Александр Широкорад - Русь и Литва
В украинский эпос Дмитрий Вишневецкий вошел как казак Байда. В одной из песен султан предлагал православному казаку Вайде поменять веру и взять в жены султанову дочь, но гордый казак ответил: «Твоя вiра проклятая, твоя дочка поганая».
Подробное исследование Ливонской войны выходит за рамки книги, нам интересен лишь польско-литовский вектор этой войны{181}.
Некоторые историки считают Ливонскую войну политической ошибкой Ивана IV. Н. И. Костомаров, например, усматривал в ней излишнее стремление Ивана Грозного к завоеваниям. Другие, как, например, И. А. Заичкин и И. Н. Почкаев, утверждают, что эта война для России «была поставлена в повестку дня самой историей — выхода к Балтийскому морю требовали ее экономические и военные интересы, а также необходимость культурного обмена с более развитыми странами Запада. Иван Васильевич, следуя по стопам своего знаменитого деда — Ивана III, решил прорвать блокаду, которой фактически отгородили от Запада Россию враждебные ей Польша, Литва и Ливонский орден»{182}.
Автор более склонен ко второй точке зрения, но, по моему мнению, Иван IV и его бояре явно не рассчитали свои силы. Крайне неудачно было выбрано и время начала войны. Как показывает история XV–XX веков, пожать плоды своих военных побед Россия могла лишь в том случае, когда другие европейские государства были заняты другой войной, причем, неважно с кем.
В январе 1558 г. сорокатысячная русская армия вторглась в Ливонию. В ходе кампаний 1558 г. и 1559 г. войска Ордена были наголову разбиты, а значительная часть крепостей взята русскими. В сложившейся ситуации новый магистр ордена Готхард Кетлер обратился за помощью к соседним государствам. 31 августа 1559 г. Кетлер и король Польши и Литвы Сигизмунд II Август заключили в Вильно соглашение о вступлении Ливонии под протекторат Польши. Согласно этому договору король обязался защищать владения Ордена от Москвы. За это архиепископ и магистр отдали ему под залог девять волостей с тем условием, что если они захотят их после выкупить, то должны заплатить 700 тысяч польских гульденов. Тогда Сигизмунд Август обязался отправить своего посланника в Москву, чтобы довести до сведения Ивана IV, что теперь Ливония отдалась под королевское покровительство, и чтобы московские войска не смели вступать в Ливонские земли.
В Москву поехал в январе 1560 г. Мартин Володков. Передав королевскую грамоту, он попросил разрешения встретиться с Алексеем Адашевым и сказал ему: «Поляки всею землею хотят того, чтоб государь наш с вашим государем начал войну. Но воевода виленский, Николай Радзивилл, и писарь литовский Волович стоят крепко, чтоб король с государем вашим был в любви. Поляки с Радзивилл ом сильно бранятся, говорят, что воевода за подарки помогает русскому государю, говорят: нам Ливонские земли нельзя выдать, и не станет король за Ливонскую землю, то мы не станем его за короля держать, и приговорили накрепко, что королю к вашему государю посланника не отправлять. Так вы бы государя своего на то наводили, чтоб он отправил к нашему государю своего посланника, чтоб о Ливонской земле сговориться: тут уж непременно Радзивилл вступится в дело и приведет его к миру».
Адашев ответил, что государю к королю отправлять посла не годится, потому что король вступился в Ливонскую «данную» (то есть платившую Москве дань) землю. А когда посол усомнился, точно ли Ливония должна платить дань Москве, ему показали последнюю договорную грамоту с обязательством дерптского епископа платить по гривне с человека.
Иван IV отвечал королю: «Тебе очень хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадлежала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от Римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона по утвержденным грамотам наших прародителей. Ты пишешь, что когда ты вздумал идти войною на Ливонскую землю, то я за нее не вступался и тем показал, что это не моя земля: знай, что по всемогущего бога воле начиная от великого государя русского Рюрика до сих пор держим Русское государство и, как в зеркале смотря на поведение прародителей своих, о безделье писать и говорить не хотим. Шел ты и стоял на своих землях, а на наши данные земли не наступал и вреда им никакого не делал: так зачем было нам к тебе писать о твоих землях? Как хотел, так на них и стоял. Если какую им истому сделал, то сам знаешь. А если магистр и вся Ливонская земля вопреки крестному целованию и утвержденным грамотам к тебе приезжали и церкви наши русские разорили, то за эти их неправды огонь, меч и расхищение на них не перестанут, пока не обратятся и не исправятся».
