Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой)
- Ровно десять лет тому назад, - говорил шаньсиец, - неподалеку отсюда, в моей родной Шаньси, я вот так же шел в полной темноте впереди отряда, которым командовал товарищ Фу Би-чен. Это было мое первое сражение с японцами, и оно едва не стало и последним. Тогда я получил пулю в спину от своих...
Только тут командир вскинул на рассказчика удивленный взгляд и мимоходом переспросил:
- Извините я не ослышался: от своих?
- Да. Это была моя вина: я побежал вперед, в сторону японцев, раньше времени, и свои приняли меня за изменника...
- Зачем же вы побежали? - все так же невнимательно спросил командир.
- Должен вам сознаться, что тогда я не меньше, чем о победе, думал о тех, кто остался на мельнице...
- На мельнице?
Командир споткнулся о камень в подземном ходе и успел уже забыть о своем вопросе, когда начальник разведки сказал:
- На мельнице остались моя жена и маленький цветок нашей жизни дочь... Она умела только лепетать: мяу-мяу.
- Маленький цветок... - повторил за ним командир. - Как вы думаете, что могло случиться с Цзинь Фын?
- Война есть война, - ответил начальник разведки и, направив свет фонаря на новое препятствие, предупредил: - Пожалуйста, не споткнитесь.
- Вы заговорили о своей девочке, и я невольно вспомнил нашу маленькую Цзинь Фын.
- Была отличная связная.
- Я не хочу вашего "была", - несколько раздраженно произнес командир. Я надеюсь.
- Война есть война, - повторил начальник разведки.
- Но война не мешает же вам помнить о вашем маленьком цветке.
- О, теперь мой цветок уже совсем не такой маленький - ему одиннадцать лет.
- Вот видите: вы о нем думаете!
- Да, но только думаю. За десять лет я видел мою дочь всего один раз, когда мы проходили через Шаньин. Там она живет и учится в школе для детей воинов... Если бы вы знали, какая она стала большая и ученая! Гораздо более ученая, чем старый мельник, ее отец. - Он подумал и заключил: - Если война продлится еще года два, она тоже станет "дьяволенком" и, может быть, будет связной в таком же отряде, как наш.
- Нет, война на китайской земле не продлится два года, она не продлится даже один год. Заря великой победы уже поднялась над Китаем. Враги бегут, а недалек день, когда мы сбросим в море последнего гоминдановского изменника и последнего янки. И никогда-никогда уже не пустим их обратно.
- Да, у народа мудрые вожди, - согласился начальник разведки, - и храбрые полководцы: враг будет разбит, даже если нам придется воевать с ним еще десять раз, по десять лет каждый.
- Война - великое бедствие, ее не должно быть больше, - возразил командир. - Наша мудрость говорит: "Гнев может опять превратиться в радость, злоба может опять превратиться в веселье, но разоренное государство не возродится, мертвые не оживут. Поэтому просвещенный правитель очень осторожен по отношению к войне, а хороший полководец остерегается ее. На этом пути сохраняешь государство в мире и армию в целости". Ваш цветок уже не будет связным в отряде, подобном нашему. Потому что не будет больше подземной войны, и никакой войны не будет. Ваш цветок будет учиться в Пекинском университете и станет ученым человеком.
- Девушка? - с недоверием спросил начальник разведки. - Извините меня, но я этого не думаю.
- Могу вас уверить, - сказал командир. - Женщина Китая уже доказала, что ни в чем не уступает мужчине. Посмотрите, как она трудилась во время войны, ведя хозяйство ушедшего на борьбу с врагом мужчины! Посмотрите, как она с оружием в руках дралась бок о бок с мужчиной! Неужели же вы сомневаетесь, что она займет свое место рядом с ним и после войны?
- Мужчина - это мужчина, - проговорил бывший мельник. - Я не уверен...
Командир перебил его:
- Спросите себя: чего вы хотите для своего цветка? И вы узнаете, чего хотят для своих дочерей все китайцы.
- И вы тоже? - спросил шаньсиец.
- У меня нет больше ни жены, ни дочери, ни дома. Но я надеюсь, что Цзинь Фын заменит мне дочь, как только кончится война.
- И вы хотите, чтобы она тоже училась в Пекинском университете?
- Непременно! - уверенно проговорил командир. Он хотел сказать еще что-то, но тут в лицо ему потянуло свежим воздухом: выход из-под земли был близок. Командир остановился и поднял фонарь, чтобы собрать растянувшийся отряд.
