Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений
В четырнадцатый день, то есть февраля 28, турки, совершив скверный свой пост, прикатили вновь пушки к стенам города, и начали стрелять из ручниц и луков так сильно, что греки не в силах будучи стоять на стенах, укрылись, и тайно стреляли в турок из пушек и пищалей и многих убивали. Турки же, не видя на стенах никого, с криком приступили ближе с лестницами, турами, огнем и различными стенобитными орудиями, надеясь тогда же овладеть городом, но греки мужественно отражали нападения их.
Константин, разъезжая по всему городу, возбуждал мужество воинов и повелел звонить во все колокола, дабы стекались для защиты из всех концов города. Тогда звон колоколов, удары пушек, треск оружия, плачь и рыдания жен и детей, сгустившийся от огнестрельных орудий и огня дым, представляли такое ужасное зрелище, что нельзя вообразить – казалось, вся земля колебалась и готова была обрушиться в своих основаниях. Эта битва продолжалась целый день, и только при наступлении ночи турки отступили от города и удалились в свой стан. Греки, утомленные битвою и чрезвычайными усилиями, пали как мертвые на землю, и только одна стража не покидала постов своих.
На утро Царь повелел собрать мертвые тела и погребсти их по долгу Христианскому, и оказалось, что одних только главных и знаменитых мужей пало 1740; немцев же и армян до семисот человек. Потом Царь и вельможи обходили градские стены и видели как изнурены были все бывшим ужасным сражением; посмотрев же на стан турецкий, увидели целые рвы мертвых тел и большие громады, наваленные без всякого порядка, так что насчитали убитых до осьмнадцати тысяч. Константин приказал все оставшиеся у городских стен стенобитные турецкие орудия предать огню, а сам с Патриархом и со всем собором и боярами пошел в церковь возблагодарить Бога за отступление турок, полагая при том, что Махомет видя множество убитых своих воинов, потому и не продолжал долее осады. Однако ж Махомет думал совсем иначе.
На другой день Махомет послал своих сбирать мертвые турецкие тела, и Константин приказал грекам им в том нимало не препятствовать, дабы они могли очистить все рвы, заваленные трупами.
Махомет, увидев великое множество турецких трупов, приказал их жечь, и хотя видел, что не сделав большого вреда грекам, потерял столько воинов, однакож от того не потерял своего духа, а призвав начальников велел им вновь готовить сколь можно более пушек и пищалей, и всему воинству быть в стреле к ежечасным нападениям.
Константин же с своей стороны вновь старался приобрести союзников, и по сему предмету рассылал в разные страны посланников с просьбою о подании вспомоществования в крайне бедственных его обстоятельствах. Он посылал неоднократно и к братьям своим, но те решительно не могли оказать ему никакой помощи, потому, что к стечению всех этих горестных положений, они и сами принуждены были вести войны с соседними их землям народами. Только один зиновианин, Князь, именем Зустеней (а по греческим историям геневезский, из города Генева, по имени неизвестный), поспешил на помощь к грекам на двух кораблях и двух катаргах, имея с собою вооруженных шестьсот мужей храбрых, и пройдя сквозь все морское воинство турецкое, приближился благополучно к стенам константинопольским. Князь сей был мужествен и славен, как увидим из последующего.
Увидев пришедших к себе на помощь воинов, Константин весьма обрадовался и поспешил оказать Князю и сопровождавшим его возможные почести, потому что слава, которой пользовался Князь, уже давно была известна в Греции. Князь испросил под свое охранение самое опасное место города, и Констатин прибавил еще две тысячи воинов к храбрым витязям Князя; и он вскоре, поражая турок и прогоняя их от мест охраняемых им, показал свое мужество и необыкновенную храбрость. И не только он занимал свой пост, но непрестанно обходил городские стены, увещевая всех греков не предаваться унынию, а надеяться на вспомоществование Отца Небесного – чем в самое короткое время приобрел любовь и уважение ото всех, и все с чрезвычайным рвением повиновались ему и слушались его.
Через тринадцать дней после первого приступа турки положили сделать второй, и подступив к стенам города с пушками и прочим нужным для осады, открыли самый жаркий огонь. В числе их пушек были две чрезвычайной величины, (как пишут бытописатели, что ядра этих пушек были величиною в пояс стоящего человека) и поставили эти пушки прямо против той части стен, которую охранял Зустеней. При первом ударе стена, бывшая низка и ветха, сильно поколебалась; при втором сокрушилась, и отпала сверху саженей на пять. В третий раз турки не успели уже выстрелить, потому что ночь наступила уже, – тогда Зустеней приказал в ту же ночь заделать проломанное место в стене, и за оною, прямо против того места, сделать другую деревянную стену, и засыпать землею, – что и было исполнено.
