Николай Копосов - Хватит убивать кошек!
Milo D. S. Pour tine histoire expérimentale, ou le gai savoir // Alter Histoire. Essais d’histoire expérimental / Pub. par D.S Milo, A. Boureau. Paris: Les Belles Lettres, 1991. P. 43.
245
См. главы 14, 15 и 16.
246
Braudel F. Ecrits sur l’histoire. Paris, 1969. P. 112.
247
Miller G. A. The Magical Number Seven, Plus or Minus Two: Some Limits on Our Capacity for Processing Information // Psycholohical Review. Vol. 63. № 2. 1956. P. 81–96.
248
Lakoff G. Women, Fire and Dangerous Things. What Do Categories Reveal About the Mind. Chicago, London: The University of Chicago Press, 1987. Johnson M. The Body in the Mind. The Bodily Basis of Meaning, Imagination, and Reason. Chicago London: The University of Chicago Press, 1986.
249
Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1973. С. 99–100.
250
Несмотря на мечту Блока о создании «идеального языка» общепринятых и однозначных терминов, раздел о терминологии в «Апологии» показывает это с полной очевидностью (Блок М. Апология истории. С. 86–97).
251
Febvre L. Combats pour l’histoire. P. 58, 438.
252
Windelband W. Geschichte und Naturwissenschafl // Präludien. Tübingen: Mohr, 1921. Bd. 2. S. 136–160; Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. СПб.: Наука, 1997.
253
Гартман И. Проблема духовного бытия // Культурология. XX век. Антология. М.: Юристъ, 1995. С. 632; Certeaii M.de. L’opération historique // Faire de l’histoire / Pub. par J. Le Goff, P. Nora Paris: Gallimard, 1974. Vol. I. P. 32.
254
Burger T. Max Weber’s Theory of Concept Formation. History, Law, and Ideal Types. Durham (North Carolina): Duke U. P., 1976. P. 140.
255
Cassirer E. The Logic of Humanities. New Haven: Yale U. P., 1961. P. 137–140.
256
Passeron J.-C. Le raisonnement sociologique. L’espace non-popperien du raisonnement naturel. Paris: Nathan, 1991. P. 60–61.
257
См. главу 5. См. также: Копосов Н. Е. Как думают историки. М.: Новое литературное обозрение. 2001 (глава 2).
258
См. главу 3.
259
Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2002.
260
Уайт X. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2002. С. 21. Уайт связывает с преобладанием иронического духа «теоретическую апатию лучших представителей современной академической историографии», и книга Дарнтона, пожалуй, не опровергает такой диагноз.
261
Хапаева Д. Р. Время космополитизма: Очерки интеллектуальной истории СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2002.
262
Febvre L. Combats pour l’histoire. Paris: A Colin, 1965. P. 438.
263
Meyerson I. Les fonctions psychoiogiques et les oeuvres. Paris: Vrin, 1948. P. 69.
264
Термин рубрикация заимствован у А. Маслоу: Mitslow A. The Psychology of Science. New York; London: Harper and Row, 1966. P. 29–81.
265
Если оставить в стороне политику, эта модель весьма близка лабруссовской модели истории на трех уровнях, которая во французском контексте выражала совсем другой психологический опыт, что и неудивительно с учетом роли социальной конвенции в производстве символических форм.
266
«Разве стерпит пишущий, чтобы его письмо подвергали психоанализу?» (Барт Р. Избранные работы: Семиотика, поэтика. М., 1989. С. 138).
267
Слово «неосознанный» не следует понимать только буквально. Многие ментальные установки вполне осознаются и формулируются. Неосознанными при этом остаются их вненаучное происхождение и подлинная роль в системе взглядов.
268
Так, с точки зрения Маркса и Энгельса, существуют рабовладельческие, феодальные или капиталистические производственные отношения, и вопрос о сущности и особенностях каждого из этих типов разработан ими достаточно детально, но у них нет и речи о существовании специфических рабовладельческих, феодальных и т. д. производительных сил.
269
В «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», «Классовой борьбе во Франции» и в «Революционной Испании» Маркса центральное место занимает анализ классовой борьбы. В «Манифесте Коммунистической партии» всемирная история до такой степени рассматривается как борьба классов, что создается впечатление, будто последние представлялись Марксу и Энгельсу своего рода антропоморфными персонажами, действовавшими на подмостках истории. «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса — труд о том, как возникли классы и как господствующий класс создал аппарат для удержания в повиновении угнетенного класса. В «Крестьянской войне в Германии» Энгельса после нескольких слов об экономике начала XVI в. и более подробного обзора классовых противоречий идет детальное описание классовой борьбы и ее программ. Я уже не говорю о многочисленных статьях Маркса и Энгельса по истории рабочего движения или о текущей политике, где классовому анализу неизбежно принадлежит главное место. Даже в «Капитале» главным предметом исторического анализа является эволюция производственных отношений, иными словами, историческое бытие классов.
270
Ср.: Бердяев Н. Л. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. C. 80–84.
