Кристин Бар - Политическая история брюк
Свергнуть аристократию красоты (вместе с Олимп де Гуж), отказаться от женственности (вместе с Мадлен Пельтье) — логика равенства полов упоминается для оправдания «великого отказа» не первый раз в истории. Но был ли выбор в Китае? Кто-нибудь на Западе задается этим вопросом? Если брюки китаянок во время культурной революции не вызывают комментариев, это происходит потому, что брюки-туника традиционны для азиатов, а на Западе их ценят как утонченную экзотическую одежду.
Брюки в униформе появились в 1949 году, в так называемой униформе Сунь Ятсена[81], смеси западной военной формы и традиционной крестьянской туники с брюками. Эту форму можно увидеть на гидах и переводчицах, которые сопровождали в 1955 году Симону де Бовуар, в то время как сама она одета в платье. Женщина-философ, которую китайское правительство пригласило посетить страну, не комментирует этот факт в своем эссе о Китае, предпочитая, по всей видимости, сделать более ожидаемый комментарий об исчезновении практики перебинтовывания ступней{727}.
Молодая студентка Юлия Кристева во время своей поездки в Китай в 1974 году видит китайцев «погруженными в себя… в своих серо-голубых свободно-аскетических костюмах»{728}. Ее поражает сходство полов, настолько не похожее на «мир фаллического доминирования, наш индоевропейский и монотеистический мир». Кристева видит истоки этого сходства в китайских традициях и связывает его с недавними политическими переменами, например с разделением семейных и общественных функций между мужчиной и женщиной. По ее мнению, брюки китаянки в эпоху культурной революции — не мужские, в то время как брюки француженки свидетельствуют об эмансипации в мужском мире.
Поклонение Мао во Франции продлится недолго. Так, начиная с 1977 года Клоди Бруайель начнет публиковать своеобразную критику самой себя{729}. Благодаря смерти Мао за год до этого стали известны факты о жертвах, оказавшихся в тюрьмах и депортированных в трудовые лагеря. Бруайель говорит, в частности, об отсутствии свободы личности у женщин, а также о санкциях, которые их ожидают. Обязательство следовать «добрым нравам», развод против воли или его невозможность, высмеиваемое отсутствие семьи после 26 лет, обязательная сдержанность в отношении с противоположным полом, редко встречающиеся добрачные связи (это неслучайно в отсутствие контрацепции для холостяков, информации, прав на аборт и прежде всего в ситуации тотального контроля над тем, что уже сложно назвать частной жизнью) и — о чем мы уже упоминали — контроль за рождаемостью у замужних женщин. Обязательство носить определенную одежду не упоминается. Есть вещи и посерьезнее. И все же брюки китаянок времен культурной революции останутся частью спектра эстетико-политических референтных точек в западной моде. Может ли быть так, что там брюки убивают свободу, а здесь — порождают? Их ценность не универсальна и зависит от общественно-политического контекста, который в описанных нами случаях различается радикально.
Как бы то ни было, унисекс означает «отказ от вестиментарного апартеида»{730}. По отношению к долгой истории моды появление унисекса стало революцией. То, как женские брюки вошли в обиход, подтверждает мнение историка Николь Пельгрен о почти неотъемлемой подрывной роли моды:
Фактор нарушения дисциплины, мода создает условия для соревнования, участники которого подражают друг другу, и это способствует отказу от соблюдения чрезмерных запретов и желанию стать равным другому человеку, а это желание, в глобальном отношении, подталкивает к отказу от стабильных идентификационных маркеров и способствует постоянным переменам в области политики — вероятнее всего, касающимся культуры внешнего вида{731}.
То, что здесь говорится применительно к дореволюционной эпохе, может иметь отношение и к современным обществам, более восприимчивым к переменам. Факт признания женских брюк в 1960-е годы объясняется несколькими причинами. Дух времени. Молодость. «Поколение мутантов»{732}. Общественный запрос. Американофилия. Любовь ко всему современному. Формирование новой волны феминизма, озабоченного телом. Потеря влияния церковью. Политические дебаты. Сексуальная революция.
