Прокопий Короленко - Черноморские казаки (сборник)
Между тем тайный советник Жегулин дал Черноморскому войсковому правительству предложение отрядить в г. Анапу, к Осману-паше, опытного чиновника, с надлежащими уполномочиями, который вошел бы лично в переговоры об истребовании от черкесов удовлетворения за причиненные войску убытки в течение 1794, 1795 и 1796 годов, простиравшиеся к исчислению на сумму 16210 р. 30 коп. Посланный в Анапу подпоручик Лозинский прожил там долго, но успел выхлопотать, вместо тысяч, десятки рублей, часть скота и оружия, да и то на незначительную сумму. И дальнейшие затем ходатайства у анапского паши командовавшего на Таврическом полуострове войсками генерала от инфантерии Каховского и новороссийского губернатора генерал-лейтенанта Бердяева (преемника Жегулина) тоже не сопровождались успехом: чиновники, посылаемые в Анапу, возвращались с пустыми руками.
Черноморское войсковое правительство, не видя пользы в сношениях с анапским пашою, в следующем, 1798-м году вновь сделало представление полномочному министру Кочубею об исходатайствовании у Порты вознаграждения Черноморскому войску. На этот раз Виктор Павлович декларацией, данной Порте 10 марта 1798 г., истребовал просимое войском вознаграждение, за 1792, 1793, 1794, 1795 и 1796 годы, в количестве 11027 руб. 867 коп. К сожалению, в архиве не нашлось сведений, какое назначение получил этот капитал.
Горцы между тем продолжали тревожить кордонную линию и, при удобном случае, злодействовали на нашей стороне. Порта посылала строгие фирманы и особых чиновников к анапскому паше, с приказанием обуздывать своеволие черкесов, но паша по-прежнему бездействовал. Ободренные этим черкесы не только не слушались повелений высшего турецкого правительства, но даже позволяли себе действовать против него неприязненно. Доказательством тому просьба одного турецкого чиновника нашему начальству о защите его против злых умыслов абазинцев, хотевших напасть на него при обратном следовании, с командою турок, из черкесских пределов, куда он был командирован Осман-пашою для взыскания с закубанцев причиненных ими черноморцам убытков. Просьба была исполнена: войсковой есаул Гулик проводил турецкого чиновника до Анапы под прикрытием черноморских казаков.
Преемник в Анапе Мустафы-паши, трехбунчужный Осман-Азат-паша, вступив в должность, прислал к начальнику Черноморского войска своего чиновника Селим-Агу и абазинского князя Мурадина для постановления условий к удержанию закубанских хищников. С этими лицами вел переговоры, на Бугазе, войсковой полковник армии капитан Прокофий Уманец. Переговоры кончились в мае месяце тем, что если горцы узнают о хищнических замыслах своих родичей, то для извещения наших пограничных караулов должны в назначенном месте на своей стороне разводить большие костры; если же с нашей стороны будет о том дознано скорее, то делать такой же сигнал огнем на большой Курчанской могиле.
Для свободного пропуска на нашу сторону, во всякое время, чиновника Селим-Аги и князя Мурадина дана была им печать, которую они обязывались предъявлять на переправах, и сверх того, приближаясь к нашему берегу, перевязывать правые руки белыми платками.
Договор был словесный и потому не привел ни к каким последствиям. Напротив, черкесы, не встречая в турецкой власти преград дикому своему своеволию, по-прежнему грабили жителей Черномории, убивали и уводили в плен. Казаки по-прежнему защищались от нападений, сражались с шайками на своей земле, прогоняли горцев за Кубань и жестоко наказывали разбойников. Не раз черкесы прорывались в наши пределы большими партиями и быстрым налетом нападали на наши слабые пикеты. В таких случаях отчаянная храбрость горсти казаков не всегда могла торжествовать над превосходными силами неприятеля. Правда, сторожившие кордонную линию казаки спешили на помощь своим братьям, но и горцы, заметив тревогу, тотчас же спешили убраться за Кубань и скрывались в дремучих лесах.