На утро турки опять начали стрелять из пушек, и когда разгромили несколько стены, то выстрелили из большой пушки, ожидая, что разрушат стену ту до основания; но ядро пролетело выше стены, захватя только семь зубцов, и ударясь о стену церковную, разлетелось на части. В полдень они стали приготовлять ту пушку ко второму выстрелу, но Зустеней навел свою пушку противу той, и велел выстрелить, и случилось так, что ядро попало прямо в устье большой пушки и разбило ее. Увидев это, Махомет воспалился яростию, и убеждал своих воинов употреблять все силы к одолению греков.
С страшными криками устремились турки и морем и сушею на приступ города. Греки противились как могли, стреляя из пушек и пищалей, и убивали многих турок. Кроме людей Духовного звания, все без исключения греки участвовали в этой битве. Сам Царь, объезжая стены со всеми своими вельможами, укреплял дух сражающихся; также и Зустеней поспевал везде и ободрял воинов, которые, вдруг услышав звон у церквей, произведенный по повелению Константина, укрепились вдвое и храбро дрались с неприятелем. Убитых и раненых было с обеих сторон чрезвычайно много: турки падали беспрестанно, а греки как снопы валились со стен. Кровь текла рекою, и рвы наполненные трупами убитых служили как бы мостом для турок. К счастью греков, ночь прекратила дальнейшие действия, ибо они так утрудились и изнемогли, что падали, быв не в состоянии преодолеть своей слабости. При наступлении ночи и турки удалились в свой стан. Всю ночь был слышен вопль и стоны раненых, оставшихся на месте битвы.
На другой день греческий Царь приказал собрать тела убитых для погребения, и раненых для пользования, – и было собрано мертвых трупов греков, немцев и армян и других пришельцев пять тысяч семьсот человек. После, того Зустеней, взошед на стены, смотрел на трупы турок, и донес Патриарху и Царю, что число убитых неверных должно простираться до тридцати пяти тысяч. Несмотря на сие, Царь слезно плакал, видя падение своих, и не ожидая ниоткуда помощи; но Патриарх и вельможи старались утешить Царя, и все вошедши в церковь, всю ночь молились Господу Богу.
Махомет, сначала не хотел собирать своих убитых, а вознамерился ими стрелять из пушек в город, в том чаянии, что они там сгниют и осмрадят жителей; но узнав, что город чрезмерно пространен, приказал собрать все трупы и сжечь. Потом в девятый день он вновь повелел полкам своим приступить к Константинополю, и большую пушку отделать как можно крепче. Намерения его были: всякий день поражать греков.
Видя и зная все то, Зустеней пришел с Патриархом и вельможами к Царю, и сказал ему: мы видим, о Царь, как Махомет, неприятель наш, не ослабевает в деле своем, но еще к жесточайшим готовится браням; мы же, не надеясь ни на какую помощь, что можем предпринять к отражению его великих сил? А потому я советую тебе, Царь, выйти из города, и когда окрестные народы узнают о том, то, я уверен, поспешат к тебе на помощь; да и неприятель, услыша о том, отступит от города. – Царь, обливаясь горьчайшими слезами, долго не мог произнести ни одного слова – так велика была скорбь его, наконец он сказал: благодарю за совет, поелику он может быть и полезен мне: но как я могу его исполнить и оставить церкви Божии, и царство, и народ в столь величайшем бедствии? Что обо мне скажут и другие народы? Нет, я не сделаю этого, и умру вместе с вами. Патриарх и вельможи старались поскорее окончить совещание, дабы о том не узнали греки и не пали бы духом. Царь еще раз послал в Амморию и в прочие острова просить о помощи. Во время же бездействия греки выходили за город ночью, делали подкопы и ставили в них сосуды с порохом; на стенах же готовили сосуды с серою и смолою и поскони с порохом.
После сего двадцать пять дней бились почти беспрестанно.
По прошествии оных, турки вновь приступили к городу с большою пушкою, которую утвердили железными обручами; но когда выстрелили из нее, то она опять расселась на части. Махомет рассердился и велел подкатить со всех сторон туры и большие древеса; он хотел турами, древесами и землею наполнить рвы и приблизить многие пушки к городу. Но когда турки, исполняя повеление вождя своего, начали засыпать рвы, тогда греки тайно зажгли порох, поставленный ими в подкопах, и вдруг загремел ужасный гром, земля поднялась с турами, древесами и народом, яко буря сильная, на чрезвычайную высоту, и страшно было слушать треск, вопль и стон турок, так что и сами греки бежали от мест своих в ужасе; люди и древеса с высоты своей упадали кто в город, кто в стан турецкий, кто во рвы и оные все наполнились трупами. Когда греки пришли вновь на стены, то увидели турок в чрезвычайном множестве лежащих во рвах, лили на них смолою и серою, и таким образом умертвив их в бесчисленном количестве, избавились в тот день от поражения и спасли град.
