Ласло Белади - Сталин
Корни оценки, данной докладчиком, тянутся к 1943 году. Переговоры лидеров «большой тройки» в Тегеране, проходившие в духе доброго сотрудничества, определённого военным союзом, принесли Советскому Союзу значительный дипломатический успех. Под сенью успехов военных открывалась возможность после приближавшейся победы утверждать свое влияние в новой Европе. На Ялтинской конференции были обсуждены конкретные варианты такой политики.
В феврале 1945 года в Ялте Сталин во второй раз за время войны встретился с руководителями союзных западных держав. Советские войска в тот момент находились в ста километрах от Берлина, они были и в Юго-Восточной Европе, и в Польше. Такое благоприятное военное положение должным образом усиливало вес слов Верховного Главнокомандующего. Как заметил английский министр иностранных дел Иден, «один Сталин знает точно, чего он хочет, и он является жестким партнером по переговорам». На встрече решался вопрос о послевоенном статусе Германии и о создании ООН. После долгих дискуссий были определены восточные границы Польши. Вырисовывались контуры нового устройства в Европе.
Летом 1945 года на Потсдамской конференции руководителей держав-победительниц уже разделяли заметные противоречия относительно будущего Германии, судьбы ее бывших союзников в Европе. Черчилль считал, что в странах, освобожденных Советской Армией, отсутствуют основные демократические институты, в ответ Сталин выдвинул возражения в связи с обстановкой, сложившейся в Греции после английского вмешательства. Стремясь предотвратить приход коммунистов к власти, англичане начали уничтожать греческих партизан. Политика раздела Европы на зоны влияния стала получать реальное оформление. Во время конференции президент Трумэн проинформировал Сталина о том, что Соединенные Штаты имеют новое оружие огромной разрушительной силы — атомную бомбу. В своих мемуарах Черчилль, который присутствовал при этом разговоре, писал, что у Сталина «не было представления о подлинном значении информации американского президента, если бы он понял, о каком революционном изменении в мировой политики идет речь, то, естественно, это отразилось бы в его реакции». Однако это мнение Черчилля не соответствует действительности. Сталин прекрасно понимал, какое значение имеет атомная бомба, но в ходе переговоров он счел необходимым в тактических целях разыграть неинформированность. Американская атомная монополия оказала сильное воздействие на его внешнюю политику в последующие годы, что в свою очередь не могло не сказаться на условиях жизни в самом Советском Союзе. Хотя после первого применения атомной бомбы обещанию Советского Союза вступить в войну с Японией не придавали особого военного значения, однако СССР выполнил свои союзнические обязательства, и это в конечном итоге привело к значительному укреплению его позиций на Дальнем Востоке.
Новая американская администрация, во главе которой стоял уже не Рузвельт, а агрессивный по своим намерениям Трумэн, обладала атомной бомбой, что существенно изменило направленность внешней политики Соединенных Штатов. Были приостановлены поставки в СССР по системе ленд-лиза, действовавшей во время войны. Участие США в послевоенном восстановлении Советского Союза обусловливалось политическими требованиями. Реакцией Сталина были недоверие и подозрительность по отношению к западным державам. Со стороны Запада он ощущал угрозу. Сталин недооценил экономические возможности Соединенных Штатов и Западной Европы, поскольку все еще мыслил категориями общего кризиса капитализма, что, естественно, предполагало возможность внезапного экономического краха. Однако он принял меры по ускорению разработки советской атомной бомбы. Вновь утвердилось мнение о том, что Советский Союз представляет из себя осажденную крепость, то есть возродилась та политика, которая 20 лет тому назад была одним из «объективных» оправданий многих внутренних деформаций и искривлений.
Отвечая на речь Черчилля в Фултоне в 1946 году, в которой провозглашался враждебный в отношении СССР политический курс, Сталин сформулировал новую линию во внешней политике, более жесткую, более конфронтационную по духу. Все это вместе привело к началу так называемой «холодной войны».
Сессия Совета министров иностранных дел великих держав, состоявшаяся в марте — апреле 1947 года в Москве, выявила между бывшими союзниками острые противоречия в отношении Германии. В это время президент Соединенных Штатов провозгласил «доктрину Трумэна», в соответствии с которой он взял на себя обязательство по защите «свободного мира». Доктрина была направлена против Советского Союза, который представлялся как инициатор возможных коммунистических переворотов в западных странах. Вскоре после этого американцы объявили о «плане Маршалла», программе «восстановления и развития» европейских стран.
