Петер Гостони - Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
У Колонны Победы меня ожидал полковник Элерс. Мы подробно обсудили, как превратить проспект во взлетно-посадочную полосу, и я сразу же отметил, что взлетно-посадочная полоса получится здесь слишком узкой. Проспект Ось Восток – Запад имел ширину всего лишь 65 метров, а размах крыльев у «Юнкерса-52» достигал 30 метров. Таким образом, с каждой стороны оставалось всего лишь по 15 метров свободного пространства. Я отдал приказ повалить деревья по обеим сторонам улицы, чтобы взлетная полоса достигла по крайней мере 120 метров в ширину. Работа закипела. Выбоины на проезжей части проспекта были засыпаны песком.
Я все еще разговаривал с Элерсом, когда услышал у себя над головой гудение «Шторьха», – пилот убрал газ, и «Физелер» приземлился как раз перед Бранденбургскими воротами. <…> Когда я подъехал к месту посадки, то застал там только двоих солдат. Они рассказали мне, что из самолета выбрались раненый высокопоставленный офицер и женщина. Они взяли первую попавшуюся машину и поехали на ней в рейхсканцелярию. Само собой разумеется, я немедленно отправился туда и узнал, что Ханна Рейч доставила на своем самолете генерал-полковника Грейма».
Ханна Рейч рассказывает:
«Мы проехали [на грузовике] через Бранденбургские ворота, вдоль Унтер-ден-Линден, потом по Вильгельм-штрассе и свернули на Фоссштрассе. То, что я увидела во время этой поездки, показалось мне нереальными театральными кулисами, когда я вспоминала гордый уличный фасад довоенного времени. От него не осталось ничего, кроме мусора, пепла и едкого дыма пожарищ.
Мы остановились перед входом в бункер рейхсканцелярии. Стоявшие в карауле эсэсовцы отнесли генерал-полковника в операционный отсек бункера [при перелете через внутренний оборонительный обвод Берлина в Грейма попала пуля, выпущенная при обстреле самолета русскими пехотинцами], где доктор Штумпфеггер сразу же оказал ему срочную медицинскую помощь. После этого нас (а генерал-полковника лежащим на носилках) проводили в бункер фюрера, находившийся двумя этажами ниже. На лестнице нам повстречалась фрау Геббельс, которую я видела впервые. Но я сразу узнала ее по многочисленным фотографиям в прессе. Несколько секунд она смотрела на нашу маленькую процессию широко раскрытыми глазами, словно не веря тому, что здесь вообще могут появляться какие-то новые люди. Потом со слезами на глазах она обняла меня.
В бункере фюрера в маленьком, похожем на прихожую коридоре мы встретили Адольфа Гитлера. Он стоял с застывшим взглядом, сильно наклонившись вперед, а обе его руки сотрясала сильная дрожь. Фюрер приветствовал нас глухим, едва слышным голосом.
Грейм доложил о своем прибытии. Гитлер слушал его спокойно и сосредоточенно. Когда Грейм закончил свой доклад, Гитлер взял его за руку и сказал, повернувшись ко мне: «Вы смелая женщина! Есть еще в этом мире верность и мужество!»
Потом мы узнали от него, почему он приказал вызвать сюда в Берлин генерал-полковника Грейма. Фюрер считал, что Геринг предал его. Гитлер показал Грейму ставшую известной радиограмму, в которой Геринг просил подтвердить его право преемственности.
«Ничто в этом мире меня не миновало, ни разочарование, ни измена, ни бесчестность, ни предательство, – горько молвил фюрер. – Я приказал немедленно арестовать Геринга, лишить его всех должностей и звания рейхсмаршала и исключить из всех организаций».
Потом он назначил Грейма преемником Геринга с одновременным производством его в генерал-фельдмаршалы».
В течение двух дней Ханна Рейч оставалась в рейхсканцелярии вместе с новоиспеченным генерал-фельдмаршалом.
Когда Ханна не исполняла обязанности сиделки у постели раненого Грейма, она посвящала свое время детям Геббельса.
«Войдя в комнату, я увидела шесть прелестных детских мордашек в возрасте от четырех до двенадцати лет, которые с нескрываемым любопытством смотрели на меня со своих узких двухъярусных кроватей. То обстоятельство, что я умела летать, тотчас широко распахнуло врата их богатой детской фантазии. Пока я, взволнованная событиями последних часов, умывалась, они без умолку тараторили и, перебивая друг друга, расспрашивали меня, невольно вовлекая в свой яркий детский мир. С этого момента я должна была приходить к ним к каждой трапезе, рассказывать им о дальних странах и людях, которых я там встречала, о своих полетах или же пересказывать им их любимые сказки. <…> В братской любви малышек друг к другу было что-то необычайно трогательное. Поскольку одна из сестер из-за ангины лежала в отдельной комнате, мне приходилось время от времени прерывать свой рассказ, чтобы кто-то из ее сестер по очереди мог пересказать больной сестренке продолжение сказки. <…>
Громыхание и грохот разрывов не особенно тревожили их: они по-детски верили тому, что им сказали взрослые, что таким образом «дядя фюрер» побеждает своих врагов. Когда однажды самая младшая из них расплакалась, то старшие сестры быстро успокоили ее этими словами».