271
См.: Бердяев НА. Христианство и классовая борьба // Искусство Ленинграда. 1989. № 4. С. 85.
272
Организатор марксистской историографии в СССР М. Н. Покровский, считавший, что «классовая борьба есть главный двигатель исторического процесса» (Покровский М. Н. Историческая наука и борьба классов. М.; Л., 1933. Вып. 1. С. 107), главной темой своих исследований сделал классовую борьбу, в первую очередь — историю революционного движения в России. «Школа Покровского» была осуждена Сталиным, однако этот ее методологический принцип был воспринят советской историографией.
273
Характерна научная специализация ведущих советских историков 1930–1960-х гг. Б. Д. Греков уделял особое внимание истории крестьянства, М. Н. Тихомиров — истории городов и классовой борьбы в допетровской Руси, М. В. Нечкина — восстанию декабристов, Н. М. Дружинин — крестьянской политике царизма и революционному движению XIX в., А. М. Панкратова — истории рабочего класса и революции 1905 г., И. И. Минц — истории Октябрьской революции, А. Л. Нарочницкий — истории международных отношений, Н. М. Лукин — истории Великой французской революции и Парижской коммуны, Е. В. Тарле — истории рабочего класса Франции, Великой французской революции и внешней политике России, В. П. Волгин — истории утопического социализма. Главный труд Л. В. Черепнина «Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв.» (М., 1960) посвящен задаче выявить классовые предпосылки политической централизации и показать влияние классовой борьбы на ее ход. Обзор хозяйственного развития Руси полностью подчинен анализу классов и их интересов, а история государственных учреждений в книге вовсе не рассматривается. В классическом труде Б. Д. Грекова «Киевская Русь» (М.; Л., 1944. 4-е изд.) проблематика глав о состоянии сельского хозяйства и сельскохозяйственной техники сводится к доказательству господства земледелия на Руси уже с IX в. (потому что иначе говорить о феодальном характере киевского общества было бы нелепо), а глав о политическом строе — к доказательству тезиса о том, что Киевская Русь была государственным (т. е. классовым), а не догосударственным образованием и что господствовала в ней земельная знать. Главное же содержание книги представляет собой анализ форм крестьянской зависимости. В капитальном исследовании того же Б. Д. Грекова «Крестьяне на Руси» (М.; Л., 1946) экономическим сюжетам (технике земледелия, рыночным связям) уделено около 60 страниц из 950. Что касается истории культуры, то среди множества примеров наиболее характерным мне кажется изучение западноевропейского Средневековья. С. Д. Сказкин в предисловии к незаконченной книге «Основы средневекового миросозерцания» теоретически обосновал классовый подход к анализу теологических концепций, который Н. А. Сидорова применила на практике, вскрыв классовое содержание теологических споров XII в. (Сказкин С. Д. Из истории социально-политической и духовной жизни Западной Европы в Средние века. М., 1981. С. 98–127; Сидорова Н. А. Очерки истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953). Исследования названных ученых важны не только как типичные примеры: их проблематика была в основном воспринята сложившимися вокруг них школами. Это видно, например, из оглавления томов о советской историографии в коллективном труде «Очерки истории исторической науки в СССР», изданном под редакцией М. В. Нечкиной (М., 1955–1985. Т. 1–5). Показательны, разумеется, только те случаи, когда авторы отступают от чисто «географически-хронологической» рубрикации тематики исторических исследований. Вт. 4, посвященном историографии 1920–1930-х гг., обзор исследований по русской истории XIX — начала XX в. построен по следующим темам: 1) социально-экономические отношения; 2) революционное движение; 3) империализм; 4) пролетариат в конце XIX — начале XX в.; 5) революция 1905 г.; 6) внешняя политика. В т. 5, посвященном историографии 1940–1960-х гг., исследования советских историков по истории XIX в. сгруппированы по следующим темам: 1) социально-экономическая история; 2) революционное движение и общественная мысль; 3) внешняя политика. Рубрикация же исследований о начале XX в. такова: 1) социально-экономическая история; 2) история пролетариата; 3) революция 1905 г.; 4) внешняя политика. Для сравнения приведу аналогичную рубрикацию из т. 3 «Очерков…», посвященного историографии двух предреволюционных десятилетий: 1) история государства; 2) аграрная история и история крестьянства; 3) история промышленности и торговли; 4) история рабочего класса; 5) история общественной мысли и общественного движения; 6) история внешней политики. Попытка применить к дореволюционной историографии привычные клише очевидна, но не менее очевидно и «сопротивление материала». В русской историографии серьезно было поставлено изучение экономической истории и особенно истории государственных учреждений. Не менее показательна, чем рубрикация работ по русской истории, рубрикация в т. 4 «Очерков…» советских исследований по Новой истории зарубежных стран: 1) буржуазные революции XVII–XIX вв.; 2) промышленный переворот; 3) домарксовы социалистические учения; 4) история марксизма; 5) международное рабочее и социалистическое движение в последней трети XIX — начале XX в. При этом не следует заблуждаться относительно содержания работ о промышленном перевороте: в них главной темой является развитие пролетариата.