Можно делать упор на то или иное объяснение, поскольку ткань этой истории богата и сложна. Если следовать за красной нитью нашего повествования и изучить гендерную кодификацию/трансгрессию посредством вестиментарного объекта — брюк, стоит задаться вопросом: а не содержится ли причина успеха этой одежды в определенном компромиссе, возникшем в 1960-е годы? Для Элен Гордон-Лазарефф брюки — но с успокаивающей туникой. Для Ива Сен-Лорана брюки — но как неожиданный признак женственности. Для читательниц журнала Mademoiselle âge tendre брюки — но в сочетании с макияжем «глаза лани» и (обезоруживающим?) жеманством. Отныне мода предоставляет выбор, что само по себе может быть проблемой, поскольку запрет 1800 года по-прежнему висит над женщинами в брюках, словно дамоклов меч, который становится все более пыльным.
Глава XII. «Запрещено запрещать»
«Запрещено запрещать» — писали на стенах в мае 1968 года. И хотя указ 1800 года к тому моменту был практически забыт, запрет на ношение брюк в любое время и в любом месте никто не отменял.
Что сделает полиция?
Пресса, комментирующая процесс Виолетты Моррис 1930-х годов, несомненно, преувеличивает, когда пишет, что сам префект полиции не осмелится пробудить старый указ от глубокого сна. Между тем этот указ, который в начале XX века считают устаревшим, все еще присутствует в полицейском кодексе 1930 года{733}. Просто о нем мало кто вспоминает.
Тем большим было удивление, когда эта тема вновь всплыла в политических дебатах в 1969 году: член городского совета Парижа Бернар Лафей направил префекту полиции письменный запрос в рамках «общих вопросов, имеющих отношение к полиции», касающийся «модернизации» этого указа. Чтобы лучше составить представление о запросе, приведем более обширную цитату:
Запрос номер 391, направленный 28 марта 1969 года господином доктором Бернаром Лафеем, членом городского совета Парижа, в котором он с удовлетворением отмечает интерес господина префекта полиции к модернизации регламентов, принявшего 9 декабря 1968 года постановление, которое снабдило железнодорожную сеть метрополитена эксплуатационным регламентом и отменило различные предшествующие предписания, в частности предусмотренные указом от 3 августа 1901 года. Работу в этом направлении следует продолжить, поскольку создается впечатление, что определенное количество очень старых предписаний продолжают формально действовать в городе Париже, хотя они устарели. В год двухсотлетия рождения Наполеона I естественным образом все мысли обращаются к важнейшим событиям, связанным с ним, и в частности к юридическим достижениям не только периода Империи, но и периода
Консулата, чтобы подвести итог законодательной и регламентирующей деятельности, осуществленной в этот период и переданной потомкам. Что касается Парижа, то здесь отпечаток законодательства Наполеона остается глубоким, особенно в области полицейского законодательства, и хотя положительный характер этого наследия невозможно оспорить, в то же время не следует терять из виду тот факт, что с тех пор прошло больше ста пятидесяти лет и, следовательно, некоторые распоряжения могут оказаться несколько устаревшими. Вышеуказанный член городского совета хочет привести только два примера тому.
Полицейский указ от 8 брюмера IX года, повторяя формулировку распоряжения от 24 декабря 1769 года, устанавливает, что «никто не может носить шляпу на голове после того, как поднят занавес» в парижских театрах. Данный запрет кажется в высшей степени строгим автору данного запроса, который был бы расстроен, если бы представитель охраны общественного порядка, охваченный избытком рвения и вооруженный знаниями истории права, составил бы протокол на зрительницу в шляпке. Было бы также достойно сожаления, если бы представительницы женского пола подвергались преследованию на основании указа полиции от 16 брюмера IX года. Это распоряжение, «учитывая, что женщины-травести подвергаются бесчисленному количеству неудобств и даже рискуют быть неверно опознанными агентами полиции», указывает, что женщины, желающие это сделать, должны явиться в префектуру полиции и получить разрешение. Конечно, это требование больше не действует, но судебная практика заключается в том, что устаревание документа не может заменить официальный текст, отменяющий законодательную или регламентирующую норму.
Угроза будет висеть над многочисленными женщинами, которые не смогут ссылаться на требования моды, чтобы оправдать себя в глазах властей, поскольку молнии поговорки «никто не должен игнорировать закон» наверняка заставят замолчать пушки вестиментарной эстетики.
