Наталия Будур - Повседневная жизнь инквизиции в средние века
Томас де Торквемада, который был только что назначен на должность генерального инквизитора, не желал так легко выпускать из рук свои жертвы. В его указе от 2 января 1483 года было объявлено, что все уехавшие евреи будут немедленно и исключительно вследствие самого факта эмиграции признаны еретиками. Всем местным «князькам» Кастильского королевства, на землях которых марраны надеялись найти убежище, было приказано под угрозой отлучения от Церкви, изъятия всех владений и потери должностей арестовать всех беглецов и под эскортом отправить в Севилью, а на имущество их наложить секвестр. Приказание было исполнено, и тюрем оказалось недостаточно, чтобы вместить всех заключённых.
За этой прокламацией последовал «эдикт милосердия». Согласно этому эдикту, на всех добровольно покаявшихся отщепенцев налагалось сперва незначительное церковное наказание, а затем им даровалось помилование. Было также обещано, что их имущество не будет конфисковано.
Многие из марранов, введённые в заблуждение этой лицемерной милостью, попались на удочку инквизиции и добровольно сдались. Как же они были наивны! Их немедленно схватили и бросили в тюрьмы. Им было сказано, что они могут избежать пыток лишь при условии выдачи имён и мест жительства всех известных им отщепенцев, даже таких, о которых они только слышали.
Таково было «милосердие» инквизиции, и если она соглашалась отпускать на свободу «виновного», то лишь потому, что эта жертва выдавала ей сотню других. По меткому выражению одного французского историка, «в деле пролития крови она руководствовалась приёмами ростовщичества, а к жизни и чести граждан применяла пословицу: «Не потеряешь – не приобретёшь»».
Слово «милосердие» звучало каждый раз, когда инквизиторы отнимали у своих жертв жизнь. Действовали ли они милосердно? Конечно, ибо спасали заблудшие души. А заодно и прибирали к рукам богатство отправленных на костёр.
«Милосердие» было и «лейтмотивом» эмблемы святой инквизиции. Эмблема представляла собой овал, внутри которого на тёмном фоне был изображён зелёный крест из двух обрубков сучковатого дерева. Слева от креста располагалась оливковая ветвь, а справа изображался обнажённый меч. Зелёный цвет символизировал надежду, подкреплённую крепостью веры. Тёмный фон был избран в знак траура и страданий Матери-Церкви, скорбящей о своих заблудших детях. Меч был символом ревнителей святой веры – инквизиторов, а оливковая ветвь – знаком милосердия и прощения.
Но о каком милосердии и прощении можно было говорить, когда Торквемада издаёт указ, в котором помещается список различных обстоятельств (около тридцати), при которых доносить приказывалось под угрозой смертного греха и отлучения. Некоторые статьи этого эдикта были столь туманны, что вряд ли их могли однозначно понять хотя бы два человека. Так, четвёртая статья гласила: «Будет считаться отступником всякий новый христианин, совершающий шабаш, что будет исчерпывающе доказано, если в день шабаша он будет одет в более чистые, чем обычно, бельё и одежду, если положит на стол чистую скатерть и если накануне с вечера у него не будет гореть очаг».
Количество томящихся в застенках инквизиции было столь велико, что в Севилье, например, огромное число осуждённых на сожжение побудило построить вне черты города постоянный эшафот, на котором возвышались четыре гипсовые статуи. Эти статуи-футляры были внутри пустыми: в них помещали живых еретиков, дабы они медленнее и мучительнее сгорали.
Всего же Томас де Торквемада, как считается, за 18 лет своей «работы» (1480 – 1498) свыше ста тысяч человек сжёг живьём, сжёг символически или подверг аутодафе, осудив на ношение позорного платья – санбенито, конфискацию имущества, пожизненное тюремное заключение и прочие кары.
По мнению историков, сам Торквемада не остался равнодушен к своим злодеяниям. Он не раскаивался в них, но опасался мести еретиков и боялся за собственную жизнь. Так, во время обеда у него под рукой всегда был рог единорога, который, по представлениям того времени, мог спасти от яда, подсыпанного в еду и питьё.
Томасу де Торквемаде принадлежит также весьма сомнительная честь введения новой системы инквизиции, единогласно одобренной папой Сикстом IV, Фердинандом V и Изабеллой.