14
В свете фонаря, который нес начальник разведки, своды катакомб казались еще ниже, чем были на самом деле, они давили на идущих всеми миллионами тонн земли, лежащей между подземельем и ночью озаренной непрерывными вспышками орудийных выстрелов и разрывов. Внизу не было ни выстрелов, ни грохота разрывов. Воздух там был неподвижен, холоден и сыр. Тени идущих, отбрасываемые неверным мерцанием фонаря, приводили в движение стены ходов и неровные своды; они ломались и даже как будто извивались, теряя временами свои подлинные очертания и заставляя идущего впереди начальника разведки приостанавливаться, чтобы различить знаки, отмечающие повороты.
Начальник разведки двигался медленно. Не столько потому, что он был ранен в ногу, сколько потому, что шедший за ним приземистый боец не мог итти быстро. Его лицо лоснилось от пота, из-под закатанных рукавов ватника виднелись напряженные жгуты мускулов. Ему было тяжело нести Цзинь Фын, найденную "кротами" в подвале разгромленного ими дома американо-гоминдановской тайной полиции. Боец нес девочку почти на вытянутых руках, боясь прижать к себе. Это причинило бы ей страдания. Боец изредка останавливался, чтобы перевести дыхание.
Иногда во время таких остановок боец присаживался на корточки, чтобы упереть локти в колени. Его локти дрожали мелкой-мелкой дрожью, и все же он не решался опустить ношу. Командир приказал вынести ее из города подземными ходами и доставить в усадьбу католической миссии, где медицинская служба НОА уже развернула полевой госпиталь. Боец и считал, что только там он сможет опустить искалеченную Цзинь Фын на стол перед врачами. Наверно, они поставили там такие же столы, накрытые белыми клеенками, какой был у их собственного врача Цяо Цяо в подземелье "Красных кротов".
Пока боец отдыхал, начальник разведки строил предположения о том, что может сейчас делаться наверху. Он был ранен в то время, когда, атакованные "кротами" с тыла и с фронта, японские бригады смертников прекратили сопротивление и сдались, открыв проход у Южных ворот Тайюани. Ни начальник разведки, ни тем более простой боец не имели представления о том, что этот боевой эпизод вовсе не был началом штурма Тайюани, а одною из последних фаз падения этой сильной крепости врага, столько времени державшейся в тылу НОА. Впрочем, не только эти двое не знали истинных размеров победы под Тайюанью, где было взято в плен около восьмидесяти тысяч гоминдановских солдат, из числа девятнадцати дивизий, составлявших гарнизон крепости. Остальные, пытавшиеся остановить победоносное наступление народа, были уничтожены...
Ни начальник разведки, ни простой боец этого еще не знали. Они еще только гадали о том, что, может быть, скоро Тайюань падет и 1-я полевая армия Пын Дэ-хуая двинется дальше на запад, чтобы изгнать врага из Нинся, Ганьсу, Цинхая и Синцзяня.
Оба они не могли еще иметь представления о том, что меньше чем через месяц после падения Тайюани падет и главная база американских войск и флота в Китае - Циндао - и солдаты морской пехоты США покинут Китай, чтобы уже никогда-никогда в него не вернуться. Пройдет не два года и даже не год, а всего шесть лун, и на весь мир прозвучит клич Мао Цзе-дуна:
"Да здравствует победа народно-освободительной войны и народной революции!
Да здравствует создание Китайской народной республики!"
И начальник разведки отряда "Красных кротов", бывший мельник из Шаньси, впервые ставший солдатом в отряде Фу Би-чена, и молодой боец, чьего имени не сохранила история, который, как драгоценнейшую ношу, держал на руках маленькую связную Цзинь Фын, услышат этот призыв вождя, если только к ним не будут относиться скорбные слова председателя Мао, при произнесении которых склонятся головы миллионов:
"Вечная память народным героям, павшим в народно-освободительной войне и в народной революции!.."
Но сейчас ни тот, ни другой не знали, что будет через полгода, как не знали и того, что случится завтра и даже через час.
Сделав несколько затяжек из трубки, раскуренной спутником, молодой боец поднимался и шел дальше. Так прошли они больше четырех ли и приблизились к последнему разветвлению: направо галлерея уходила к деревне, лежащей на пути в миссию, налево, через какую-нибудь сотню шагов, были расположены пещеры, представлявшиеся им не менее близкими, чем отчий дом, ибо в них они провели много-много дней среди своих боевых товарищей. Тут старый рябой шаньсиец остановился.
- До выхода, ведущего к миссии, по крайней мере, два ли, - сказал он словно про себя. - И кто может знать, свободен ли этот выход и приведут ли нас ноги в миссию, а здесь, в нашем старом штабе, есть наша верная боевая подруга, доктор Цяо Цяо, с руками легкими и искусными...
