Даниэл Дефо - История полковника Джека
Тогда я сам пошел в комнату, где лежали тюки, заперся там, вынул все вещи и разложил их покрасивее. В тюках было пять небольших свертков, в которых находилось следующее:
1, 2. 20 ярдов отличного английского тонкого сукна, из коих 5 ярдов черного и 5 ярдов малинового были в одном свертке, а остальное - красивой пестрой расцветки - во втором.
3. 30 элей тонкого голландского полотна.
4. 18 ярдов прекрасного английского парчового шелка.
5. Штука черного колчестерского сукна.
Я положил все отрезы в ряд, и, несмотря на его притворные возражения и отказы, мне удалось втолковать коменданту, что это привезено ему в подарок. Он много раз обежал комнату, поглядывая на вещи, и наконец согласился принять подношение, в знак чего швырнул на них свою шляпу, которую до того держал под мышкой, и чопорно мне поклонился. Когда все это кончилось, он пожелал остаться один, а я вышел в соседнюю комнату и ждал там, пока он меня не позовет. Вернувшись, я убедился, что он все подробно рассмотрел, после чего он тут же велел унести вещи.
Теперь это был совсем другой человек: он благодарил меня за подарок, заявил, что такой удар был бы впору вице-королю Мексики, а не простому коменданту крепости, что его услуги не стоят подобной награды и что он постарается до моего отъезда оказать мне содействие еще в чем-нибудь.
Когда мы обменялись любезностями, я попросил послать за коррехидором, и как только он пришел, я в его присутствии уплатил причитающийся по договору выкуп за судно и экипаж.
Но тут коррехидор заявил, что мои интересы он намерен блюсти не менее строго, чем свои, и принимает эти деньги не как выкуп за пленников, а как залог, равный той сумме, которую нам придется заплатить, если будет утверждено решение считать нас пленными.
А затем комендант и коррехидор сообща послали (во всяком случае, так нам было сказано) доклад об этом деле вице-королю Мексики, а мне потихоньку посоветовали задержаться до возвращения "Авизо" - судна, направляющегося через залив в Веракрус с нарочным к вице-королю; при этом они сообщили мне, что обычно такое плавание продолжается два месяца.
Мне это предложение пришлось по душе, так как мне дали понять, что я, вероятно, получу возможность лично отправиться на своем шлюпе в Веракрус, где смогу тайно сбыть товары, лежащие у меня в трюме. Но все получилось гораздо проще: примерно через два дня после того, как я внес залог, что описано выше, на борту моего судна появился сын коменданта, которому я неоднократно говорил, что буду рад его здесь видеть, и три знатных испанских купца, из коих двое не были тамошними жителями.
Они провели у меня время с приятностью и в веселии, и я сумел их так ублаготворить, что вечером они были не в силах добраться до берега и с удовольствием улеглись на коврах, которые я велел для них расстелить; а чтобы сын коменданта убедился, что и с ним хорошо обошлись, я принес ему для сна прекрасный халат и малиновый бархатный колпак, а утром предложил ему взять их себе, к чему он отнесся весьма благосклонно.
В разгар этой пирушки один из купцов, который не был так сильно одурманен вином, как молодые господа, и соображал, зачем пришел сюда, улучил удобный момент и вступил в беседу с капитаном шлюпа, чтобы разузнать, какие товары есть у нас на судне. Капитан быстро смекнул, в чем дело, и доложил мне о разговоре, а я дал ему указания, что говорить и как поступать дальше. Он выполнил мои распоряжения, и они, не теряя времени, сошлись на пяти тысячах пиастров и сами на свой страх и риск выгрузили кладь.
Меня это весьма порадовало, так как я уразумел, что, распродав груз, я возьму свое и полностью расквитаюсь с негодными испанцами за все обиды, нанесенные мне вначале. Задавшись такой целью, я велел капитану сбыть весь оставшийся товар и возложил все это дело на него самого, а он так ловко справился с моим поручением, что на следующий день трое испанцев скупили весь груз, выдвинув одно дополнительное условие - доставить их и купленный товар на нашем шлюпе в указанный ими пункт между Гондурасом и Веракрусом.
