Мария Згурская - 50 знаменитых загадок Средневековья
С момента второго воцарения Дракулы в стране творится нечто невообразимое. К началу правления под его властью находилось (включая смежные с Валахией и контролируемые области Трансильвании) около 500 тысяч человек. За шесть лет (1456–1462), не считая жертв войны, по личному распоряжению Дракулы было уничтожено свыше 100 тысяч. Возможно ли, чтобы правитель, пусть даже средневековый, вот так за здорово живешь уничтожил пятую часть своих подданных? Даже если в некоторых случаях под террор можно попытаться подвести какую-то рациональную основу (устрашение оппозиции, ужесточение дисциплины и прочее), то цифры все равно вызывают новые вопросы.
Происхождение легенд о Дракуле требует пояснений. Во-первых, деятельность Влада Цепеша была изображена в десятке книг — сперва рукописных, а после сделанного Гуттенбергом изобретения и печатных, созданных в основном в Германии и в некоторых других европейских странах. Все они сходны, так что, видимо, опираются на какой-то один общий источник. Важнейшими источниками в данном случае являются поэма М. Бехайма (немца, в 1460-х годах жившего при дворе венгерского короля Матиуша Корвина), а также немецкие памфлеты, распространявшиеся под названием «Об одном великом изверге» в конце того же столетия.
Другая группа сборников легенд представлена рукописями на русском языке. Они близки друг к другу, похожи и на германские книги, но кое в чем от них отличаются. Это древнерусская повесть о Дракуле, написанная в 1480-х годах, после того, как Валахию посетило русское посольство Ивана III.
Есть еще и третий источник — устные предания, до сих пор бытующие в Румынии, — как непосредственно записанные в народе, так и обработанные известным сказочником П. Испиреску в XIX веке. Они колоритны, но в качестве опоры для поиска истины спорны. Наслоившийся в них за несколько веков устной передачи сказочный элемент слишком велик.
Источник, к которому восходят немецкие манускрипты, написан явно врагами Цепеша и изображает его самого и его деятельность в самых черных тонах. С русскими документами сложнее. Не отказываясь от изображения жестокостей Влада, они пытаются найти для них более благородные объяснения и ставят акценты так, чтобы те же самые поступки выглядели в предлагаемых обстоятельствах и более логично, и не так мрачно.
Кто-то из современных исследователей-любителей решил проблему соотношения правды и лжи о Цепеше простым способом. Он решил: раз немецкие источники поносят Влада, а русские — выгораживают, возьмем только те рассказы, которые содержатся и там, и там. Эти уж точно будут соответствовать истине. Однако такой метод оказался не очень корректным. Русские манускрипты написаны, как уже доказано учеными, на основе немецких. Они изображают Цепеша в несколько более мягких тонах, но уж если ему было приписано какое-то деяние, то оно так и остается приписанным, лишь с другим объяснением. Так что если в немецком источнике содержалась ложь, то в русском она осталась, только в более умеренном виде.
Известен эпизод, когда в начале своего правления Дракула, созвав до 500 бояр, спросил их, сколько правителей помнит каждый из них. Оказалось, что даже самый младший помнит не менее семи царствований. Ответом Дракулы была своеобразная попытка положить конец «недостойному» порядку, когда бояре оказывались настолько долговечнее своих повелителей: все пятьсот «украсили» колья, вкопанные вокруг покоев Дракулы в его столице Тырговиште. Но если в этом случае понять чувства «террориста на престоле» и его мотивы нетрудно, то объяснить ими все остальное, пожалуй, нельзя.
Благодаря этим свидетельствам, изобилующим перекликающимися эпизодами, воссоздается образ владыки, до самозабвения любящего сажать людей на колы и бороться за правду-справедливость, причем невозможно сказать, где первая страсть переходит во вторую и наоборот, так неразрывно они слиты. «Правда» мыслится не иначе, как в виде неустанного умерщвления людей, и наоборот — убийства творятся исключительно во имя «восстановления справедливости». Достигается это неустанной изощренной игрой, которую ведет «зломудрый» (по словам древнерусского автора) Дракула с современниками: он «изобретает» ситуации, в которых должен возникнуть некий зазор между идеальной, абсолютной правдой-справедливостью и словами либо поступками испытуемых. Вот несколько примеров.
