Франсис Рапп - Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V
Стремительный рост ксенофобии придавал отрицательный оттенок патриотической восторженности. Уже была отмечена антипатия, вызванная присутствием французов. Карл Смелый гордился прозвищем «Великого турка Запада»! Но к итальянцам относились так же плохо, особенно когда они работали на римскую Курию. Немцы больше не могли выносить презрения этих «иноземцев», которые говорили, что «самый плохенький мул умнее немца». Пий II, действительно знавший Германию, долго прожив там, будучи Энео Сильвио Пикколомини хотел, чтобы центр империи возвратился в Италию. «Именно искусные итальянцы породили империю; небрежные немцы похоронят ее», — объяснял он. Подобные высказывания пробуждали старые обиды, восходящие к Каноссе, выраженные Вальтером фон Фогельвейде и оживленные интердиктом, провозглашенным против сторонников Людовика Баварского. Во время соборного кризиса сторонник Курии, Дитрих Ниемский, который вплотную столкнулся с низостью своих римских коллег, дал волю гневу и потребовал основательно очистить эти Авгиевы конюшни. Позже прелаты и доктора захотели последовать примеру короля Франции, прагматическая санкция которого защитила в 1438 г. галликанскую Церковь от римского господства. Принцы, собравшись в Майнце в следующем году, полагали, что они могли бы предписать соблюдение 23 декретов, призванных реформировать германскую Церковь, впервые названную таким образом. Они ошибались, так как, если Всехристианнейший, возглавляя воссоединенное королевство, мог испугать Курию, папа прекрасно понимал, что единство немецких князей может быть легко сломлено. Изощренные действия позволили Папскому престолу заставить принять Соглашение, условия которого обсуждались с Фридрихом III. Не ущемляя серьезно интересы римлян, оно предоставляло германской Церкви ощутимые преимущества — успех этих переговоров позволил Фридриху явиться в Рим, где 16 марта 1452 г. состоялась его коронация, — но, как и все договоры, оно могло по-разному воплотиться в жизнь, в зависимости от того, кто из подписавших был достаточно силен, чтобы воспользоваться его выгодными сторонами. В данном случае, Германия была слишком слаба, чтобы Соглашение не обернулось для нее в невыгодном свете. Протесты начались с 1451 г.; высокопоставленные лица, выборщики Трира в 1452 г., Майнца в 1455 г., взялись за епископскую налоговую систему, которая, как они говорили, превратила бы Германию в пустыню! Юристы на службе этих прелатов, Геймбург и Мэр среди прочих, выступили с обвинением крайнего насилия. Отголоски этой резкой критики достигли горожан. Отдельные хроники обвиняли папство в разорении империи. Будущий Пий II напрасно старался улестить немцев в Germania, он их совсем не успокоил. Легенды, первые следы которых встречаются в рукописях XII века, нашли свое продолжение; их героем был молодой человек из Найма, прозванный римлянами Матерн, проповедовавший Евангелие в Германии. Весть о Спасении, таким образом, пришла прямо из Палестины. Такая непосредственность предписывала немцам выполнения следующих заданий: так как римляне были неспособны реформировать Церковь, Германия должна была взять на себя руководящую роль. Пророчество Гамалеона гласило, что немцы однажды снова будут владеть миром, изберут сильного императора, который соберет церковный собор в Ахене, назначит патриарха в Майнце, заменив ecclesia Romana на ecclesia Germanica. Мессианизм смешивался с патриотизмом.