Мне было нелегко выполнить это требование, но, убедившись, что установленная при сделке цена с лихвой окупит такое путешествие, я дал свое согласие, но тут возникло еще одно препятствие - ведь если я, теперь уже свободный человек, уйду с испанцами на шлюпе, то я не дождусь благоприятного ответа вице-короля Мексики на ходатайство коменданта и коррехидора. Все же, решил я, будь что будет, а я поеду; с этим я отправился к коменданту и объяснил ему, что понесу большие потери, если мой шлюп будет стоять здесь, пока я дожидаюсь благоприятного ответа из Мехико, и попросил у него разрешения отбыть на шлюпе к острову Антигуа, чтобы распродать там свой товар, который, как ему известно, я не имею права выгрузить на берег здесь, в Гаване, и который может прийти в негодность от столь долгого лежания в трюме.
Разрешение я получил без труда, да еще комендант дал мне право вернуться обратно и, оставив судно на рейде, сойти - но лишь мне одному на берег, чтобы лично ознакомиться с волеизъявлением вице-короля по моему делу, находившемуся сейчас у него на рассмотрении.
Получив таким образом разрешение на выезд, то есть пропуск для судна и себя самого, я с тремя испанскими негоциантами на борту отправился в плавание. Испанцы сказали мне, что они не из Гаваны, но один из них, по-видимому, врал; во всяком случае, они водили знакомство с богатыми купцами из Гаваны и ее окрестностей, ибо в ночь нашего отплытия притащили на борт судна изрядную сумму денег в пиастрах. И впоследствии я убедился, что они, купив у меня товар по весьма солидной цене, перепродали его другим купцам на побережье у Веракруса с таким барышом, что он превысил полученную мной немалую прибыль более чем в два раза.
Подняв якорь, мы пошли прямо на Веракрус; сначала я сомневался, стоит ли заходить в порт, так как меня беспокоило, как бы испанцы опять не сыграли со мной какой-либо шутки, но поскольку мы плыли под испанским флагом и купцы предъявили нам подлинные документы за надлежащими подписями, оснований для страха не было.
Когда же мы оказались в виду берега, я убедился, что они весьма ловко ведут недозволенную торговлю, которая, несмотря на то что она запрещена законом, стала для них привычным занятием. А дело происходило так: ночью мы держались неподалеку от берега, примерно в шести лигах севернее порта; отсюда двое купцов отправились в шлюпке к берегу и часа через три вернулись, а вместе с ними приплыли пять челноков с семью или восемью купцами; не успели они подняться на борт, как мы легли на курс и к рассвету потеряли землю из виду.
Мне следовало бы еще раньше сказать, что с момента отплытия и в течение всего плавания по Мексиканскому заливу, которое длилось восемь суток, мы переворошили весь груз, открыли указанные испанцами тюки и сбыли им весь товар, кроме бочек с мукой и горохом.
Груз этот представлял собой значительную ценность, в чем можно убедиться, если учесть, что стоимость всего товара, указанная в накладной, или фактуре, которую написал для моей супруги мой наставник и управляющий, достигала лишь 2684 фунтов 10 шиллингов, а я продал его, вкупе с частью, приобретенной ими в тот вечер, когда, как я уже рассказывал, они впервые явились на борт нашего судна, за 38593 пиастра, да к тому они еще добавили 1200 пиастров за фрахт и преподнесли капитану и матросам отменные подарки, что, как вы скоро узнаете, этим купцам было вовсе не трудно.
Когда земля скрылась из виду, испанцы занялись торговлей, и наши трое купцов открыли свою лавку, как они смело могли бы назвать ее. Я оставался в стороне, так как мне не было никакого дела ни до их лавки, ни до товара, а они провернули всю сделку за несколько часов, и ночью мы опять взяли курс к берегу, куда пять челноков доставили большую часть товаров, потом они вернулись к нашему судну и привезли деньги наличными как за выгруженный, так и за весь остальной товар, который они скупили на обратном пути, не оставив у меня на судне ничего, кроме бочек с мукой и горохом, которые я не желал продавать за цену, предлагаемую ими.
Стало быть, как я подсчитал, они получили более семидесяти тысяч пиастров за товар, который я им продал, почему я и загорелся желанием поближе познакомиться с покупателями, прибывшими ко мне с берега, так как мне пришло в голову, что я смогу без всякого труда ходить к ним из Виргинии на своем шлюпе, захватив с собой полученный из Англии для этой цели товар стоимостью в пять или шесть тысяч фунтов, и продавать его втридорога. Возымев такое намерение, я завязал с испанцами, прибывшими в челноках, знакомство, и мы так сдружились, что в конце концов я, с согласия трех испанцев из Гаваны, принял их приглашение сойти на берег и навестить их, а жили они в небольшом загородном доме или, вернее, усадьбе, где находится ingenio, то есть сахароварня, или сахарный завод, и где нас встретили, как принцев крови.