Иностранного купца, приехавшего в Валахию, обокрали. Он подает жалобу Дракуле. Пока ловят и сажают на кол вора, с которым «по справедливости» все ясно, купцу подбрасывают по приказу Дракулы кошелек, в котором на одну монету больше, чем было. Купец, обнаружив излишек, сразу сообщает об этом Владу. Тот хохочет: «Молодец, не сказал бы — сидеть бы тебе на колу рядом с вором».
Дракула обнаруживает, что в стране чересчур много нищих. Он созывает нищую братию, кормит досыта и обращается с вопросом: чем бы он мог их еще облагодетельствовать, не хочется ли им навсегда избавиться от земных страданий? Конечно, им этого хочется, и Дракула идет навстречу: двери и окна закрываются, а дом со своим христарадничающим содержимым сжигается дотла. При этом восхищенный сам собой Дракула замечает, что думая сделать одно благодеяние, он совершил два: страну избавил от паразитов, а нищих — от мук и печалей.
Вообще отличавшийся большой богобоязненностью, неустанно строивший церкви Дракула говорил, что заслуга его перед Всевышним исключительно велика — ни один его предшественник не послал к Богу столько святых великомучеников. Когда некий монах начал его уличать в тирании, а казненных в полном согласии со словами самого Дракулы величать мучениками, Дракула радостно ответил, что готов и самого монаха приобщить к мученикам. И приобщил.
Еще пример. Дракула весело пирует, по выражению древнерусского автора, среди «трупия». Слуга, подносящий блюда, морщится. На вопрос «почему?» выясняется, что он не может терпеть смрад. «Резолюция» Дракулы: «Так посадить же его повыше, чтобы и смрад до него не доставал». И корчится бедолага на колу невиданной высоты.
Как правило, Дракула стремился соизмерять высоту колов с социальным рангом казненных — бояре и здесь оказывались гораздо выше простолюдинов, благодаря чему «парк кольев» являл своего рода картину равного перед владыкою в смерти, но сословно дифференцированного валашского общества.
Примечательна и «дипломатия» Дракулы. Вот перевод с древнерусского: «Был такой обычай у Дракулы: когда приходил к нему неопытный посол от царя или от короля и не мог ответить на его коварные вопросы, то сажал он посла на кол, говоря: „Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. На меня же не возлагай вины. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой государь и убил тебя; если же ты сам решился идти, неученый, то сам себя и убил“». Классический пример — расправа с турецкими послами, которые, по обычаю своей страны, кланяясь Дракуле, не снимали шапок. Дракула похвалил обычай, а чтобы еще более укрепить их в нем, прибил шапки к головам послов гвоздями.
Это уже не просто садизм. Историки сделали немало, чтобы ввести Дракулу в число «великих» садистов Возрождения. Чем не собратья Дракулы и «неополитанский король Ферранте (…), неутомимый работник, умный и умелый политик», который и убитых врагов, засолив, рассаживал вдоль стен погреба, устраивая у себя во дворце целую галерею, которую посещал в добрую минуту, и десятки подобных ему современников Влада III?
Но есть и различие: упоенная игра Дракулы с правдой — справедливостью, в которую, как легко убедиться, он вкладывает особый смысл. Во-первых, это проверка испытуемых на соответствие всем возможным идеалам — честности, красноречия, зажиточности, изящества и т. д. Причем любое отклонение от идеала наказывается мучительной смертью. Во-вторых, «правда» Дракулы — это уязвимость человека, т. е. возможность любым способом истолковать слова или поступки как несущие скрытое указание на его казнь, а еще желательнее — даже на вид казни (как в случае с турецкими послами).
Здесь очень показателен упоминаемый в различных источниках эпизод с венгерским послом. Дракула, пригласив его на пир, указывает на чрезвычайно большой позолоченный кол и вопрошает, зачем этот кол может здесь понадобиться. Следует ответ, что, верно, некий выдающийся муж провинился перед Дракулой и тот хочет отличить осужденного красотою кола. Дракула же отвечал: «Верно говоришь; вот ты — великого государя посол, посол королевский, для тебя и приготовил этот кол». По критерию открытости для смерти посол сам признал себя подходящей добычей Дракулы. Но звучит ответ: «Государь, если я совершил что-либо, достойное смерти, делай, как хочешь. Ты судья справедливый, не ты будешь в смерти моей повинен, но я сам». Ускользает венгерский посол — нет, оказывается, в его предыдущей реплике санкции на казнь. Не успевает ухватить его Дракула. Но при этом доволен, желанная формула прозвучала: не он убивает людей, несовершенства их и просчеты убивают. Следует развязка: «Если бы не так ответил, быть бы тебе на этом колу».