Для Ханны Рейч было очевидно, что конец близок, что это дело всего лишь нескольких дней.
«Уже в первую ночь [с 26 на 27 апреля], которую я провела в бункере, русские окончательно пристрелялись к рейхсканцелярии. Над нашими головами с все возрастающей мощью непрерывно грохотал артиллерийский огонь. Под громыхание и грохот разрывов даже в этих самых нижних помещениях бункера с потолка и со стен осыпалась штукатурка. О сне можно было забыть. Каждый находился в состоянии постоянной боевой готовности.
Я нисколько не сомневалась в том, что конец неумолимо приближался: да и все остальные чувствовали это. Это ощущение близкого конца парализующе действовало на всех затворников и порождало искусственно вызванную надежду, которая противоречила здравому смыслу. Ближайшее окружение Гитлера жило полностью изолированно от событий, происходивших наверху, где шла отчаянная битва за оставшуюся часть Берлина и оставшуюся часть Германии. Несмотря ни на что снова и снова всех охватывала надежда на спасение. Она подпитывалась слухами и сообщениями, которые время от времени доходили до бункера. Это приводило к возникновению представлений, которые с учетом сложившегося положения создавали искаженное отображение действительности. Сюда же относилась и надежда на деблокирование Берлина».
Эта надежда на освобождение находила свое отражение и во время ежедневных совещаний, которые Гитлер проводил в бункере рейхсканцелярии. Вот протокол совещания от 27 апреля 1945 года:
«Кребс. Брюнн (Брно в Чехии. – Ред.) потерян. Сейчас Шёрнер начинает наступление в северном направлении. Мощная атака на позиции 9-й армии с юга силами русской 28-й армии, которая была переброшена из Восточной Пруссии.
Гитлер. Сейчас наилучшей помощью 9-й армии было бы стремительное наступление Шёрнера.
Кребс. Венк вышел к южному углу озера Швиловзе. Оборонительный район Потсдам хочет создать плацдарм под городом Капут. В полосе обороны 9-й армии [генерала Буссе] очень сильные атаки на позиции южной группы соединений его войск. Противник прорвался и повернул на восток. В ходе атаки на запад войска 9-й армии вышли к населенному пункту Мюггендорф, но наш растянувшийся фланг был атакован противником. Большие трудности со снабжением, нет горючего. Горючее будет доставлено сегодня самолетами 6-го воздушного флота. Противник продолжает оказывать сильное давление с востока и северо-востока.
Гитлер. Я не понимаю направления атаки. Он [генерал Буссе] наносит удар в пустоту.
Кребс. До такой степени ухудшилась свобода маневрирования.
Гитлер. Он наносит удар в пустоту в отношении обеспечения собственного фланга. Если бы он наступал на северо-запад и продвинулся бы на такое же расстояние, как сейчас, то находился бы уже значительно западнее.
Геббельс. Поступило сообщение от гауляйтера, что группа Венка соединилась с плацдармом под Потсдамом.
Гитлер. Если здесь действительно энергично продолжить наступление, то дело сдвинется с мертвой точки, так как в этом районе у противника только тыловые части.
Кребс. Западнее Берлина противник не добился успеха. Кейтель докладывает, что «боевая группа Хольсте» своими ослабленными ударными отрядами смогла значительно продвинуться в районе городов Науэн и Креммен и что эти отряды будут усилены подразделениями 199-й дивизии.
Гитлер. Самое время, чтобы она вступила в бой.
Кребс. Если это произойдет, то вполне возможно, что удастся восстановить связь.
Гитлер. Я повторяю еще раз, насколько лучше могла бы действовать 9-я армия. Уже сейчас была бы установлена связь между Венком и 9-й армией.
Кребс. У 3-й танковой армии дела совсем плохи. Относительно слабая линия фронта прорвана под Пренцлау на глубину несколько километров. Отдан приказ остановить наступление противника на новом рубеже обороны. Пока нет донесений о положении в Штеттине [ныне Щецин]. Под Камином [ныне Камень-Поморски] противник закрепился на острове, расположенном напротив. На Эльбе без изменений.