Если немцы чувствовали в себе призвание реформировать Церковь, они не забывали, что империя также нуждалась в восстановлении. Они не могли утверждать, что империя им была вручена Провидением, и позволить ей плыть по течению. Сознание необходимости ревностно работать в этом направлении, казалось, охватило всех. К 1450 г. театральная постановка, подготовленная в Нюрнберге на Масленицу, изображала Великого турка, предлагающего зрителям навести порядок в делах империи, так как немцы отлынивают от работы. Очевидно, тему реформы чаще поднимали священники, чем либреттисты народного театра. Между 1417 и 1510 гг., одиннадцать различных проектов увидели свет, смешивая утопические взгляды с очень реалистичными размышлениями. Иногда там встречались воспоминания о былой славе. Дитрих Ниемский сожалел о временах Оттона и Барбароссы. Он сравнивал империю с телегой, которая уже потеряла два колеса, Арль и Ломбардию, а два других, Германия и Италия, уже не держатся. Не нужно было современным немцам растрачивать сокровища, накопленные предками, ругал Intelligentia pririncipum в 1461 г., и одновременно д’Андло призывал своих соотечественников вспомнить о translatio imperii; избранные Небесами, чтобы руководить судьбами империи, они были должны последовательно выполнять эту миссию. Еще нужно было указать им дорогу, по которой нужно следовать. Им были представлены дерзкие, слишком дерзкие планы. Иоб Вернер, один из самых преданных сторонников короля Роберта, воспел в Avisamenta свободу. Ничего жестокого, бесполезно авторитарного не должно сохраняться в политической организации империи. Советники, избранные в семидесяти двух провинциях, представляли бы города и князей; они заседали бы в столице, которую выбрал бы император, и, черпая элементы этого законодательства в римском праве, составили бы кодекс, который, говоря простым языком, гарантировал бы всем членам общества гармоничные взаимоотношения. Concordia catholica, составленная Николаем Кузанским пятнадцатью годами позже, подчеркивала необходимость силы, о которой Вернер не заботился. Армия представлялась необходимой этому прославленному кардиналу. Чтобы заплатить людям и за обмундирование, должны были взиматься налоги, умеренные, но достаточные. Как и Церковь, выразителем мнения которой он был, империя должна была подтолкнуть подчиненных к решениям, принятым властью. Следовало создать двенадцать округов, и в каждом из них было бы установлено место суда, где три судьи представляли бы три класса общества: духовенство, дворянство и буржуазию. Эти тридцать шесть судей собирались бы раз в год во Франкфурте и разработали бы новые законы в соответствии со сложившейся ситуацией, а контроль за исполнением возлагался бы на правителя. Этому плану была присуща ясность труда по конституционному праву, но как эта чистая конструкция была далека от многообразия реальности! Этот котлован мог сильно разочаровать тех, кто намеревался его преодолеть. Возникала масса соблазнительных идей реформ, но немцам не хватало именно достижений. Когда они смотрели со стороны Франции, они видели, что государство постоянно меняется, то есть совершенствуется, но очень мало говорилось о реформах.
Реформы Церкви и Государства были тесно взаимосвязаны; не только потому, что в обеих областях именно священники умудрялись находить решение задач, поставленных быстро растущими злоупотреблениями и слабостями, но еще потому, что время глубоких реорганизаций прошло. После роспуска церковного собора в Базеле в 1449 г. папы снова крепко держали в руках бразды правления и не намеревались позволять себе диктовать, как править: речь больше не шла о реорганизации верховной власти, in capite. Но это не было причиной опускать руки. На всех уровнях иерархии, от епископа до приходского священника, от аббата, пожалованного митрой, до настоятеля монастыря, каждый священник должен был улучшать соразмерно с возможностями положения общины, управление которой возлагалось на него. Глава христианства в настоящий момент не мог подвергнуться реформам. Следовательно, они касались его членов. Подобным образом дела обстояли и в империи. Но из-за невозможности подчинить государство единой идее, пропустить через него единый нерв власть, необходимый для сохранения справедливости и мира, не следовало ли в княжествах, сеньориях и городах осуществлять reformatio in membris?
Реформа составляющих и ее недостаточность
В политическом плане война может породить прогресс. Итак, в XV веке новые технологии пришли на службу военному искусству. Огнестрельное оружие, появившееся на полях сражений начиная с 1350 г., совершенствовалось. Артиллерия становилась мобильнее; порох становился лучше, чем прежде; больше не нужны были огромные стальные трубы, чтобы снаряд мог достигнуть цели. Выдвинуть на боевую позицию орудия стало отныне легче и быстрее. Нападающие почти внезапно могли начинать артобстрел; отныне высота укреплений была меньше, чем их толщина, а чтобы ответить на стрельбу атакующих, подвалы были удобнее, чем башни. Но эти усовершенствования появились в армии еще до 1400 г. Что действительно было внове, так это значительная роль пехоты. Некогда, отодвинутая кавалерией, она снова заняла место «королевы сражений». Действительно, для стрелка, ведущего огонь из луков, арбалетов и аркебуз, скорость передвижения была не важна, чтобы уничтожить врага. Удар, наносимый при массовом наступлении пехоты, был, следовательно, более опасен. Швейцарцы поняли это первыми. Их батальоны, состоявшие из нескольких сотен пехотинцев, Gewalthauffen, шли стройными рядами на врага под звуки флейт и барабанов. Их железная дисциплина подтверждала сплоченность этих подразделений в каре. Она принесла им многочисленные победы и репутацию знатоков боя. Их примеру последовали швабы, которые чтобы отличаться от швейцарцев, назвали себя Landsknechte, ландскнехтами, но могли поспорить по боевым качествам с ними. Демографический рост, произошедший после 1450 года, наполнил рынок солдатами, которых вербовали полководцы, озабоченные и своим состоянием, и лаврами победителей. Ни швейцарцы, ни швабы не сражались только ради славы, и «кондотьер», который их вербовал, имел свою долю с их добычи. Конница также оставалась полезной. Чтобы пополнить их ряды, представленные вассалами, князья заключили соглашения с дворянами, которые обещали ответить на первый призыв; поскольку они ждали призыва к мобилизации дома, их называли Diener vom Hause aus; и даже дома они считались на службе.
