Иван Черных - Школа террористов
Когда мы тронулись от поста ГАИ, за нами покатили "Мерседес" с мигалкой и желтый "жигуленок", в которых сидели по трое полицейских. "Мерседес" тут же обогнал нас и пошел впереди.
- Держись за ним, - приказал Петрунеску.
Дорога была уже запружена автобусами, грузовыми и легковыми машинами. По-прежнему на перекрестках стояли бронетранспортеры, а около них небольшими группами - солдаты. Все было тихо и спокойно, и это радовало: значит, народ правильно воспринял введение чрезвычайного положения. Но народ, как утверждают некоторые политики, это стадо. А вот как поведут себя пастухи?..
Иона Георгиевич по-прежнему молчалив и задумчив. Его телохранители Руссу и Саракуца, как часовые на посту, не перебросятся и словом, пристально осматривают каждую встречную и обгоняющую машину, готовые в любую секунду открыть огонь из лежащих на коленях автоматов.
Чем дальше отъезжаем от Кишинева, тем свободнее становится дорога. И в проносившихся мимо селах людей не видно, словно они попрятались и затаились в ожидании опасности. Тишина настораживала и давила. Так было в Афганистане, когда, пробираясь по горам, мы за каждым камнем ждали засаду. А здесь без засады справа и сзади сидят мои враги, готовые по первому знаку пустить мне пулю в затылок... Я загнан в угол, но почему-то пока меня не трогали, для какой-то цели держали. Петрунеску даже не спрашивал о Мирче, в убийстве которого, несомненно, подозревал меня. Правда, торопиться им некуда, расправиться со мной они успеют в любую минуту...
Мы мчались на юг, по автостраде на Болград. Но у Чимишлия "Мерседес" свернул направо, и мое предположение, что едем на виллу, оказалось ошибочным. Уж не надеется ли Петрунеску днем пересечь румынскую границу?.. Все возможно...
Минут через сорок мы свернули налево на малоезженую грунтовую дорогу, засыпанную лишь в низинах гравием. Виноградники и сады по обочинам сменились лесом, поначалу молодым и редким, но по мере продвижения вперед деревья крупнели, сплетались наверху кронами, образуя своеобразный тоннель, прохладный, манящий к отдыху.
К лесу у меня было особое, благоговейное отношение; я любил его больше, чем море и предпочитал проводить отпуск в Подмосковье, а не на Черноморском побережье, куда многие москвичи устремлялись летом. Но то было другое время и другие обстоятельства...
Еще минут двадцать ехали по узкой лесной просеке и, наконец, перед анми открылась небольшая поляна, на которой слева возвышался двухэтажный деревянный терем, какие мне доводилось видеть лишь на картинках: резное крыльцо с витыми колоннами, резные наличники окон, резные карнизы. Все однотонное, чистое, словно выточенное из янтаря; и солнце, отражаясь от стены, слепило огненным бликом.
Терем построен совсем недавно: нет ещё ограды, в обозначенном столбами палисаднике видны молодые саженцы яблонь, черешни, виноградника.
Я припарковал "Волгу" рядом с "Мерседесом", остановившемся под кроной могучего дуба, подождал, пока выйдет патрон, и пошел за ним к терему. Навстречу Петрунеске уже спешил мужчина в белой сорочке, вышитой у ворота и на рукавах национальным орнаментом, в синих просторных шароварах и легких чувяках. Ему было лет пятьдесят, лицо с запорожскими вислыми усами, и серые глаза выдавали в нем скорее украинца, чем молдаванина. На крыльце стояла женщина тоже в национальном одеянии: белой вышитой блузке и широкой черной юбке. Она была моложе мужчины лет на пятнадцать, симпатичная, кареокая, хотя и рано располневшая.
Петрунеску поздоровался с мужчиной и женщиной, по-холопски склонившими перед ним головы, и вошел в терем. Мужчина и женщина засеменили за ним.
Внутри терема оказалось гораздо просторнее, чем виделось снаружи: пять комнат только на первом этаже пока ещё с самой необходимой мебелью: диванами, столами, креслами, без роскошных ковров, которые любил Хозяин и устилал ими все, где ступала его нога, и без портьер.
Управляющий - такова, видно, должность встретившего нас мужчины, повел Петрунеску на второй этаж, рассказывая на украинском, что сделано за последние дни, женщина заторопилась на кухню, а я остался в гостиной, наблюдая из окна за пассажирами "Мерседеса", улегшимся на траве под дубом и весело о чем-то болтающих. Шофер "Жигулей" из кабины не вышел, а его пассажиры, гаишники, лейтенант и сержант, в форменных рубашках с короткими рукавами, из-под которых выглядывали бугристые бицепсы, направились в дом. Вошли в гостиную и бесцеремонно уселись на диван. За ними явился И Руссу. Саракуца присоединился к компании из "Мерседеса".