Несмотря на такое безотрадное положение дел, войсковой атаман Котляревский жил все это время в Петербурге, и хотя получал частые донесения о гибели людей своего войска и об изнуренных грабежами кубанских жителей, однако не ехал в Черноморию к своему атаманскому посту. Не знаем, что удерживало его в столице; но есть сведения, что он много ходатайствовал у Императора о пользах войска Черноморского. В то же время Котляревский письменно громил из Петербурга управителей Черноморского войска за слабое содержание кордонной линии и вообще за беспорядки в войске; наконец, 20 июня 1798 года прислал куренным атаманам и товариществу увещание, в котором, излив все чувства преданности своей на пользу войска, указал на беспечность и нерадение к службе и пользам Черномории всех в войске служащих «Панове атаманство», выслушав грозное послание своего войскового властелина, из чувства почтения к нему или из страха, 1 августа того же года прислало Котляревскому адрес, в котором «со всеунижением» предавали себя навсегда его покровительству.
Живя в столице, черноморский войсковой атаман успел заслужить особенное внимание Императора Павла и в короткое время пожалован чинами полковника и генерала; 12 декабря 1798 года Котляревский возвратился в Екатеринодар.
По прибытии в войско Котляревский обратился, 18-го числа того же месяца, с письменной речью или с посланием к войсковым и полковым старшинам атаманам куренным и ко всему войску. Документ этот любопытен в том отношении, что проникает свет на тогдашнее внутреннее состояние Черноморского войска.
«От сотворения мира ненавидящий добра, начальник злобы сатана, всегда вооружающийся против человеческой добродетели, умилостивляющей своего Творца и Бога, не удовольствуясь разрушением своими дьявольскими козни храброго богопочитаемого странноприимчивого и братолюбивого бытия войска Запорожского, начал воевать и на нынешнее Черноморское войско, в котором сначала заведения его посеявши семя честолюбия, корыстолюбия, братоненавидения, несогласия, злобы, неповиновения и развратного своевольства, беспрестанно делал на буйных сердцах влагу, желая видеть восход с того семени злых дел, на истребление и сего войска. Но не успевши в своем злоначинании, во время турецкой войны: видя его Богом хранимое и с помощью Божиею заслужившее себе честь, славу, Монаршую милость и для поселения по всегдашнему жительству землю позавидев; завидовав и начатому уже на новозаслуженной земле богоугодному сооружению молитвенных храмов, монашеской пустыни и для вящщего благоденствия войска о устроении доброго порядка моему предприятию. И не терпли такого благоначинания для достижения своей цели усугубил труд своим сатанинским коварством, которым: изневежествующей простоты, а наипаче из бродяг не бывших в прежнем Запорожьи и нынешнем войске прошедшую турецкую войну не служивших, не разумеющих службы, страха Божия и праведного его суда и неведущих пользы душевной и телесной, и пользы общего блага, с приятным покоем сопряженного, поводом некоторых старшин оным подобных, отродил свое семя в плод неповиновения власти и междоусобия Дикуновским бунтом; которым кровью войска заслуженную честь и славу снизвергнул во всегдашниии норок и нарекание, навлек войску нынешнее горестное безпокойствие, отнял время от хозяйственного устроения в Екатеринодаре Божиих церквей, куреней, войсковых домов и прочих нужностей, помешал во всем моем предприятии, касающемся до испрошения у Государя Императора подтверждения войска Высочайшею своею грамотою, облегчения его от несносных тягостей и подкрепления войсковых сил приблизившихся до крайняго раззорения; затмил было наше войско от лучи Монаршого милосердия, которым изобильно пользуются примерные сему войска Донское и Уральское; и все войско ввергнул в ров междоусобия, вражды, несогласия, разномыслия, уныния и отчаяния. О чем я безпрестанно сожалея духом сокрушался, а сердцем соболезновал. И не щадя своего слабого здоровья, будучи в столичном граде в С.