Гелен: шпион века - Кукридж Эдвард
Из Франкфурта-на-Майне войну в эфире начала и «братская» радиостанция радио «Свобода», вещавшая на Советский Союз на самых разных языках — русском, украинском, финском, латышском, туркменском, таджикском, чувашском и даже на диалектах Монголии. Завершало эту тяжелую артиллерию официальное американское детище «Голос Америки» — радиостанция, работавшая для слушателей, понимавших по-английски.
Гелен с самого начала охотно сотрудничал с РСЕ и его начальством из «Отдела по координации политиче-скихдействий», полковником Котеком и Уильямом Гриффитом. Он откомандировал к ним своего представителя, бывшего офицера СА Петера Фишера, известного также как «майор Фидлер». В Пуллахе это был главный радио-спец с непревзойденным опытом работы. Во время войны он служил в частях СД на территории Голландии под началом штурмбаннфюрера СС Йозефа Шрайдера, который занимался организацией радиоигр с Лондоном. Так, например, благодаря фальшивым позывным ему удалось разоблачить практически всех до единого агентов УСО, которых засылали в помощь голландскому движению Сопротивления из Англии, а также самих лидеров Совета движения сопротивления.
Первое сотрудничество с разведкой с воздуха
Другим немаловажным фактором в геленовской карьере стала поддержка со стороны генерал-майора Джона Б. Акермана, возглавлявшего в Германии разведку военно-воздушных сил США. ВВС были выведены из-под контроля американской армии, получив статус независимых. Они были у американцев в почете и, оставив далеко позади себя армию и флот вместе взятые, оказывали решающее воздействие на формирование американской политики. Именно по этой причине разведка ВВС постепенно отвоевала себе обширное место на рынке информации, что, разумеется, дало о себе знать и в Германии. Поговаривали, будто Акерман был убежден в неизбежности войны с Советским Союзом — мол, это просто вопрос времени.
После начавшейся в 1950 году войны в Корее он основал в Германии официальный филиал, действовавший по образцу британской МИ-9. Цель его заключалась в организации специальных операций в случае, если американские летчики будут сбиты над Россией и странами Восточной Европы.
Генерал-майор Акерман и его помощники хорошо понимали все возрастающую необходимость воздушного наблюдения за СССР, а также важность новых форм разведки — при помощи радио и электронной техники. Пройдет время, и появятся самолеты-шпионы, такие как У-2 и ЕС-121. А пока можно было снабдить шпионской техникой имеющиеся самолеты — радиоприемниками, записывающими устройствами, радарами, вычислительными приборами — и постараться проникнуть хотя бы в крайние пределы советского воздушного пространства. Даже из самых слабых сигналов, пойманных на фоне треска радиочастот, можно было извлечь немалое количество бесценной информации. Так, из перехваченных разговоров советских летчиков можно было узнать, на каких машинах они летают. По командам, подаваемым диспетчерами, можно было определить местоположение аэродрома. А подслушанные радиопереговоры между советскими наземными частями давали представление об их вооружении и дислокации, а также помогали отделу дешифровки в сборе образцов шифров.
Акерману и Гелену давно не давала покоя мысль о радиоконтактах с самолетами, совершавшими шпионские вылеты. Советские военные власти в Берлине постоянно высказывали протест по поводу нарушения американскими самолетами воздушного пространства Восточной Германии. Разведка ВВС США обзавелась в американской оккупационной зоне Германии несколькими представительствами, одно из которых располагалось в отеле «Кёнигсхоф» в Мюнхене. До Пуллаха отсюда было буквально рукой подать, а радио «Свободная Европа» находилось едва ли не на соседней улице. Акерман имел теперь все необходимое для осуществления своих далеко идущих планов.
Так, например, один из его протеже вошел в число руководителей РСЕ. Он также поддерживал связь с ЦРУ — позднее это позволит его ведомству держать под своим контролем «метеорологический» шпионаж, осуществляемый самолетами В-36 и RB-47, а затем и разведывательные полеты У-2. Как у Гелена завязались близкие отношения с американскими ВВС и их разведкой, когда он начал осуществлять заброску с воздуха своих агентов в СССР (что, кстати, закончилось полной катастрофой) — все это описывается в одной из следующих глав.
