Борис Соколов - Тайны финской войны
Всех похвалил старый маршал, для всех нашел теплые, проникновенные слова. Сталин же, выступая 17 апреля 1940 года на совещании по итогам финской войны, о своих войсках отозвался с насмешкой: «…У нас обнаружились неувязки на всех участках. Обнаружились потому, что наши войска и командный состав не сумели приспособиться к условиям войны в Финляндии… У всех в голове царили традиции граждане — кой войны: мы обходились без мин, без автоматов, чту ваша артиллерия, наши люди замечательные, герои и все прочее, мы напрем и понесем. Эти речи напоминают мне красногольдеров (краснокожих индейцев. — Б. С.) в Америке, которые против винтовок выступали с дубинами и хотели победить американцев дубинами — винтовку победить дубиной, — и всех их перебили». Маннергейм сравнивал своих бойцов с героями древности, совершивших легендарные подвиги, Сталин своих — с индейцами, перебитыми вооруженными ковбоями. Маршал объяснял финнам, почему они не победили: «Несмотря на вашу отвагу и самопожертвование, правительство вынуждено было заключить мир на тяжелых условиях, что, однако, имеет свое объяснение… Наша армия была небольшой… Мы не были готовы к войне с великой державой… Ваши подвиги вызвали восхищение во всем мире, но и после трех с половиной месяцев войны мы остаемся столь же одинокими… К сожалению, данное нам западными державами обещание самой серьезной помощи не могло быть исполнено, так как наши соседи, заботясь о самих себе, отказали в разрешении на транзит войск». А генсек растолковывал своим подданным, почему они не проиграли и насколько слаб был противник: «С точки зрения обороны укрепленных рубежей она, финская армия, более или менее удовлетворительная, но она все‑таки не современная… Дурачки, сидят в дотах и не выходят, считают, что с дотами не справятся, сидят и чай попивают… Армия, которая воспитана не для наступления, а для пассивной обороны; армия, которая не имеет серьезной артиллерии; армия, которая не имеет серьезной авиации… не могу я такую армию назвать армией».
Так кто же больше ощущал себя победителем в той войне? Финская армия, проигравшая сражение, но осознавшая свою силу? Или победившая Красная Армия, бойцов которой и после войны приходилось убеждать, что не так страшны эти финны, как их малюют?
Московский мирный договор, 15 марта одобренный парламентом Финляндии подавляющим большинством голосов, отнюдь не был воспринят финским обществом как окончательный. В глазах финнов это был не мир, а, скорее, перемирие. Премьер — министр Рюти и министр финансов Таннер полагали, что дружба между СССР и Германией будет очень недолгой, и вскоре Финляндия сможет иметь поддержку Берлина против Москвы. К нацизму все финские политики питали глубокое отвращение, но теперь ради возвращения потерянных земель они готовы были вступить в союз и с самим чертом для борьбы против советского чудовища. Последовавшие вскоре оккупация вермахтом Норвегии, разгром Франции и эвакуация британских войск с континента убедили финское правительство в том, что теперь только при содействии Германии можно взять реванш и поднять финский флаг над башней Выборгского замка.
Окончание «зимней войны» с разочарованием было встречено в Париже и Лондоне. 19 марта Галифакс констатировал: «Не может быть никаких сомнений в том, что союзники в результате крушения Финляндии потерпели поражение, как психологическое и моральное, так и практическое, ибо лишились возможности установить контроль над железорудным бассейном в Еливаре». А во Франции 20 марта пало правительство Э. Даладье, в том числе и из‑за неудачи с так и не состоявшейся экспедицией в Финляндию.