-Петербурге пред Монаршим троном во всеподданнейшем моем донесении закрывая тот грех, с желанием войску благоденствия объяснил разные причины; и ходатайствуя войску за показанный бунт прощения по долгу моему предстательствовал ему того о чем отправленного мною в войсковое правительство копиею из донесения уже войско уведомлено; а уведомил я для того, чтоб благомыслящее общество, которое о сем несчастном случае соучаствуя моему соболезнованию желает мира, тишины и общего благоденственного покоя хотя мало обрадовалось; и воздало Богу жертвы в теплых своих молитвах о ниспослании свыше на сие войско своей благости в помощь известному моему предприятию о общем благе! да и сократившиеся с истинного пути, разженные сатанинскою яростью казаки, обратились бы на благопристойный путь к единодушному согласию и благомысленному всего войска повиновению своему начальству, дабы таковым обращением и сердечным раскаянием о содеянном согрешении возмогло войско постыдить злобного духа сатану и далече его от себя прогнать; и с Божиею помощью, ревностью и усердием к службе, хорошим поведением, дружественным и любовным союзом и паки своего Всеавгустейшего Монарха Высочайшую милость к себе обратить. Но видно я потом обманулся, как меня начальство уведомило, что по прочтении копии моего донесения войску, хотя некоторая часть войска и изъявила свое наружное удовольствие, однако многие казаки и некоторые старшины, затвердев в своей закоснелости, пребывая в прежней буйности, сочли оное за несправедливое, с насмешкою явно наругались, и не отставая от богопротивного и всему общему вредного заговора, своим куренным атаманам в нарядах на службу не повиновались; укоряя их с досаждением присяжными панам, усиливались часто переменять другими, единственно чрез то, что сии на верность службы законно приведены к присяге, а к тому, вымысливши какие-то доносы, затруднили здешнюю военного суда комиссию, только в один порок и бесчестие всему войску. Чего-ж было тут ожидать, и какого добра надеяться? Я созидаю общее благоденствие, а вы раззоряете сами себя и общий покой. Я ходатайствую всему войску за бунт прощение, а вы и по сие время пребываете в своей грубости, против благоначинания бунтуете. Я в столице, своими всеподданнейшими донесениями о войске, Всеавгустейшего Монарха умилостивляю; а вы тут непрестанными своими волнениями и противностью начальству Его раздражаете. Я о сем несчастном случае соболезную сердцем; о восстановлении в войске мира, тишины и общего покоя, беспрестанно имел попечение, а вы о том торжествуя всячески стараетесь развращать благомыслящих сердца и привлечь к своему буянству на разорение не только покоя, но и всего войска. Я хочу войско, с Божиею помощью, хорошим порядком и добрыми делами восстановить и прославить, а вы, будучи научаемы злобным духом, сатаною, усиливаетесь своими беспутными затеями более обесславить и имя его истребить. Я вас всех воскрешаю, а вы меня умерщвляете. Видите, какая разница между вами и мною! Чему-ж было тут должно быть, или какого добра ожидать? Хотя-ж и следовало мне кому надлежит о том представить, но я не почему другому, но, по единому человеколюбию своему, причитая все оное невежеству, в ожидании вашего покаяния пребывая незлобивым и прошу от великого Государя Императора всему войску великие и богатые милости; о которой вы уже известны, но покудова по тому воссияет на нас Божая и Монаршая милость, посмотрите на примерные войска Донское и Уральское, которые, со дня восшествия Его Императорского Величества на всероссийский престол, премного Его Высочайших милостей удостоились и ныне оными изобильно наслаждаются. А сие войско и поныне не только того лишается, но и навлекло на себя, сверх службы, многие отягощения такие, которые принадлежат только казенным поселянам и помещичьим крестьянам, т. е. продовольствием полковых лошадей; вспоможением 16-му Егерскому полку на разные полковые надобности деньгами, доставлением ему дров и, за неимением оных, камыша с великою трудностью, и получением отъезжающими из войска по необходимым надобностям с ростовского суда покормежных; отчего все прочие таковые же войска свободны. Вот до какой крайности вами войско уже доведено! Сколько оно прежде славилось, столько ныне себя опорочило, и сколько было уважаемо, столько ныне терпит от всех поругание и угнетение, почти наравне с не военнослужащими обывателями и даже самыми крестьянами, касательно покормежных. Сие-ж последовало не от чего другого, а единственно чрез напрасное сопротивление власти от Бога и Монарха устроенное, ибо я, зная совершенно колико, за жизни покойных начальников, войско претерпело угнетения и раззорения разными образы, по умертвии оных, для облегчения войска напрягаясь с желанием доставить ему справедливое удовлетворение, все бывшие угнетения переменил в пользу войска, а именно: переселение казаков с места на место приостановил, разделение земель и лесов уничтожил, рубить порядком лес каждому позволил; казаков употреблять в партикулярные работы запретил, винной откуп упразднил и дал свободу кому угодно промышлять вином и состоящих на пограничной службе казаков вымениваемым у закубанцев за соль хлебом и покупаемым за войсковые деньги, приказал продовольствовать и уже всем тем изобильно войско пользуется, что прежде не было. Да и по бытности моей в столичном граде С.