Радиосвязь являлась основой всей деятельности геленовской «Организации», особенно после 1956 года, когда на поездки из Восточной Германии в Западную и наоборот были наложены резкие ограничения. Ситуация тем более осложнилась в связи с возведением в 1961 году Берлинской стены. Теперь для агентов стало практически невозможно попасть из одной части города в другую или же было сопряжено с огромным риском. Радио «Свободная Европа» и другие «частные» немецкие радиостанции стали широко и, главное, успешно использоваться для передачи шифрованных сигналов (иногда это была музыка) агентам, действовавшим по другую сторону «железного занавеса». Разумеется, у Гелена в Пуллахе уже имелся мощный радиопередатчик. Вскоре появился еще один, в Штокинге, недалеко от Мюнхена, а спустя какое-то время и третий, который находился в ведении регионального кёльнско-франкфуртского филиала «Организации». Правда, советская и восточногерманская контрразведки научились столь же ловко пеленговать подпольные передатчики на своей территории, используя для этого самые современные передвижные пеленгаторные установки. Это помогло им разоблачить не одного геленовского шпиона. Сигналы перехватывались и расшифровывались, и время от времени Гелен отдавал своим агентам распоряжение замолчать. Разумеется, перехватом занимались обе стороны, а значит, и немалое число советских шпионов было разоблачено благодаря новейшему электронному оборудованию, полученному СИС и Пуллахом от Федерального комитета США по связи.
Радио руководит Берлинским восстанием
Геленовская система радиосвязи, хотя еще и пребывала в младенческом состоянии, заявила о себе во время Берлинского восстания 1953 года. Кстати, последнее отнюдь не явилось для Пуллаха сюрпризом. Более того, Гелен уже давно готовил операцию «Юнона». Тем не менее было бы ошибкой утверждать — а именно с подобными обвинениями выступило советское правительство, — будто бы восстание целиком и полностью было делом рук Гелена и ЦРУ.
Зимой 1952/53 года политическая и экономическая ситуация в Восточной Германии резко осложнилась. Продовольствия не хватало, и население фактически оказалось на грани голода. Отчаявшись, люди начали бежать на Запад. Поток беженцев в Западный Берлин достиг пяти тысяч человек в неделю — и это несмотря на жесткие контрмеры со стороны коммунистов. Правда, последним стало практически невозможно скрывать бедственное положение, в котором оказалось население Восточной Германии. Меры, которые при этом принимались, зачастую сводились к снятию с постов ответственных лиц — например, был уволен министр снабжения и продовольствия. По сути дела, из чиновников сделали козлов отпущения. За беспорядки среди рабочих вина возлагалась — как это говорилось в ноте советского правительства от 31 декабря 1952 года — на американских, британских и французских верховных комиссаров оккупационных зон Германии. Их обвиняли в «антикоммунистической пропаганде и заговоре, направленном против Германской Демократической Республики».
В конце концов Министерство госбезопасности ГДР было вынуждено прибегнуть к репрессивным мерам. Были сфабрикованы обвинения против десяти тысяч человек, которые якобы саботировали выполнение пятилетнего плана развития страны. Все эти люди оказались за решеткой. Какое-то время могло показаться, будто коммунистам удалось приостановить сползание страны к катастрофе. Производство стали выросло до 1 700 000 тонн в год, выработка электроэнергии увеличилась за два года на пятьдесят процентов, открылись и заработали новые шахты. Но все эти успехи были достигнуты ценой таких жутких условий труда, которые мало чем отличались от условий содержания в концлагерях гитлеровской Германии. Многие отрасли промышленности перешли под контроль русских в зачет репатриационных выплат. Так, на урановых рудниках возле Геры русские платили рабочим в среднем 150 восточных марок (около 12 долларов) в неделю, и это считалось неплохим заработком. На заводе фотоматериалов «Агфа», который также перешел в руки русских, женщинам-работницам платили полторы марки в час (около 8 центов). Работали же они по десять часов в день и должны были производить по восемьсот единиц продукции. Когда же ввели новые «нормы», то оказалось, что за смену теперь полагается изготовить восемьсот восемьдесят единиц — и хотя нормы выработки были донельзя завышены, зарплата осталась на прежнем уровне.