Московский мирный договор урезал финскую территорию, но сохранил государственную независимость Финляндии. А как развивались бы события, если бы в Хельсинки не согласились на советские условия и продолжили войну? Это покажется невероятным, но один из возможных вариантов дальнейшего развития событий — завершение войны со значительно меньшими территориальными потерями для финнов. Они могли рассчитывать на мир если и не на условиях довоенного статус — кво, то хотя бы на условиях предложенного
Советским Союзом до начала боевых действий обмена территориями. Почему я так думаю? Да есть же ряд явных признаков того, что Сталин в феврале — марте 1940 года торопился как можно скорее закончить войну с Финляндией. Еще 26 февраля нарком Военно- Морского флота Н. Г. Кузнецов направил флотам секретную директиву, согласно которой вероятными противниками предписывалось считать Германию, Италию, Финляндию и Венгрию. Об этом впервые поведал в 1972 году в своих мемуарах бывший командующий Балтийским флотом адмирал В. Ф. Трибуц, а в 1995 году на основе архивных документов это подтвердили составители «Хронологии основных событий жизни, государственной и общественной деятельности Адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова», включенной в посмертно изданную книгу Николая Герасимовича «Крутые повороты». Ясно, что такая директива не могла быть отдана без санкции Сталина. Наверняка эта директива была дана и Красной Армии. А ведь в конце февраля советское руководство знало о планах высадки в Финляндии англо — французских экспедиционных сил, а между тем ни Англия, ни Франция не были включены в число потенциальных противников. Значит, Иосиф Виссарионович либо не верил в серьезность намерений Лондона и Парижа, либо полагал, что даже в случае высадки союзников на Севере до столкновений с Красной Армией дело у них не дойдет. И, как мне кажется, вовсе не угроза англо — фран- цузского десанта заставила Сталина поторопиться с завершением финской кампании. Причина была в другом: в ожидании весной 1940–го наступления Германии на Западе.
Подавляющее большинство освободившихся после войны з Финляндии советских войск спешно перебрасывались к западным границам. Из находившихся на фронте к концу войны 55 стрелковых и 4 кавалерийских и мотокавалерийских дивизий, 8 танковых и 3 авиадесантных бригад на запад с апреля по август 1940 года было переброшено 37 дивизий и 1 бригада, а также бульшая часть из 4 тысяч боевых самолетов. На совещании высшего комсостава РККА в декабре 1940 года тогдашний командующий авиацией Ленинградского военного округа А. А. Новиков отмечал: «В 1940 году боевая подготовка частей ВВС Л ВО проходила в несколько своеобразных условиях: до августа месяца все части ВВС округа были заняты выполнением особых заданий и только к августу месяцу возвратились с Украины…» Неужели перебрасывать туда всю многотысячную армаду самолетов потребовалось только затем, чтобы нейтрализовать слабенькую румынскую авиацию во время очередного «освободительного похода» — в Бессарабию и Северную Буковину? Или они предназначались для возможной борьбы с куда более грозным противником — люфтваффе?
Отмечу также, что 30 из 37 дивизий прибыли к месту назначения уже к началу лета. Немцы же, собираясь обрушиться на Францию, оставили у советских границ всего 12 пехотных дивизий, 9 из которых были второочередными, ландверными и имели очень невысокую боеспособность. Красная Армия в июне 1940–го имела против них в западных приграничных округах 84 стрелковые и 13 кавалерийских и мотокавалерийских дивизий, усиленных 17 танковыми бригадами. Кстати, по числу танков — 200 и более — каждая такая бригада превосходила германскую танковую дивизию. Срок демобилизации 686 тысяч сверхштатных военнослужащих, призванных на финскую войну, в начале мая был отодвинут до 1 июля 1940 года, — вероятно, именно тогда Сталин и планировал начать большой «освободительный поход» в Западную Европу, и прежде всего в Германию.
С подготовкой к этому походу связана и трагическая судьба пленных польских офицеров, захваченных Красной Армией в западных районах Украины и Белоруссии. Вплоть до конца февраля 1940 года их планировали отправить в лагеря на Камчатку по приговорам Особого совещания и держать там, по крайней мере, до окончания мировой войны. Однако 5 марта, вскоре после того, когда в директивах армии и флоту Германия была названа главным вероятным противником Советского Союза, на заседании Политбюро было принято решение об уничтожении 14,7 тысячи польских офицеров и 11 тысяч гражданских лиц польской национальности. Около 22 тысяч несчастных были спешно расстреляны без суда и следствия в апреле и первой половине мая 1940 года.
Почему же так спешно расстреляли поляков? Да потому что в случае начала советско — германской войны эмигрантское польское правительство в Лондоне тотчас становилось союзником Москвы, польских военнопленных пришлось бы освободить и направить на формирование новой польской армии, и эта армия, разумеется, уже не питала бы ни малейших симпатий ни к Советскому Союзу, ни к коммунизму вообще. Такая армия Сталину была бы вредна. Выходит, польских офицеров надо было уничтожить до войны с Германией. Это и было сделано.