Из разговора гаишников, обсуждавших события в Москве, я уловил, что в Молдове вместе с советскими воинами за порядком наблюдают и полицейские, что якобы Снегур высказал одобрение введению чрезвычайного положения и поддерживает ГКЧПистов. Правда, говорили стражи порядка о своем президенте с насмешкой, явно выражая неодобрение его политики.
Управляюший спустился со второго этажа и передал, что Хозяин просит меня и Руссу подняться к нему.
Комната на втором этаже, где в мягком кресле восседал наш босс, была обставлена в стиле Петрунеску - с коврами на стенах и на полу, с дорогой, сверкающей полировкой мебелью. Но я сразу забыл о роскоши, глянув в холодные, не сулящие ничего хорошего глаза шефа.
- Садитесь, - указал он кивком на диван напротив. - Итак, мой любезный подопечный, скажи как на духу, кому ты звонил из телефона автомата? уставился он на меня своим пронзающим взглядом.
- Пытался позвонить, - поправил я шефа, беря себя в руки, стараясь ничем не выдать волнения. - У вас в квартире у меня со Скородумовым состоялся неприятный разговор о подарке Альбины - красных "Жигулях". Он просил отдать их. Я отказал, а потом передумал. Вот и решил позвонить. Но телефон был занят.
- Ты интеллигентный человек и знаешь, что подарки не передариваются, отрубил Петрунеску. - И знаешь - подарок не только Альбины, но и мой. Допустим, ты говоришь правду. Допустим, - повторил он, давая понять, что не верит моему объяснению. - А за что ты убил Хадырке?
- Он напал первым, - этот вопрос я ждал давно и приготовил ответ. - Я застал его за подслушиванием вашего разговора с Михаилом Михайловичем. Вот он и решил не оставлять свидетеля. Он давно хотел разделаться со мной, когда я догадался, что это он убил жену и Петрю Супруне и намекнул ему об этом.
- Почему же ты сразу не доложил мне?
- У вас были свои серьезные проблемы, и я не хотел отвлекать вас...
- Пожалел! - прервал мое оправдание Петрунеску. - Встал и прошелся в задумчивости по комнате.
- Разреши, шеф? - вмешался в разговор Руссу.
- Давай, - снисходительно кивнул босс.
- Этот москаль сразу мне не понравился. Все он врет. Дайте мне его, и через десять минут я вытрясу из него все вместе с говном.
- Подожди. Он ещё не на все вопросы ответил. - Петрунеску остановился напротив меня. - На кого работал Хадырке?
- Не знаю. Говорил, что на большое начальство. И мне предлагал переметнуться. - Для подтверждения я достал из кармана пленку и протянул ему. - Можете удостовериться.
Он взял, повертел в руках. Спросил, не скрывая сарказма:
- И чем же я заслужил такой твоей преданности?
- Вы сами говорили, что у меня другого выхода нет. И действительно, встаньте на мое место...
- Положение незавидное. Но ты прекрасно понимаешь, кто его создал.
- Понимаю. Понимаю и то, что кроме вас, меня никто не вытащит из этой ситуации. Уж коли наши отказались обменять... Потому и служу вам верой и правдой. Разве вы не убедились? Прикажите еще...
- Что я могу тебе приказать, - глубоко и грустно вздохнул Петрунеску. - Нас обложили со всех сторон. И ваши генералы церемониться не станут... Куда хочешь: в Италию, в Америку, в Ирак? Временно, разумеется. Думаю, у власти эти новоиспеченные президенты долго не удержатся. Шторм одной волной не кончается. - Помолчал. - Можно и в Москву, если считаешь, что сможешь оправдаться. Потом мы тебя найдем.
- Куда прикажете или посоветуете, - лицемерно заявил я, подавляя радость при одном слове "Москва". Напрасно бос надеется, что ему удастся вырваться за границу. Я не сомневался, что все пути туда перекрыты. Уж коли самого Амина с его войском нашим спецназовцам удалось обезвредить, то этого спортивного президентишку они прихлопнут, как муху. Но надо не расслабляться, наступает самый ответственный момент. Руссу вон как агрессивно настроен. Лучше всего, конечно, смыться; такие возможности уже предоставлялись и ещё будут, но очень уж хотелось посмотреть, как арестуют моих истязателей и торжествовать над ними победу.
Лицо Ионы Георгиевича смягчилось, и он опустился в кресло.
- Хорошо. Ответь ещё вот на такой вопрос: может ли небольшой пассажирский самолет уйти ночью от перехватчиков и вообще от средств ПВО?
"Вот зачем я ему нужен, - окончательно убедился я, - и зачем он катал меня "Пчелке".
- Трудная задачка. Многое зависит от того, кто будет сидеть за штурвалом пассажирского самолета, от его смекалки и военной подготовки, какой он выберет маршрут для пересечения границы, - решил я не лишать надежды Петрунеску. - А здесь Румыния - рукой подать.