Король отвечал на это: «Ты называешь Ливонию своею; но как же при деде твоем были лютая война у Москвы с ливонцами и прекращена перемирием? Какой государь с своими подданными перемирие заключает?»
Но все это остроумие, желание доказать друг другу свои права на Ливонию ни к чему не привели: дело могло решиться только оружием!
В 1560 г. умер старый шведский король Густав Ваза. Магистрат Ревеля немедленно отправил депутатов к сыну и наследнику, который вступил на престол под именем Эрика XIV. Ревельцы просили денег взаймы. Честолюбивый Эрик отвечал, что «денег он по-пустому не даст, но если ревельцы захотят отдаться под его покровительство, он не из властолюбия, а из христианской любви и для избежания московского невыносимого соседства готов принять их, утвердить за ними все их прежние права и защищать их всеми средствами». Ревельцы подумали и в апреле 1561 г. присягнули на верность шведскому королю при условии сохранения всех своих прав.
Иван IV старался сохранить мир со Швецией, и ему пришлось закрыть глаза на захват шведами Ревеля. В августе 1561 г. в Новгороде был подписан договор о сохранении перемирия на 20 лет. А вот в договоре, заключенном в сентябре 1564 г., русским пришлось признать территориальные приобретения Эрика XIV. К шведам отошли Колывань (Ревель), Пернов, Пайда и Каркус с их уездами, за Россией же закрепилась Нарва.
С ноября 1561 г. Ливония с сохранением всех своих прав отошла к Польше, а магистр Кетлер получил Курляндию и Семигалию с титулом герцога и с вассальными обязанностями к Польше.
Иван IV поначалу хотел решить вопрос о Ливонии с ляхами миром, решив жениться на одной из сестер короля. Помимо возможности действовать через это родство на мирное соглашение относительно Ливонии, у Ивана могла быть и другая цель: бездетным Сигизмундом Августом прекращался дом Ягеллонов в Литве, и сестра последнего из Ягеллонов переносила в Москву свои права на это государство. Иван спросил митрополита, можно ли ему жениться на королевской сестре, поскольку его тетка Елена была женой невестиного дяди Александра. Митрополит ответил, что можно, и в Москве уже решили, как встречать королевну, где ей жить до перехода в православие. Решено было, что бояре во время сговора с панами о крещении поминать не будут, а если паны сами начнут говорить, чтоб королевна осталась католичкой, то их отговаривать, приводя в пример Софью Витовтовну и сестру Ольгерда, которые были крещены по греческому закону.
Русскому послу Федору Сукину, отправленному в Литву с брачным предложением, был дан наказ: «Едучи дорогою до Вильны, разузнавать накрепко про сестер королевских, сколько им лет, каковы ростом, как тельны, какова которая обычаем и которая лучше? Которая из них будет лучше, о той ему именно и говорить королю. Если большая королевна будет так же хороша, как и меньшая, но будет ей больше 25 лет, то о ней не говорить, а говорить о меньшой».
Сукин выяснил, что младшая королевна, Екатерина, лучше, и потому предложил королю именно ее выдать за царя. Паны от имени Сигизмунда отвечали, что отец королевны, умирая, приказал семейство свое императору, и что король хочет, прежде чем дать ответ, сослаться с императором и с другими королями — своими родственниками зятем герцогом Брауншвейгским и с племянником королевичем венгерским. К тому же король должен обсудить вопрос с польской Радой, поскольку королевны родились в Польше, и приданое их там. Федор Сукин отвечал: «Мы видим из ваших слов нежелание вашего государя приступить к делу, если он такое великое дело откладывает в даль». Так закончились первые переговоры.
Следующим послам Сигизмунд объявил, что согласен выдать свою сестру Екатерину за царя. Послы попросили позволения увидеть невесту, но паны ответили: «И между молодыми (т. е. незнатными) людьми не ведется, чтоб, не решивши дело, сестер своих или дочерей давать смотреть». Послы говорили: «Не видавши нам государыни королевны Екатерины и челом ей не ударивши, что, приехав, государю своему сказать? Кажется нам, что у государя вашего нет желания выдать сестру за нашего государя!» Тогда московским послам объяснили, что нельзя видеть королевну явно, поскольку все придворные у нее поляки, они расскажут своим, что московские послы видели королевну, и у польской Рады с королем выйдет большой конфликт. Поэтому послам предложили посмотреть на Екатерину тайно, когда она пойдет в костел, и им пришлось согласиться.
