Борис Ковалев - Повседневная жизнь в период оккупации
Ддя того чтобы понять, насколько эти налоги были обременительны для населения, можно, привести следующие факты. Как уже указывалось, одна германская марка была приравнена к десяти советским рублям. Но и в оккупационных марках, и в советских рублях практически все товары народного потребления абсолютному большинству населения были недоступны из-за их цен. Так, стоимость буханки хлеба доходила до 300 рублей.
Иногда городские управы вводили на рынках фиксированные цены. Например, в Курске, согласно распоряжению коллаборационистской администрации, они должны были быть такими: килограмм ржаной муки — 55 рублей, пшеничной (в зависимости от сорта) — 70–100, килограмм масла — 300, сахара — 200, пачка махорки (самый ходовой товар. — Б. К) — 30, дамские туфли — до трех тысяч, мужские сапоги — до четырех тысяч рублей.[362] Но фактически эти товары продавали гораздо дороже.
В частных столовых и ресторанах чай без сахара стоил 2 рубля, второе блюдо, приготовленное из 50 граммов мяса, — 12 рублей.
Наибольшую зарплату среди «новой русской администрации» получал бургомистр. Его месячное содержание составляло 1500 рублей. Заработная плата мелких служащих варьировалась от 300 до 700 рублей. Но небольшая официальная заработная плата коллаборационистов с лихвой компенсировалась взятками и поборами с населения. Что же касается рядовых граждан, то для них выплата этих налогов являлась непосильным бременем. Для русского населения, привлеченного оккупантами для выполнения различных работ, с конца 1942 года практиковалась выдача продовольственных пайков в форме производственного питания. Ни о каких денежных выплатах здесь речь не шла, более того, за невыполнение заданий в качестве наказания люди могли лишиться и этого продовольствия.
Деньги, получаемые населением, быстро обесценивались. Вследствие недостатка промышленных и продовольственных товаров на оккупированной территории господствовала инфляция. Например, по данным Смоленской городской управы за год, с лета 1942-го по лето 1943 года цены на рынках выросли: на хлеб — в четыре раза, на сало — в два с половиной раза, на туфли дамские — в два раза, на мужское пальто — в пять раз.[363]
Производительность труда рабочих не удовлетворяла немецкую администрацию. Ее стремились повысить не материальным стимулированием, а в первую очередь при помощи различных репрессивных мер. Так, в Ивановском районе Курской области за невыход на работу были расстреляны рабочие Звягинцев и Дорохов. Немцы повесили их трупы на столбы и прикрепили надписи «Расстреляны за невыход на работу». Трупы было запрещено снимать в течение трех дней. В Смоленске в апреле 1942 года на пивоваренном заводе были подвергнуты порке пять рабочих за то, что они самовольно выпили по кружке пива.
Служащие предприятий получали месячное жалованье в таких размерах: машинистки, чертежники, завхозы и т. п. — 400 рублей, бухгалтеры — 500 рублей, служащие на ответственных должностях — 650 рублей, служащие на руководящих должностях и специалисты — 900 рублей, руководители предприятий — 12 001 500 рублей.
В сельской местности денежное содержание старост зависело от количества дворов в деревнях. Так, в селе до 10 хозяйств оно составляло 30 рублей в месяц, от 11 до 20–50 рублей, от 21 до 30–80 рублей, от 31 до 40–100 рублей, от 41 до 60–150 рублей, от 60 дворов и выше — 180 рублей. Деньги сельские старосты получали от своих односельчан. Зарплата волостных старшин составляла 400 рублей, писарей — 250, полицейских — 250 рублей в месяц. Волостные старшины получали зарплату из бюджета управления, писари и полицейские — из бюджета волости за счет 10-процентных отчислений из собранных налогов с населения.[364]
До середины 1942 года расчеты между германскими органами и местными предприятиями и учреждениями производились через германские кредитные кассы, которые открывались в городах и имели филиалы в сельской местности. С лета 1942 года инкассация всех средств налоговых и коммунальных органов проходила только через кассы так называемых «государственных банков», отделения которых открывались во всех крупных населенных пунктах, расположенных на захваченной немцами территории России. Они принимали участие в общем регулировании финансового бюджета оккупационных органов, а также в кредитовании различных мероприятий по экономическому ограблению оккупированных районов. Наиболее крупным из банков был Эмиссионный банк Восточных областей.
