, пока не был отправлен французским королем Людовиком Святым с особой миссией к монгольскому государю. С королями, известное дело, шутки плохи, поэтому наш герой не полез в бутылку, а спешно собрался в путь-дорогу. В составе пышной и представительной делегации он совершил беспримерный вояж в ставку великого хана – упомянутый Каракорум, которого и достиг благополучно в 1253 г. В своих путевых заметках сей мужественный монах пишет о столице свирепых завоевателей буквально следующее (цитата приводится по книжке А. Бушкова «Россия, которой не было»): «О городе Каракоруме да будет вашему величеству известно. Там имеются два квартала: один – сарацин, в котором бывает базар, и многие купцы стекаются туда из-за двора, который постоянно находится вблизи него, и из-за обилия послов. Другой квартал – китайцев, которые все ремесленники. Вне этих кварталов находятся большие дворцы, принадлежащие придворным секретарям. Там находятся 12 храмов различных народов, 2 мечети, в которых провозглашают закон Мухаммада, и христианская церковь на краю города. Город окружен глиняной стеной и имеет четверо ворот: у восточных продается пшено и другое зерно, которое, однако, редко ввозится, у западных продают баранов и коз, у южных – быков и повозки, у северных – коней».
Разве это описание хотя бы отдаленно напоминает кочевое поселение, состоящее из множества юрт и повозок? А ведь современные историки убеждены, что дело обстояло именно так, и это представление было охотно подхвачено поэтами – публикой восторженной, малокритичной и склонной к преувеличениям. Николай Заболоцкий (которого мы ни в коей мере не осуждаем) в прекрасном стихотворении «Рубрук в Монголии» увидел Каракорум следующим образом:
Навстречу гостю, в зной и холод,
Громадой движущихся тел
Многоколесный ехал город
И всеми втулками скрипел.
Если прочитать заметки Рубрука непредвзято, то от кочующего по просторам пустыни Гоби города на колесах не останется и следа. Перед нами заурядный многолюдный мегаполис оседлого народа, бойко торгующего всякой всячиной. Правда, вызывает некоторое недоумение сарацинский квартал – каким ветром занесло этих несчастных в такую даль? Как бы там ни было, но прижились мусульманские купцы в суровых степях Забайкалья и даже отстроили две мечети. В скобках заметим, что статус государственной религии ислам получил только столетие спустя, да и то исключительно в западном улусе империи – Золотой Орде. Но это так, к слову.
Заболоцкого вообще стоит почитать, ведь из «головы» он выдумывал только детали (вроде двух клавиатур, которые пели на различных языках), а в основном и главном опирался на официальную историческую версию. Посему нелегкий маршрут отчаянного монаха целиком и полностью укладывается в господствующую парадигму:
Он гнал коня от яма к яму,
И жизнь от яма к яму шла
И раскрывала панораму
Земель, обугленных дотла.
Говорят, что ямскую службу (т. е. систему почтовых станций со сменными лошадьми) на Русь привнесли именно монголы. Наблюдение интересное, хотя и не бесспорное. Если мы обратимся к русским летописям, то с удивлением обнаружим, что так называемая «ямская гоньба», якобы заведенная ордынцами, существовала в наших пенатах испокон веку. Мы уже не говорим о том, что знаменитый тракт, соединявший Сарай-на-Волге и легендарный Каракорум, в одночасье проваливается в небытие. После смерти Батыя великая империя, раскинувшаяся на полмира, удивительным образом истаивает, как рыхлый снег под лучами весеннего солнца. При этом не менее удивительным образом обнаруживается, что система почтовых сообщений исправно функционировала на Руси задолго до пришествия пресловутых монголов. Например, летопись сообщает о том, как княгиня Ольга затеяла в 947 г. поездку в Новгород, в ходе которой не только приводила в порядок дороги и обустраивала мосты через Днепр и Десну, но и весьма озаботилась состоянием так называемых повозов.
Что есть повоз и с чем его едят? Штука эта была широко распространена в Средние века и представляла собой своего рода повинность, тяготы которой тяжелым бременем ложились на плечи местного населения. Всякий гонец, облеченный особыми полномочиями, имел полное право получить в городе или селе любого княжества свежих лошадей, еду и фураж и продолжить свое путешествие. Речные переправы тоже не стоили ему ни гроша – за все платила казна. Обязанность поддерживать повоз в работоспособном состоянии (чинить дороги, мосты, переправы и др.) возлагалась на местные власти, которые, понятное дело, были от этого не в восторге. Летописи зафиксировали вспышки недовольства горожан и сельчан по поводу невесть откуда свалившейся «повозной повинности».
Как бы там ни было, но уже к концу X в. ямская служба на Руси стала повсеместно распространенной. В 1021 г. конная дружина Ярослава Мудрого, преследуя полоцкого князя Брячислава, за неделю преодолела около 800 км, что автоматически предполагает не просто наличие дорог, а дорог, должным образом обустроенных. В 1097 г. из Киева во Владимир-Волынский доставляют ослепленного князя Василька Ростиславича. Летописец специально подчеркивает, что ноябрьские дороги были далеко не фонтан: ехали «по неровному пути». Но даже «неровный путь» не помешал преодолеть обозу 500 км за шесть суток. Между прочим, езда одву-конь тоже не была изобретением татар. В «Поучении детям» Владимира Мономаха читаем: «Всеслав Смоленск пожег, и я с черниговскими верхом с подводными конями помчался». Подводные кони есть не что иное, как запасные лошади, позволяющие всаднику преодолевать большие расстояния: на марше он пересаживается с уставшей лошади на свежую и тем самым пробегает вдвое больший путь.