Для Сталина взаимосвязь между этими двумя американскими инициативами была вполне ощутимой. Со своей стороны он отказался от участия Советского Союза в «плане Маршалла» и склонил к такому же отказу руководителей восточноевропейских стран, на территории которых находились советские войска. Этот шаг не потребовал от него больших усилий. Отказ от участия в «плане Маршалла» не имел большого значения, потому что, как пишет А. Ноув, «ретроспективно мы можем с уверенностью утверждать, что американский конгресс вряд ли принял бы „план Маршалла“, если бы он не был представлен как средство борьбы против коммунизма. Это означает, что если бы Молотов согласился на „план Маршалла“, то причинил бы тактические трудности Вашингтону, поскольку маловероятно, что Советскому Союзу выделили бы помощь. Москва на эти и другие проявления „холодной войны“ отреагировала тем, что еще сильнее натянула вожжи политических систем тех стран, которые все больше становились от нее зависимыми». В то же время следует отметить, что не только на политику Сталина, но и на все развитие Советского Союза влияла международная обстановка, то есть внешний фактор.
Судьба стран — бывших союзников Германии, ее сателлитов определялась с развитием углублявшихся конфликтов между державами-победительницами. Положение этих стран в течение трех лет после войны постепенно менялось. В дни победы Сталин в примирительном и уступчивом тоне сформулировал политику Советского Союза в отношении указанных стран. Главная цель состояла тогда в том, чтобы оторвать бывших сателлитов от Германии, поэтому он предлагал не месть, а политику облегчения положения этих стран. На четвертом заседании глав правительств на Потсдамской конференции 20 июля 1945 года Сталин выразил суть этой политики: «Теперь другая сторона вопроса. Я имею в виду речь г-на Черчилля. Конечно, у Италии большие грехи и в отношении России. Мы имели столкновения с итальянскими войсками не только на Украине, но и на Дону и на Волге — так далеко они забрались в глубь нашей страны. Однако я считаю, что руководствоваться воспоминаниями об обидах или чувствами возмездия и строить на этом свою политику было бы неправильным. Чувства мести или ненависти или чувство полученного возмездия за обиду — это очень плохие советчики в политике. В политике, по-моему, надо руководствоваться расчетом сил.
Вопрос нужно поставить так: хотим ли мы иметь Италию на своей стороне, с тем чтобы изолировать ее от тех сил, которые когда-нибудь могут встать против нас в Германии? Я думаю, что мы этого хотим, и из этого мы должны исходить. Мы должны оторвать от Германии ее бывших сообщников.
Много трудностей, много лишений причинено нам такими странами, как Румыния, которая выставила против советских войск немало дивизий, как Венгрия, которая имела в последний период войны 20 дивизий против советских войск. Очень большой ущерб причинила нам Финляндия. Конечно, без помощи Финляндии Германия не могла бы осуществить блокаду Ленинграда. Финляндия выставила против наших войск 24 дивизии.
Меньше трудностей и обид причинила нам Болгария…
Таковы грехи сателлитов против союзников, и против Советского Союза в особенности.
Если мы начнем им мстить на основе того, что они причинили нам большой ущерб, то это будет одна политика. Я не сторонник этой политики. После того как эти страны побеждены и Контрольные комиссии трех держав находятся в них для того, чтобы они выполняли условия перемирия, пора перейти к другой политике — к политике облегчения их положения. А облегчить их положение — это значит отколоть эти страны от Германии»[93],
Важнейшими гарантиями такого отрыва Сталин считал то, о чем он не произнес ни слова на конференции. Речь шла об изменении общественного строя этих стран. Подобные преобразования помимо влияния такого фактора, как присутствие частей Советской Армии, имели и свои внутренние причины. Режимы власти в старых восточноевропейских странах из-за тесного союза с фашизмом и в результате внутреннего распада не имели прочной опоры. В то же время — и Сталин это хорошо понимал — буржуазная демократия, не имела в этих странах глубоких корней, хотя он недооценивал различия в развитии между Балканскими странами, Венгрией, Польшей и Чехословакией. Общественные реформы, начатые в этих государствах, сначала развивались постепенно. Влияние и политический вес коммунистов, вошедших в правительства, значительно превосходили их пропорциональное представительство в политической жизни. Отдельные руководители коммунистических партий, как, например, Димитров в Болгарии или Гомулка в Польше, придерживались мнения, что страны сами должны определять специфику своего продвижения к социализму.