-Петербурга, желая войску благоденствия и существования, при его правах утверждением о бывшем ему угнетении и от того изнеможении его сил мною, как выше прописано, и Его Императорскому Величеству в подробности во всеподданейшем моем донесении изъяснено для того, чтобы сей премудрый Монарх, узнавши колико сие войско претерпело угнетения и раззорения за содеянное войскам противу власти сопротивление, облегчил его от праведного своего Монаршего взыскания и не обратил бы по прежнему в казенные поселяне. Его-ж Императорского Высочества Наследника Государя Цесаревича и Великого Князя Александра Павловича, председательствующего в Государственной военное коллегии, также просил о освобождении сего войска от известных полковых тягостей и уездных покормежных, о принятии его под защиту Государственной военной коллегии примерно войску Донскому, и о позволении войску давать пашпорты от войскового начальства, о чем из приложенной при сем моего донесения копии подробно услышать можете. По каковым моим донесениям Его Императорское Высочество, Наследник Государь, в пользу войска все просимое сделать обещался; а Его Императорское Величество, Всеавгустейший Монарх, Всемилостивейший Государь Император Павел Петрович, Самодержец Всероссийский, яко чадолюбивый Отец ожидая от сего войска покаяния, в знак своего Монаршего к войску Черноморскому благоволения, Всемилостивейше соизволил повелеть бывшего войска Запорожского войсковой церкви ризницу для сего войска и за поворованный у войска же черкесами скот с 1792 по 1797 год, полученные от Порты Оттоманской 11,027 рублей 86 копеек деньги, на удовольствие обиженных мне отдать, и Высочайше пожаловать меня генерал-майором и отправить в сие войско к моей должности, с тем, чтоб я, по прибытии моем сюда, в каком порядке найду войско, Его Имнераторскому Величеству сделал донесение, да и впредь, командуя войском обо всем касающемся к пользе отечества и пользы сего войска доносил бы прямо Его Императорскому Величеству, в ожидании на донесения мои Всемилостивейшей резолюции. Я исполняя Высочайшую Его Императорского Величества волю, получа отысканную часть церковной ризницы Запорожской и оные деньги, прибывши в город Екатеринодар, ризницу отдал в войсковую церковь, а деньги, до времени, хранятся у меня, и для получения оных о явке ко мне обиженных будет дано знать. На поднесенные-ж мною Его Императорскому Величеству и Его Императорскому Высочеству всеподданнейшие мои донесения, без сомнения ожидаете Всемилостивейшие в пользу войска резолюции, а сей час за толикия Его Императорского Величества войску Черноморскому Монаршее благоволение и Высочайшую милость, с которою вас поздравляю, благодарить Бога и о многодетном Его Императорского Величества и всей Высочайшей Его Фамилии здравии, воздайте Богове теплые свои молитвы с коленопреклонением. При чем молитеся Богу о ниспослании свыше на все Черноморское войско великие и богатые милости; а при первом моем вступлении в командование Высочайшие вверенным мне сим войском в пользу Отечества и всему войску в заведении мною в войске хорошего порядка и благоустройства, просите со мною Божией помощи, пребывайте верными своему Государю и поставленным от него начальникам послушными, так как вы уже и присягу учинили; а я буду иметь неусыпное попечение о доставлении всем вам справедливости в удовлетворение каждого. Да исчезнет от сего войска мрак невежества, междуусобия, вражды и горестного сетования! и постыдится сатанинской дух, бывший при возмущении войска инструментом! и воссияет тут Божья благодать и Монаршая милость к благоденственному каждого житию, предстательством моим у Монаршего трона! Для заведения-ж с нового года должного порядка, для всего войска полезного, все господа старшины и казаки соберитеся к своим куреням или в куренные селения и изберите из себя в куренные атаманы самых достойнейших людей из старшин и знаменитых казаков, таковых, кои разумеют страх Божий, службу и хозяйственное распоряжение, с каковыми бы я возмог в войске устроить совершенный порядок, оградить Высочайше вверенную войску границу и утвердить ее непоколебимо противу всякого врага и супостата и тем, загладив войсковой порок, показать войска пред Монаршим троном достойным Его Императорского Величества Высочайшего внимания и Всемилостивейшего благоволения».