Первые банки на захваченной территории России стали открываться по инициативе и при непосредственном участии оккупантов в начале 1942 года. Так, с 1 января начал функционировать Государственный банк в Смоленске. «Заботу» о его быстрейшей организации взяли на себя немецкие чиновники фон Тапфейц, доктор Роннер и Мертенс. По заявлению управляющего А. А. Обрядина, задача банка заключалась в «содействии скорейшему восстановлению экономики города и области». Предполагалось, что в кассе Госбанка будут накапливаться свободные средства предприятий, учреждений и граждан. Населению обещалось, что «собственник вклада будет гарантирован в полной мере всеми средствами банка и сможет распоряжаться своими деньгами без всяких ограничений».[365]
В перспективе, как обещал управляющий банком, коллаборационисты собирались вводить коммерческое краткосрочное кредитование промышленных предприятий и торговых организаций путем учета векселей и выдачи подтоварных ссуд, а также распространить кредитование и на другие виды хозяйств: городские коммунальные предприятия, сельскую предпринимательскую деятельность и т. д.
К февралю 1942 года основной капитал банка составил солидную сумму — 825 893 рубля. Этого накопления удалось достичь в первую очередь за счет налогов и различных сборов с населения.
Банк города Орла, открывший свои двери для клиентов 17 мая 1942 года, производил выдачу различного рода ссуд под 4,5 процента в год. Официально ссуды выдавались «на ремонт, покупку и постройку домов, оборудования, расширение всякого рода предприятий, восстановление разрушенных большевиками промышленных объектов, а также ремесленникам».[366] Объявлялось, что «выдача ссуд производится немедленно и без ограничений, а организации и предприятия обязаны открыть текущие счета в банке для быстрейшего восстановления разрушенного большевиками хозяйства». Но на практике получить ссуды без знакомств и связей среди оккупантов или сотрудников коллаборационистской администрации было практически невозможно. В качестве «лиц, пострадавших от большевистских бомбардировок и крайне нуждающихся в строительстве нового дома», обычно выступали ближайшие родственники и приятели бургомистра или его заместителей.[367]
У населения вклады принимались под 2,5 процента годовых. Поскольку большинство работников получали заработную плату, которая не обеспечивала даже прожиточного минимума, мало кто добровольно нес свои деньги в банк. Спекулянтам это было невыгодно из-за инфляции. Однако профашистская печать с возмущением писала о том, что недоверие к банкам есть «пережиток темного большевистского прошлого, страх за свои вклады, которые при Сталине регулярно прикарманивались коммунистическим режимом».
В целом, работа «русских банков» весьма широко освещалась в пронацистских средствах массовой информации. Только за первую половину 1942 года на страницах смоленской газеты «Новый путь» появились материалы: «Об открытии банка в Смоленске», «Сберегательная касса», «Отчетные данные по операциям банка», «Режим экономии», «Об ограблении большевиками ценностей в Смоленске» и др.
Из газеты «Новый путь»:
«Кредит и производствоБанковский кредит неуклонно и всё возрастающими темпами проникает во все поры хозяйственной жизни города и области.
Путем бесперебойного финансирования банка восстанавливаются жизненно необходимые предприятия города: кожевенный, чугунолитейный, кирпичный и мыловаренный заводы.
Всем этим заводам обеспечена блестящая будущность, потому что они будут работать на базе местного сырья и рабочей силы. На основе выпускаемой продукции заводами уже сейчас открываются и работают подсобные предприятия — сапожно-шорная и пошивочная мастерские.
Особенное значение для экономики обпасти, как области сельскохозяйственной, будут иметь заводы, чугунолитейный с задачей снабжения сепьского хозяйства несложными машинами и сельскохозяйственным инвентарем и льнозавод, на базе которого, помимо первичной обработки льна, может быть организовано прядильно-ткацкое производство.
Финансовые банки позволяют также расширить трикотажную мастерскую, которая недавно открыла новый цех — ткацкий. Качество выпускаемой продукции ткацким цехом не оставляет желать ничего лучшего. Недавно делался отбор экспонатов мастерской на берлинскую выставку.