Он начал с создания четырёх второстепенных трибуналов: в Севилье, Кордове, Хаене и Квидат-Реале и разрешил затем доминиканским монахам занимать должности в разных местностях Кастилии. Монахи, привыкшие получать указания и полномочия непосредственно от самого папы, который до сих пор сам распоряжался назначениями, сперва сопротивлялись вмешательству Торквемады и лишь после долгих колебаний признали его верховную власть.
Это сопротивление упрочило намерение Великого инквизитора придать инквизиции то единство действий, которого ей недоставало с самого её основания, и учредить мощную центральную организацию, призванную умножить её силу.
В то время когда он готовил, с помощью двух юрисконсультов, Жана Гугтьереса из Шабо и Тристана из Медин, новую реформу священного трибунала, король Фердинанд, со своей стороны, не забывая собственных финансовых интересов, также занимался организацией этого дела и создал королевский совет инквизиции, получивший название Верховного совета.
Верховный совет состоял из Великого инквизитора – председателя, одного епископа и двух докторов права, с титулом советников. Эти последние имели право решающего голоса во всех делах, касающихся гражданского права, и право консультативного голоса в вопросах духовного характера.
Это подразделение нередко приводило к крупным конфликтам, которыми папа широко пользовался, ибо он был, разумеется, той высшей инстанцией, к которой прибегали в случае раздора, а принципом Римской курии всегда было ценить своё вмешательство на вес золота – будь это вмешательство существенным или незначительным.
В распоряжение совета поступали все собранные, или, правильнее, отобранные инквизицией деньги и конфискованное имущество. Треть всех «заграбастанных» сокровищ поступала в королевскую казну, остальные две трети оставались в руках инквизиции.
Показательно, что все члены инквизиции должны по крайней мере в четырёх поколениях быть «чистокровными» христианами. Какой ещё пример более кровожадного антисемитизма можем мы вспомнить? Пожалуй, только «чистокровных» арийцев Гитлера.
Система инквизиторских судов строилась следующим образом. В каждом трибунале было не менее двух собственно инквизиторов – судей высокого ранга. На следующей ступеньке инквизиционной «табели о рангах» стояли эксперты и советники. Они были образованными людьми, теологами, и должны были высказывать своё «экспертное» мнение по спорным богословским вопросам. Штатными сотрудниками, стоящими на той же ступеньке лестницы, были прокуроры, нотариусы и секретари. Они вели допросы, занимались «делопроизводством» и архивами. Далее шли судебные исполнители, начальники тюрем, казначеи, адвокаты. На самой низшей ступени располагались надзиратели, казначеи и тому подобная «мелочь».
Это было страшное время, когда страны Европы утопали в крови, когда ни один человек не мог себя чувствовать в безопасности даже в собственном доме. И что самое ужасное – люди стали бояться друг друга. Может ли идти речь о нравственности и морали общества, если одним из самых уважаемых лиц того времени являлся доносчик, именуемый доверенным лицом инквизиции? Напрашивается вопрос: а можно было бы если не простить, то хотя бы понять тех доверенных лиц, которые передавали еретиков в руки трибунала из религиозных соображений? Конечно же нет. Почти всегда это были негодяи и подлецы, которые предавали и продавали людей из соображений корысти, зависти и страха. Не испытывая ни малейших угрызений совести, а быть может, искренне радуясь в душе, что не они попали под тяжёлый молот инквизиции, смотрели такие «стукачи», как по ступеням на эшафот медленно всходят люди в санбенито.
В истории известны случаи «восстания рабов»: когда рабам, которым и так нечего терять, кроме собственной жизни, становится невмоготу не только жить, а даже существовать, они восстают против своих угнетателей. И восстания эти, как правило, бывают очень кровопролитны и жестоки.
Так случилось и в Испанском королевстве. Против инквизиции восстали арагонцы, к которым конфискация, из уважения к некоторым специальным привилегиям Арагона, ранее никогда не применялась.
Жители Арагона прекрасно понимали, что при тайне свидетельских показаний, которая раньше допускалась лишь в исключительных случаях, их край ждут кровопролитные судилища. Поэтому, когда Фердинанд V после тайного совещания в апреле 1484 года повелел во всех подчинённых его власти областях применять новое судопроизводство, и когда Торквемада разослал инквизиторов для приведения этого приказа в исполнение, Арагон решил восстать против «ревнителей веры».